— Я всю жизнь жил бок о бок с соседями и не могу привыкнуть, что их нет. Съехали, а мне все кажется, что на минутку вышли, — ответил Павел, остановившись у одной из дверей.
— Понимаю, — сочувственно произнес Алекс, нарочно понизив голос, добавляя интимности.
Павел дернулся, тряхнул головой и завесился волосами. Спрятался.
— Где-то здесь может быть, — нервно сказал он спустя почти минуту, когда молчать стало совсем уж неловко.
Алекс шагнул вслед за ним в комнату, но Павел остановился так резко, что не налететь на него оказалось невозможно. Как и не воспользоваться ситуацией — Алекс зажал Павла в углу. Запустил руку под его растянутый свитер и поцеловал, плевать, что для этого пришлось привстать на цыпочки — оно того стоило. Тело под его руками почти сразу обмякло, будто из надувного шара выпустили воздух. Алекс чуть осмелел и просунул свое колено между чужих ног, насладился сдавленным стоном, почувствовал вполне определенный отклик, но заходить дальше поцелуев не рискнул — Павел мог и закрыться, счесть, что его принудили. Как бы то ни было, но Алекс Грант был уверен, что выбор: спать или не спать с кем-то — каждый человек должен делать сознательно.
========== - 5 - ==========
Пашку повело. Он не ожидал такого поворота и оказался к нему совершенно не готов. Растерялся. Поддался наплыву чувств, не соображал совсем ничего. Алик, мерзавец, целовался как бог, а потому Пашка совсем не ожидал, что он отстранится именно тогда, когда сам Пашка был готов сдаться. В ушах шумело, голова слегка кружилась, и было до чертиков обидно, что все закончилось вот так… Ничем. Алик молчал и стоял рядом. Дышал ровно. Пашка зло дернул головой, чувствуя, как внутри закипает гнев.
— Тебе не кажется… — начал он.
— Кажется. Но я предпочитаю все же спросить: не против ли ты продолжения?
— А то не ясно!
— Я застал тебя врасплох, и это было неправильно. Ты не похож на человека, который ляжет в постель с первым встречным. К тому же незащищенный секс, сам понимаешь…
— Я… — Пашка мучительно покраснел.
— Я тоже едва не потерял голову, — Алик улыбнулся. — Ты очень красивый.
Пашке показалось, что он собирался сказать нечто совершенно другое, и такая замена вызвала острое чувство благодарности. Услышать что-то вроде: «Ты очень податливый» или «Ты очень отзывчивый», - было бы неприятно. И теперь, когда муть вожделения, застилавшая сознание, медленно, но верно рассеивалась, Пашка начинал видеть произошедшее совсем иначе.
— Я не знаю, что на меня нашло, — буркнул он и отошел подальше, обнял себя руками.
— Кхм, ну я бы сказал, что желание потрахаться с привлекательным партнером вполне естественно, — Алик подошел ближе. — Просто нужно…
— Думать головой, а не другими местами, — закончил Пашка. — И ты совершенно прав, что остановился. Спасибо, наверное.
— Возможно, я не прав и нужно было сначала поговорить, но согласись, что сложно поднимать такие темы с малознакомыми людьми.
— Лучше сразу лезть с поцелуями? — Пашка не удержался, съязвил и посмотрел на Алика насмешливо.
— Зато сразу все кристально ясно: получил по роже — разговоры излишни. Спонтанные реакции — они самые честные.
— Угу.
— Я так и не понял: идти в аптеку за презервативами, или все-таки останемся просто друзьями? — Алик вложил столько иронии в это его «останемся друзьями», что в воздухе почти осязаемо повисли жирные кавычки, и Пашка не выдержал — засмеялся.
— Алька придет скоро. И я бы не торопился, наверное, но резинки пусть лежат, да?
— Конечно, — покладисто согласился Алик и добавил: — На случай внезапной страсти.
