— Даже в маске? И кого ж ты там поимел?..
— Кассира...
Ответ вызвал новый взрыв хохота.
— Бабу?..
— Нет. Мужика.
Смех грохнул с такой оглушительной силой, что у бизнесмена зазвенело в ушах. Он никак не мог понять, что смешного в разбойном нападении на обменный пункт.
Четверо зэков спустились с верхних шконок, чтобы получше разглядеть юмориста. Увидев это, Хряк пинками загнал их обратно:
— Ну-ка, давай на «пальму»!..
Арестанты шустро, как орангутанги, полезли наверх. Один из арестантов, лежащих под нарами, тихо шепнул:
— Сто тридцать вторая — это, кажется, изнасилование.
Бивень ответил на это ударом тапка по голове. Голова исчезла.
Совершенно сбитый с толку, Толстых изменился в лице:
— Ой, спутал...
Позабыв про запрет, он на ватных ногах побрел к ближайшим нарам и сел на нижнюю полку рядом с Бивнем.
Из ступора его вывел грозный окрик смотрящего:
— Куда сел, падла!!
Он замахнулся на Толстых здоровенным кулаком. Бизнесмен мгновенно вскочил.
— На «пальму»!! Живо!!
Толстых неуклюже полез на верхнюю шконку и сидел там часа два, пока «семейники» без спросу не разобрали его сумку. Сам факт того, что делали это без разрешения хозяина, лишний раз доказывал, что хата «неправильная».
Вынимая продукты, довольный Хряк обратился к Бивню, кивнув головой в сторону груды деликатесов:
— Богатенький Крокодил...
Слегка ударил кулаком по сетке над головой:
— Шматок, чаю сваргань!
Арестант быстро спустился со второй полки. Засуетился с кипятильником, сделанным из двух бритв. Толстых уныло наблюдал за этой картиной, свесив нога с верхней полки. Рядом притулились два зэка—собрата по тюремной иерархии.
Бивень оторвал задницу от шконки, сладко потянулся, чуть не заехав кулаком в нос одному из арестантов. Ему на глаза попались кроссовки новичка.
— Здесь в таких «чушки» ходят. А у тебя серьезная статья.
Он театрально вздохнул, с деланным сожалением взглянул на свои спортивные тапочки.
— Придется свои дать. Настоящие. Ваковские.
Бивень спокойно начал стаскивать с него кроссовки и как бы между прочим спросил:
— Не против?..
Толстых промолчал. Что он мог сказать? Он наблюдал, как с него снимают кроссовки, с обреченностью крестьянина, у которого большевики отбирали последний мешок картошки.
Избавив бизнесмена от обуви марки «Адидас», уголовник поставил добычу под нары, вместо этого извлек оттуда же старые, заскорузлые ботинки без шнурков и швырнул их в сторону новичка. Геннадий поймал ботинки, которые и бомж с помойки не возьмет.
Пряча усмешку в уголках жесткого рта, Бивень подбодрил подавленного коммерсанта:
— Теперь ты в законе!..
Другана поддержал Хряк, который в этот момент обнюхивал палку твердокопченой колбасы, извлеченную из чужой сумки:
— Не дрейфь, Крокодил!.. Если с воли «греть» будут, не тронем!..
Бивень добавил:
— Слазь. На место Шматка ляжешь.
Последний обиженно произнес:
— А я?..
— А ты на «пальму».
Понижение в статусе братку не понравилось, но спорить он не стал. Как все примитивные люди, он уважал силу авторитета. Не веря своему счастью, Толстых перебрался на среднюю полку.
Вечером чифирили. Процессом руководил специалист с одноименным погонялом. При помощи кипятильника Чифирь вскипятил воду в литровой железной кружке и бухнул туда полпачки заварки. Дал пропариться. Через десять минут распущенные листья упали на дно, а черную, почти как деготь, жидкость профильтровали через марлю. Затем чифир пустили по кругу...
Толстых, как и все, сделал два глотка обжигающе горячей жидкости.
Его тут же передернуло от насыщенного, терпко-горького вкуса, внутренности непроизвольно и конвульсивно съежились. Дрожь пробила до самого нутра.
