Профессор университета пришел, когда я был дома. Бледный, худощавый, с густым ежиком седых волос, он, еще не увидев Берегиню, высказал надежду, что во имя науки я подарю этот, как он выразился, уникальный экземпляр речной фауны кафедре биологии.
– Больше ничего не придумали? - несколько дерзко вырвалось у меня.
– Видите ли, тут нужно поступиться личным престижем, - назидательно оказал он.
Сгоряча я хотел было послать его куда подальше, но потом, чтобы он раз и навсегда отказался от мечты завладеть Берегиней, придумал вот что:
– Подождите минуту, у меня там не все прибрано, - сказал я перед тем, как войти в гостиную.
Быстро подошел к аквариуму, вцепился в его стенки и настроился на волну Берегини.
– Прошу тебя, превратись в лигуха, - шепотом сказал я.
Она поняла, что ей грозит опасность, и, не спрашивая ни о чем, вмиг изменила внешность.
– Пожалуйста, проходите, - пригласил я профессора. - Вот она, моя русалочка. Люди несколько преувеличивают, она совсем не похожа на человека, но, согласитесь, при известной доле воображения можно дорисовать и девичью голову, и руки.
Профессор заглянул в аквариум, и лицо его разочарованно вытянулось.
– Да это же головастик, только огромных размеров. Если присмотреться, и впрямь есть что-то от женской фигуры, но не настолько, чтобы визжать от восторга, как одна моя знакомая…
Я остался доволен. Немного покрутившись у аквариума, профессор осмотрел комнату, видимо, чуя пкакой-то подвох, но, не увидев ничего подозрительного, вышел, недовольно бормоча: - И выдумают же… Русалочка…
– Но если вы биолог, должны заинтересоваться величиной головастика, - поддел я.
– Мало ли в природе аномалий, - пожал он плечами.
Этот визит еще более насторожил меня. Я предупредил Людмилу, что мы можем лишиться Берегини - приедут из какого-нибудь центрального научно-исследовательского института и заберут ее.
– А тебе не кажется, что скрывать ее антиобщественно? - неожиданно сказала она.
– Мне кажется, куда антиобщественней извлекать из ее существования корысть, - отрезал я. Это было намеком на то, что жена в последнее время стала отсеивать любопытствующих, приглашая в дом тех, кто мог быть ей чем-то полезен.
Натолкнула ее на это базарно-мудрая Благушина, ее давняя приятельница, умеющая извлекать пользу даже из фонарного столба под своим окном: разбив на нем лампочку, заколотила в него гвоздь и протянула между ним и стеной дома бельевую веревку.
Словом, Людмила научилась использовать Берегиню для облегчения нашего быта и уже не представляла себе жизнь без нее. Надо было теперь видеть, как она ухаживала за аквариумом, чистила его, меняла отмирающие растения, следила за тем, чтобы рыбы не мешали русалочке.
– Наша золотая рыбка, - нежно бормотала она, затеняя гротик валлиснериями или устраивая открытые лужайки, чтобы русалочке было где порезвиться. Я даже сердился на нее за то, что так долго возится в воде. Еще бы не дорожить Берегиней: при желании можно было достать любой дефицит, стоило лишь пообещать кому-нибудь показать русалочку.
Если бы жена знала, что русалочка разумное существо, она, вероятно, устроила бы на дому цирковые представления, и я не раз предупреждал русалочку не выдавать себя. Она, кажется, поняла, в чем дело, и теперь, когда кто-нибудь приходил к нам, ограничивалась лишь тем, что пару раз всплывала на поверхность воды, а затем пряталась в гротик. При неугодных мне, однако неизбежных демонстрациях она по условленному знаку - я трижды стучал ногтями по стенке аквариума - выплывала из гротика в облике безобразного головастика и тем самым сбивала интерес к себе.
Однажды, вернувшись домой раньше обычного - после совещания уже не пошел на работу, - я не застал дома никого.
Подошел к аквариуму и стукнул в стекло, вызывая Берегиню.
Она не выплыла, и я решил, что она спит. Вскоре меня охватила тревога, я опять постучал по стеклу. Обычно Берегиня сразу узнавала мой стук и радостно подплывала к стенке аквариума. Но сейчас что-то случилось. Пришлось лезть в воду рукой, я не люблю, это делать и своим запрещаю без надобности соваться туда, но сейчас не выдержал, обшарил гротик.