Пашка оценил попытку разрядить обстановку и тут же предложил поискать пальто. Чертово пальто! Куда его могли засунуть? Он с отвращением порылся в куче барахла в углу, заглянул в шкаф — нету. Алик открыл скрипучую дверцу древнего гардероба, попорченного жучком, и поморщился — понятно, что запах лежалых тряпок омерзителен, раз долетает даже до Пашки.
— Может быть, оно в другой комнате?
— Нет, это пальто Гертруда, покойного брата Рины Ивановны. Он ушел из дома и не вернулся, а она все ждала. Дочка не разрешила в новую квартиру хлам тащить, я помню, как они ругались.
— Гертруд? — Алик выглядел удивленным.
— Герой труда, мода была такая. Рина тоже по паспорту была Тракторина. Мода, говорю же, — Пашка залез в диван — последнее место, где могло оказаться проклятое пальто.
— Надо же! — Алик едва не присвистнул, когда Пашка вытащил на свет божий аккуратно переложенный пергаментной бумагой и стеблями сухой полыни сверток.
— У бабы Рины были своеобразные представления о хранении вещей.
Пашка встряхнул пальто и протянул его Алику. От пестрой ткани в старомодную елочку терпко и горько пахло травой.
— Тебе идет, — сказал Пашка, когда Алик натянул на себя обновку, и постарался не заржать — образ бомжа стал завершенным.
Алик с сомнением повернулся к пыльному зеркалу в гардеробе. Попытался поднять воротник, потом опустил: на его высокой сухощавой фигуре пальто покойного Гертруда смотрелось ничуть не хуже, чем на огородном пугале, к тому же было коротко. Он закусил губу и в конце концов тоже рассмеялся, махнув рукой:
— Жалко, что шапку пришлось выкинуть. Очень бы в тему пришлась. Народ бы рыдал от жалости.
— Я тебе свою одолжу, — пообещал Пашка. — И шарф. Будешь настоящим франтом.
— Спасибо, ты очень любезен. И раз уж мы закончили с поисками и одели, меня как настоящего парижского франта, то пора бы и порепетировать. Нет?
— О боже! Мы же не к концерту готовимся! — воскликнул Пашка, но посмотрел на удивленное лицо Алика и подумал, что тому, может быть, как раз и надо восстановить навыки. Что он будучи пьяным в зюзю, играл вполне пристойно, никак не гарантировало того же в трезвом виде. Подсознание порой играло странные шутки с людьми, Пашка это знал. Он согласился, хорошо, что у Альки две скрипки: — Ладно. Давай попробуем. Ты что-нибудь наиграешь, а я подхвачу.
Он указал Алику на вешалку, чтобы тот мог избавиться от пальто, и пошел в комнату за скрипкой. Наверное, репетиция все же удачное решение, иначе им обоим было бы неловко. Да и заняться все равно нечем. Пашка с сожалением вспомнил, что за интернет в этом месяце тоже не плачено.
Алик как порядочный долго разогревался и подстраивал скрипку. Пашка даже почувствовал раздражение, сидя с гитарой на стуле. Гаммы, какие-то невнятные импровизации, которые порой обрывались едва начавшись. Хотелось прикрикнуть, чтобы поторопился, но приходилось сдерживаться — куда спешить-то? До вечера все равно долго. Он встал и принес стопку нот, просто на всякий случай. Алик пролистал верхний альбом, отложил.
— Так что играем? — спросил он.
— Что хочешь, — пожал плечами Пашка.
Алик кивнул и довольно хорошо исполнил каприс Паганини, отдал должное канону Пахельбеля. Потом перешел к Вивальди и, кажется, совершенно забыл, что не один.
Пашка пытался щипать струны гитары, но музыка Алика была самодостаточной, и вмешательство только вредило ей. Подстроиться не получалось.
— А ты? Что ты сидишь как на именинах?
— Кхм, — Пашка откашлялся.