Сердце понеслось в бешеную скачку. Какое-то время он чувствовал прилив энергии, потом его сознание словно изменилось. Унылые цвета вспыхнули яркими красками. Ему показалось, что это и не камера вовсе, а космический челнок, болтающийся где-то в миллионах световых лет от цивилизации, да и те, кто здесь собрались, никакого отношения к обществу людей не имели. Их просто выбросили в межзвездное пространство как человеческий шлак. Страх цепко ухватился за сердце. На периферии сознания появилась страшная мысль, что он уже никогда не выйдет из этого забытого богом челнока...
* * *
Стеклянные двери банка услужливо разъехались в стороны, словно поделили мир на две части. Там, снаружи, сновали люди, закрученные в спираль повседневных забот. Здесь, в сиянии холодного мрамора и зеркал, все дышало солидностью и уверенностью в завтрашнем дне. Вошедший, молодой парень, на минуту застыл. Барышня в деловом костюме, проходившая мимо, приветливо улыбнулась, и этот мимолетный знак внимания напомнил Косте Григорьеву, что в этом заведении опозданий не любят.
Двадцатилетний юноша надеялся получить здесь работу и вполне мог рассчитывать на положительный ответ. Служба в воздушно-десантных войсках, лицензия охранника, да и пришел он сюда по рекомендации армейского друга Сашки Веселовского, работавшего здесь же банковским секьюрити. Сегодня дежурил как раз он. Заметив Костю, шагнул к нему. Друзья обменялись крепким рукопожатием.
— К шефу?
— За ответом. Хорошо бы — взял...
Месяц назад Григорьев сдал документы на проверку и теперь ожидал вердикта начальника службы безопасности. Веселовский дружески хлопнул его по плечу:
— Не робей, прорвемся! Начальник — нормальный мужик. Возьмет, я ж за тебя поручился... Слушай, на днях нашего взводного встретил. Знаешь, где он сейчас трудится? — Саша заразительно рассмеялся: — В «Шапито»!.. Что называется, человек нашел свое призвание...
Костя взглянул на настенные часы.
— После расскажешь. Мне пора...
— Правильно, время — деньги. Ладно, ни пуха!..
Встреча с приятелем Костю немного взбодрила, но смутное беспокойство не проходило. Шагая вдоль длинной вереницы дорогих дверей со сверкающими ручками, он пытался разобраться, откуда возникло нехорошее предчувствие. Подойдя к комнате с табличкой «Начальник службы безопасности Мухин И. С», он взял двадцатисекундный тайм-аут, собрался и уверенно постучал в дверь.
Для начальника службы безопасности банка комната выглядела несколько аскетично. Слева, у самой двери, массивный сейф, вдоль стены шкаф, украшенный вереницей спортивных кубков. Хозяин кабинета явно гордился своим спортивным прошлым.
За широким полированным столом сидел лысоватый мужчина средних лет. Он оторвался от экрана монитора и смерил Костю внимательным, оценивающим и в то же время немного разочарованным взглядом, словно хотел заглянуть в его черепную коробку, но что-то ему мешало. В том, как он быстро опустил глаза и молча указал на стул, Костя уловил недобрый знак. В прошлую встречу шеф выглядел намного радушней.
— Здравствуйте. Вы сказали сегодня подойти. Начальник откинулся в кресле, скрестил руки на груди. Тон оказался под стать взгляду — сухой и безжизненный, как у диктора, объявляющего остановки в метро.
— Григорьев?..
— Да. Константин Валентинович.
Мухин взял со стола пижонскую ручку-«паркер», повертел в руках, словно впервые ее увидел, и сухо произнес:
— Вот что, Константин Валентинович, не подходишь ты нам...
Костя растерялся: всего одна фраза — и надежды разбились, как хрупкая фарфоровая чашка.
— Почему?!
Начальник охраны мельком взглянул на расстроенное лицо парня, неловко улыбнулся:
— Почему, почему... Не подходишь!
— Но вы хоть объясните. Лицензия у меня есть, допуск к оружию имеется, армию отслужил...— В голосе Григорьева прозвучало недоумение. И обида.
— Все это хорошо... Отец у тебя судимый, вот какое дело.
— Ну и что?!
— А то, что у нас банк. Здесь жесткие правила.