Он оказался пуст. Берегиня исчезла!
Я бросился к телефону, позвонил в школу, попросил на перемене срочно позвонить домой преподавательницу русского языка Людмилу Семеновну Белову. Через пятнадцать минут раздался звонок. Людмила, оказывается, уже знала обо всем: учительница младших классов доложила ей, что ее сын, Валерий Белов, умудрился принести в школу какую-то чудную рыбку, Игрался с ней, а потом стал неизвестно от чего плакать. Словом, я понял, что с Берегиней что-то случилось. Людмила сказала, чтобы я никуда не уходил, она сейчас придет домой.
Вернулась она с Валерой. Лицо сына была заревано, в руках литровая банка. Я бросился к нему, выхватил банку. В ней живая-здоровая плавала Берегиня, но глаза ее были грустны.
В этой тесной посудине русалочке было явно не по себе. Мальчишки наверняка брали ее в руки, и она выскальзывала на пол.
Я даже вздрогнул от воображаемой картины. Первым моим побуждением было дать Валерке хорошую оплеуху, но, увидев его побитый вид, я сдержался.
– Папочка, честное слово, больше никогда-никогда не вынесу ее из дому! Прости меня! Так хотелось показать ее в классе! Они ведь не верили мне. - Валерка разрыдался. - Марыничев как схватит ее, - стал рассказывать он, всхлипывая, - а она как вырвется, как упадет, я поднял ее, опустил в банку, смотрю, а там уже и не русалочка вовсе, а чудовище какое-то. Ребята стали смеяться надо мной, а потом чуть не отлупили, говорили, что надул всех, хотели отобрать у меня банку, но я схватил ее и скорей к маме в учительскую. А по дороге домой она опять в Берегиню превратилась! - Глаза его сияли.
– Виктор, что за чушь он говорит, а? Неужели она умеет превращаться? - Людмила вопросительно смотрела на меня.
Я ничего не сказал, осторожно опустил Берегиню в аквариум и вышел на балкон покурить.
– Папа, она как царевна-лягушка? - наступал на меня Валера, все еще виновато моргая.
– Тебе, вероятно, показалось, - сказал я как можно спокойнее.
– Да нет же, все ребята видели!
– Показалось, - твердо сказал я. - Видимо, такое было освещение, что вам кто знает что почудилось.
Валерка от моего неверия сразу потускнел. Но я не сдавался, стал убеждать, что такое бывает - вдруг померещится всем сразу не то, что есть на самом деле. И в конце концов, кажется, убедил его.
А через день, придя домой, услышал из гостиной восторженные вопли. Валера с Аленкой сидели у аквариума, хлопали в ладоши и визжали.
– Что здесь происходит? - спросил я как можно строже, уже чуя нечто неладное.
Дети схватили меня за руки и потянули к аквариуму. Вначале я не понял, в чем дело: Берегиня металась в воде, а за ней волочился какой-то предмет. Не в силах избавиться от него, русалочка в отчаянии оглядывалась назад.
– Валера сделал Берегине карету, как у царевны-лягушки! - восторженно объяснила Алена. - А Берегиня - представляешь! - вдруг сказала человечьим голосом: “Осторожней, не сделай мне больно!” Я опешил.
– Валера, скажи, что она выдумывает, - с надеждой произнес я.
– Нет, правда! - блестя глазами, торжественно заявил он. - Берегиня умеет разговаривать! Вот расскажу в классе, опять не поверят.
Я стиснул зубы. Неужели Берегиня научилась контактировать с людьми напрямую? Это грозило ей большими неприятностями. Молча я отцепил от нее вожжики-леску, привязанные к карете из спичечных коробков и тетрадных скрепок.
Вечером Людмила спросила меня:
– Что там дети болтают, будто Берегиня разговаривает?
– Именно болтают, - успокоил я жену. - Все им что-то чудится: то ее превращения, то разговор. Впрочем, это оправданно - для них она сказочное существо.
Наконец-то вернулся Дроботов. Из Средней Азии он принес ворох впечатлений, коллекцию камней и фотографию окаменевшего следа динозавра. Мы сидели на кухне за бутылкой “Старинного нектара”. Слушая его сбивчивый рассказ о красотах ониксовой пещеры, о таинственных звуках, раздававшихся по ночам возле стоянки геологов, я предвкушал впечатление, какое произведу на него Берегиней, о которой пока умалчивал.