— Просил же, так и говори, что надо играть. Давай так: ты начинаешь, а я подхвачу, — Алик в раздражении крутанулся вокруг своей оси и замер напротив Пашки, буравя сердитым взглядом.
Все-таки некоторые слишком серьезно относятся к концертам в подворотнях, решил Пашка и назло, чтобы поставить на место зарвавшегося любителя классики, заиграл недавно вошедшую в моду испанскую песенку. Алик с полминуты вслушивался в ритм и неожиданно легко подхватил, улыбаясь так ехидно, что сомневаться не приходилось — коварный пашкин план провалился.
До вечера они перебрали бог знает сколько композиций. Что-то забраковали сразу — скромные возможности рядовой скрипки не позволяли, что-то не ложилось на гитару, но на часовое выступление наскребли. Алик продолжал бы и дальше терзать инструмент и Пашку, но приход Альки положил конец его мучениям — никогда еще он не был так рад видеть сестру.
— Вы что, даже и не поели? — Алька скрестила руки на груди и попыталась грозно посмотреть на обоих, но вышло скорее комично.
— Прости, заработались, — мягко улыбнулся Алик, и дуреха-Алька расплылась в ответной улыбке.
— Некогда было, — отрывисто бросил Пашка и пошел на кухню, испытывая острейшее желание придушить Алика. Или объяснить сестре, чтобы не строила планов на этого… индивидуума.
— Паш, ты чего? — Алька прибежала следом.
— Устал немного, — он достал кастрюлю и поставил воду для пельменей. — И поесть правда надо.
Алька покачала головой. Потрогала узкой ладошкой Пашкин лоб, пожала плечами и принялась трещать про то, как прошел день и что именно говорил Марк Израилевич на занятиях. Пашка был ей благодарен. И еще больше благодарен Алику, что тот проявил деликатность и не поперся вместе с ними на кухню, добавляя градус неловкости в общую атмосферу.
========== - 6 - ==========
По переходу снова несло стылым ветром. Руки мерзли, и оттого не всегда получалось сыграть чисто, но люди замедляли шаг, останавливались и слушали. Кто-то стоял долго, с четверть часа, кто-то едва дослушивал одну мелодию, кидал пару монет и шел дальше. Алекс следил за ними из-под полуприкрытых век и молился, чтобы не узнали. Хотя черная вязаная шапка, натянутая на уши, и отросшая рыжеватая борода делали лицо неузнаваемым, а пальто, внезапно оказавшееся довольно теплым, скрывало фигуру.
— Эй, а «Мурку» можете слабать? — какой-то поддатый тип остановился и теперь дышал перегаром почти в лицо.
Алекс опустил смычок. «Мурку» он тихо ненавидел — в свое время отчим издевался и говорил, что «сынок» не состоится как музыкант, пока не научится исполнять любимую народом классику. А народ питал нежную страсть к «Мурке», собачьему вальсу и «Семь сорок»…
— Пятьсот рублей, — наконец сказал Алекс. Забесплатно терзать себя он не собирался.
— Н-на! — пьянчуга сунул тысячную купюру опешившей Альке. — Играй!
Алекс сыграл, внутренне потешаясь над растерянным видом Павла — тому, видимо, никто не говорил, как стать настоящим музыкантом, поэтому исполнять заказ под удивленными взглядами сестры и брата было даже приятно. Пришлось играть еще два раза — на бис. Павел справился с потрясением и попытался кое-как подыграть. Алекса разбирал нездоровый смех, но дурацкая «Мурка» и вслед за ней «Семь сорок» вызвали настоящий денежный дождь.
— Пойдемте уже, я уже ужас как замерзла. Алик вон весь синий, — Алька распихивала по карманам заработок и косилась на брата, который от холода шмыгал носом.
— Я только за, — сказал Алекс, бережно убирая скрипку в футляр.