Костя не мог понять, о чем он говорит. Что у них здесь за служба безопасности, если не смогла выяснить элементарных вещей.
— Так отец давно умер. И судим был за аварию. Он в такси работал...
— Если б за аварию... За убийство.
Григорьев не понял, о чем он толкует. Начальник рассматривал свой «паркер», не поднимая глаз.
— Какое убийство?! Не может быть!..
Мухин достал из папки документ, содержание которого он, судя по всему, знал наизусть.
— Обычное убийство. Так что извини...
У Кости возникло стойкое ощущение, что шеф что-то скрывает, а шансов узнать, что конкретно, не давал никаких. Это окончательно вывело парня из себя. Задыхаясь от возмущения, он почти прокричал:
— Вранье все ваши бумажки!.. Просто повод! Так и скажите!..
Мухин, наконец, посмотрел на собеседника, и тот прочел в жестком взгляде окончательный приговор.
— Не повод, а безопасность банка... Иначе меня самого выгонят.
Костя рывком поднялся со стула и вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Какое-то время Мухин задумчиво смотрел ему вслед. Через пять минут начальник охраны забыл о существовании визитера. Он свято помнил здешнее правило: время — деньги.
Саша Веселовский поймал раздосадованного друга у самой двери.
—-Ну, как?..
— Сказал бы я, кто твой начальник... Тебя загружать не хочу, все-таки на него работаешь...
— Неужели не взял?..— На лице Сашки отразилось удивление, смешанное с чувством вины.
Косте не хотелось обижать друга, в конце концов, тот сделал все что мог. Изобразив улыбку, он произнес:
— Не бери в голову. Проживу и без этой конторы. Заскакивай завтра, посидим.
Те кто служил в десантных войсках, хорошо знают: дружба, родившаяся в суровых условиях, проносится через всю жизнь. Известие о том, что Костю не взяли на работу, расстроило Веселовского не меньше друга. Они сидели в комнате Григорьева — оба слегка хмельные, но не пьяные. Парней разделял столик, на котором стояли бутылка с остатками водки, рюмки, тарелка с немудреной закуской. Тихо звучал магнитофон, однако даже группе «Любэ» никак не удавалось разогнать тоску-печаль.
Молчание нарушил Саша:
— Да, обидно... И ведь место есть!.. Думал, вместе будем...
— Для блатных, гад, держит!
Костя не смог скрыть злость. Его достал этот непрошибаемый тупизм. Ежу понятно, что начальник просто нашел повод!
Армейский друг попытался вступиться за своего шефа.
— Я у него после спросил. Говорит, такие правила.
— Брось!.. Какие такие правила?! Хочешь сказать, что в банке ангелы сидят с кристально чистой биографией?! Ладно, не стоят они того...
Костя разлил по рюмкам остатки водки.
— Давай, за нашу сорок седьмую... Гвардейскую!
Друзья чокнулись и залпом опрокинули рюмки. Веселовский сменил тему:
— Кстати, так знаешь, кого взводный наш в «Шапито» охраняет?..
— Клоунов, наверное. Чтобы их сырыми яйцами не закидали.
Саша покачал головой.
— Не попал. Слонов и тигров. У них там аттракцион. Зато, говорит, семья сыта: мясо, овощи — все есть. Даже навоз для участка пригодился.
Костя усмехнулся:
— От зверюг еду отрывает?.. А на службе, помнишь? Суровый такой мужик. Все нотации читать любил, а теперь вот дерьмо из-под слонов выгребает...
Зазвучала любимая песня «Давай за нас. Давай, брат, до конца...». Костя увеличил громкость магнитофона. Дверь неслышно отворилась, в комнату заглянула Надежда Васильевна.
— Сделай потише, сынок, поздно уже!..
Костя послушно убавил звук.
— Обидно, мам. Отца за аварию посадили, а этот из банка мне про убийство «грузит». Что за чепуха?.. Я завтра пойду, разберусь.
— Конечно, за аварию. Но там человек погиб. Он не разобрался, наверное...— Костя уловил в голосе матери неуверенность и тревогу, и это ему совсем не понравилось.— Не ходи, не трать нервы зря. Другое место найдешь. Вон, у дяди Коли, на базе.
— Ну да!.. Или в «Шапито» — слонов охранять.