Дроботов был так захвачен собственным рассказом, что долго не видел моей улыбки, а когда наконец заметил, спохватился и подозрительно замолчал.
– Ты чего? - сказал после некоторого молчания. - Впрочем, совсем забыл: тебе рассказывать о чудесах бесполезно - все равно не поверишь. Но вот перед тобой фото. Или думаешь, что этот великанский след я сам выдолбил в камне?
– Почему бы и нет? - поддел я его, и Дроботов готов уже был взорваться, когда я встал и пригласил его в комнату с аквариумом.
– Что, новое приобретение? - кисло спросил он на ходу, явно расстроенный тем, что даже сейчас, когда явился с таким грузом диковинных новостей, не нашел во мне должного отклика.
– Крепче держись за стул, - предупредил я и трижды постучал по стенке аквариума.
Как и следовало ожидать, Берегиня выплыла из гротика в облике лигуха, но и в таком виде очень удивила моего друга:
– Ну и уродинка! - воскликнул он. - Впервые вижу такого огромного головастика. Где ты его откопал?
– Уродинка, говоришь? - усмехнулся я.
– А то нет? Ни у одного аквариумиста я не видел ничего подобного.
– Это верно, - согласился я и торжественно стукнул по стеклу один раз, давая Берегине понять, что пора обрести свою красоту.
Каково же было мое недоумение, когда русалка ни на этот знак, ни на несколько последующих никак не отреагировала, продолжая оставаться в облике безобразного головастика. Вот так номер! Это была явная забастовка. Я виновато взглянул на друга и, не теряя надежды, еще раз щелкнул по стеклу. Лигуха скрылся в зарослях.
– Да, забавная живность, - скучновато сказал Дроботов.
Я хотел было рассказать, что за чудо на самом деле этот головастик, но потом раздумал: пусть лучше Берегиня, когда захочет, сама увидит моего друга.
Заметив мое огорчение, Дроботов хлопнул меня по плечу и великодушно сказал: - А вдруг это какая-нибудь жаба-мутанка?
– Приходи завтра, - сказал я, решив как можно быстрее узнать у Берегини, в чем тут дело. - Покажу тебе незто, чего не увидеть ни в Азии, ни в Африке.
Дроботов ушел заинтригованным, а я тут же бросился к аквариуму.
– Эй, - гневно сказал я, обхватывая стеклянные стенки. - Выходи, у меня есть о чем поговорить с тобой.
Берегиня тут же выплыла из гротика, показалась мне еще прекрасней. Правда, личико ее было хмуроватым.
– Что случилось? Я ведь стучал, как условились.
– Надоело.
– Что надоело? - опешил я.
– Когда тебя постоянно осматривают. Это неприятно и даже болезненно,я устала.
– Хорошо, отдохни, - согласился я, подумав о том, что мы и в самом деле замордовали это удивительное существо постоянными демонстрациями гостям, знакомым и незнакомым.
– Не обижайся, - сказала Берегиня, усевшись на обросшую мхом рапану. - Хочешь, расскажу о своей жизни в речке?
Я молча кивнул. Она явно чувствовала себя виноватой, и меня тронуло это.
– Крепче обними мою стеклянную клетку.
Я плотнее прижал ладони к стенке аквариума, и в тот же миг очутился в диковинном царстве, не сразу сообразив, где я и что со мной. Лишь значительно позже понял, что Берегиня на какое-то время дала мне свое видение прошлого и превратила В некое мелкое водоплавающее. Настолько мелкое, что придонные рыбы, важно лежащие на дне речки, казались огромными подводными лодками, а в цветке белой кувшинки можно было оборудовать себе дом. В этом великанском царстве Берегиня приобрела величину девочки, я посматривал на нее с некоторым страхом.
– Не бойся, - проговорила она, поймав меня в ладонь, и я на себе испытал, как неприятно, когда тебя разглядывают. - Вот здесь я жила, пока ты меня не выловил. Смотри, как тут красиво и просторно, не то что в твоем аквариуме. И вода чистая. А вон то клубящееся облачко - рачки дафнии. Не узнаешь? Да-да, те самые, трупиками которых ты кормишь своих рыб. Посмотри, какие они прекрасные на воле, живые. Хочешь, покатаю тебя на водяном ослике? Нет, давай лучше проведаем моего приятеля жука-водолюба. Он сорвет тебя водяной орех чилим, и ты будешь жить долго и счастливо. Поплыли. Осторожней, это вовсе не сухой лист, а морской скорпион. Если его не трогать, он безобиден, но коль заденешь, пеняй на себя. Впрочем, тебе ничего не угрожает - ведь все это лишь в нашем воображении.
Я и впрямь чувствовал себя в безопасности, будто находился в защитной камере. С любопытством, изумлением рассматривал мир речной заводи с островками лилий на воде, подводными травами и цветами. Надо мной вдруг завис огромный колокол из пузырьков воздуха.
– Его соорудил паук-серебрянка, - мимоходом объяснила Берегиня, и мы поплыли дальше. По дну речки расхаживала какая-то птица.
– Это моя подружка оляпка. Люди считают, что среды птиц и рыб - две несовместимости, а вот оляпка соединила их: она живет и в воде, и на суше, на деревьях. Но что-то я не вижу водолюба. Сейчас заход солнца, и он, должно быть, любуется им. Поплыли наверх!
Мы всплыли на поверхность заводи, и сердце мое восторженно заколотилось. Над водой бушевала снежная метель, подсвеченная розоватыми лучами заката. Зрелище было настолько романтическим, что я замер. Вышел из оцепенения, лишь когда ощутил, что кто-то теребит меня за плечо.
– А? Что?! - вскрикнул я.
Обхватив меня за плечи, рядом стояла Людмила, в слезах, и пыталась оттащить меня от аквариума.
Я стер со лба испарину, подошел к дивану и лег.
Людмила плакала.
– Ну чего ты? - стал я грубовато утешать ее. - Засмотрелся, задумался, а ты уже в панике.
– Витя. - Людмила всхлипнула. - Она изведет тебя. Почитай в энциклопедии… За русалками водятся такие особенности. И Благушина сказала мне…
– Глупости, - отмахнулся я, вспоминая только что виденное. - После работы хочется отдохнуть. И тебе рекомендую медитации у аквариума.
– Нет, Витя, ты как-то нехорошо наклонился над аквариумом. У тебя вид отрешенного, ты живешь в нереальности…
Теперь я стал осторожней. Выбирал время, когда Людмилы не было дома, и путешествовал в мир Берегини. С каждым разом это остановилось все необходимее. В конце концов я и впрямь научился отдыхать у аквариума, как на лоне природы.
Обычно я возвращался с работы домой в душном, битком набитом автобусе, и каким это было удовольствием - очутиться в лесу, на берегу речки или прямо в ее прохладной воде. До сих пор я представлял духовную жизнь как нечто состоящее из чтения, походов в театр, кино, дружеских бесед. И вот оказалось, что есть иные, до сих пор неведомые мне формы духовности. В мире Берегини не было книг, но была способность проникать в суть другого существа. Берегиня не знала, что такое телевизор, зато умела с помощью воображения так перемещаться в пространстве и времени, прихватив с собой и меня, что создавалась полная иллюзия истинного путешествия.
Я глубоко ошибался, полагая, что мир ее ограничен лишь заводью подмосковной речки. Была ли это память предков или что-то иное, но в каких только местах мы не побывали! Плавали в холодных пространствах Печоры и Юкона, в голубых водах Ориноко и Байкала, я узнал вкус воды горных озер и артезианских колодцев. Леса, прерии, долины и холмы - все бугры и выемки нашей планеты я почувствовал, пропустил сквозь себя. Встречались водоемы, где я задыхался, дергался в судорогах от удушья - настолько они были отравлены человеком.
А Берегиня, вероятно, не без умысла перемещала меня из прозрачных источников в испорченные, мутные лужицы, а оттуда вновь в кристально чистые воды.
Однажды я уехал в месячную командировку в Сибирь. Мне довелось побывать на Алтае, в горах. И там, в свободные часы, я вспоминал о Берегине.
Вернувшись в город, я поехал домой, и первым моим желанием было увидеть русалочку. Ключ плясал в моей руке, пока я в нетерпении открывал дверь. Было лето, и в этот жаркий полдень комната должна быть залита солнцем. Сбросив в передней туфли, я с ходу толкнулся в гостиную. Быстрым шагом направился к аквариуму и замер… На стеклянной стенке, перевесившись через нее так, что “туловище” согнулось пополам, висел огромный желтый лигух. Вода в аквариуме была мутной и зловонной. Я смотрел на лигуха, в котором ничто не напоминало Берегиню.