Саша понял, что пора собираться:
— Жалко, мы вместе работать хотели...
Надежда Васильевна вздохнула, как человек, знавший много больше, чем эти два молодых парня:
— Еще будете.
Костя чувствовал, что мать что-то недоговаривает. У нее было какое-то виноватое выражение лица, которое появлялось всегда, как только речь заходила об отце. Он прекрасно знал, что если она сама не захочет рассказать, из нее ничего клещами не вытянешь. Будет уходить от ответа или просто отмалчиваться... А вопросы оставались — много вопросов. Особенно после того, как его «прокатили» с работой в банке. Вопросы теснились в его голове, как люди в вагоне метро в час пик.
Тот босс из банка сказал, что отец сидел за убийство... Костя пытался сосредоточиться на этой мысли, но оставалось слишком много белых пятен. Получалось, что кто-то из них лжет: либо этот банковский крючок, либо мать. Костя никак не мог себе представить, что такой человек, как его отец, мог кого-то убить. И при чем здесь история с автокатастрофой?..
Вспомнилось лицо начальника службы безопасности. Почему он прятал глаза? Почему не сказал прямо все, что знает об отце?..
В тот день они отправились с мамой на кладбище. Погода выдалась пасмурной, солнце где-то пряталось за свинцовым потолком туч, вороны, эти вечные спутницы погостов, устроили при их появлении настоящий концерт, словно люди вторглись в их тщательно оберегаемую обитель...
Мать и сын расположились на скамейке, притулившейся рядом с двумя черными кусками мрамора. На одном из них была фотография пожилой женщины и надпись: «Борисова Тамара Петровна. 06.04.33 — 17.07.93 гг.». На другой — фотография мужчины тридцати— тридцати пяти лет и надпись: «Григорьев Валентин Андреевич. 14.09.57-21.02.95 гг.».
Сухие строчки, за которыми целых две жизни...
Надежда Васильевна молча достала из сумки букетик цветов, яблоко, кусочек хлеба, налила немного водки в пластмассовый стаканчик. Все это она аккуратно разложила на могильной плите...
Наблюдая за матерью, Костя испытал острый приступ жалости. Глаза, полные тоски, опущенные плечи, слишком много морщинок для сорокадвухлетней женщины. Захотелось, как в детстве, прижаться к ней и ощутить теплые ласковые ладони на своей голове... В тот момент он даже немного позавидовал слабому полу. Родись он девочкой, и такой поступок выглядел бы совершенно уместным, но он мужчина, более того, десантник, и не должен показывать свою слабость.
Справившись с эмоциями, Костя взял мать за плечи, усадил рядом с собой, разлил по стаканчикам оставшуюся водку, пустую четвертинку спрятал в сумку.
— Давай, мам, отца помянем. Уже восемь лет...
Костя давно заметил: водка, выпитая на кладбище, рядом с могилами близких, действует как-то по-особенному. От нее не пьянеешь, напротив, голова проясняется, приходит понимание того, что смерть отбирает близких всего лишь на время. А там, за чертой вечности, все увидятся вновь, и не будет больше загадок...
Надежда Васильевна слегка пригубила свой стаканчик. Погруженная в мысли, она механически кусала бутерброд, находясь где-то очень далеко от могил, сына, ворон и противного ветра, проникающего под одежду. Глядя на могилу отца, Костя произнес:
— Перед самым праздником умер...
— Да, перед праздником.
— Мама, ты ничего не хочешь мне рассказать?..
— Что тут расскажешь, сынок... Все под Богом ходим...
Они шли по центральному проходу. Костя держал мать под руку. Слева, возле самой дороги, он заметил свежую могилу. Памятник поставить еще не успели, и над холмиком земли возвышался простой крест. На металлической пластине была сделана надпись: «Оля Кольцова 1987-2003».
Мысли о бренности человеческого существования снова полезли в голову: «Девочка, совсем молоденькая... впереди была вся жизнь, надежды, мечты, любовь... А вместо этого — могильный холмик и разбитые сердца родителей».
Размышляя об этой несправедливости, он вновь вспомнил об отце:
— Расскажи мне, как он умер...
— Ну я же тебе говорила: умер в тюрьме, сердце не выдержало.