— Ага, сейчас в магазин и домой, — мечтательно протянул Павел, — но жуть как в супермаркет тащиться не хочется…
— Ладно, я схожу. Надо бы еще Алику брюки купить, а то совсем нехорошо.
— Алика в таком виде из магазина выпрут, — возразил Павел. — Сама глянь что-нибудь. В крайнем случае обменяем.
Алька закивала и убежала вперед, резво перепрыгивая через ступеньку, помпон на ее розовой шапочке весело раскачивался в такт.
— Через аптеку пойдем?
— Почему нет? — Алекс ободряюще улыбнулся.
— Тогда вот деньги, сам купи. Я подожду на улице.
— Стесняешься?
— Нет, просто не очень разбираюсь в вопросе.
Алекс пожал плечами, вручил Павлу футляр со скрипкой и вошел через стеклянные двери в ярко освещенный торговый зал. Глаза почти сразу остановились на нужном товаре — его никто не прятал подальше, наоборот, выставили на видное место. Он купил привычную марку, сунул яркую коробку в карман и, чуть поколебавшись, попросил не самую дешевую смазку — девственник ли Павел, было неизвестно, и небольшая перестраховка не повредит. Анестетик штука по-любому хорошая.
До дома дошли в молчании. Павел снова ушел в себя, и Алекс решил не мешать — может быть, он собирается с духом, чтобы первый раз лечь в постель с мужиком. Некоторым бывает тяжело решиться переступить некую грань. Алекс невесело вспомнил как было все у него — одноразовый партнер, подсунутый отчимом, и неловкость на следующий день, когда все раскрылось. Холодные глаза матери — слава богу, что от резких высказываний она воздержалась — и презрение в глазах ее мужа… Душевному равновесию все это не способствовало. Хотя — многие потом говорили, что в этот период его музыка стала особенно выразительной.
Павел топтался возле угла аптеки и от нечего делать пинал поребрик. Застигнутый за неблаговидным занятием, резко отвернулся и быстро пошел к дому. Алекс мысленно пожал плечами — нервозность была вполне объяснима, но таким поведением Павел скорее напоминал подростка, чем взрослую состоявшуюся личность. Он шел за едва различимой в темноте фигурой — освещение работало странно и включалось уже после того, как человек миновал фонарный столб, и думал, что может быть имеет смысл поговорить с Павлом. Развеять страхи, как-то ободрить. Беда только в том, что дипломатом он никогда не был, скорее несдержанным на язык и скорым на расправу — эмоции обычно захлестывали и заставляли действовать прежде, чем включался мозг.
— Алевтину не надо встречать? — спросил Алекс уже в квартире, где Павлу не удалось сбежать сразу.
— Не надо ее так звать, — тот поморщился, — Алька, просто Алька. Она ничего тяжелого покупать не будет, да и позвонит если что.
— Хорошо, — Алекс говорил негромко, самым успокаивающим тоном на какой был способен. — Перестань нервничать, никто тебя насиловать не собирается.
— Я знаю, — Павел взлохматил и без того растрепанную шевелюру. — Знаю, — повторил он.
— Тогда что? — Алекс подошел ближе, отсекая ему возможность сбежать.
— Не знаю. Я как будто собираюсь нырнуть с обрыва в реку и понятия не имею, отмель там или омут. Я трус, наверное.
— Обычная реакция, — Алекс хотел погладить Павла по щеке или хотя бы пожать руку, но не рискнул.
— Мне было стыдно даже в аптеку идти, прикинь? Как будто этим клушам есть до меня хоть какое-то дело. Но я испугался, всю жизнь здесь живу и…
— Нормально все. Перестань себя накручивать, — Алекс начинал злиться. — Из меня утешитель… Короче, хочешь — будет, не хочешь — забей. Не стоит создавать проблему на ровном месте, ограничимся сугубо деловыми отношениями. Давай, выдохни, и пойдем чай пить. Хотя, лучше, наверное, под горячий душ.
— Да, иди. Я пока согрею чайник.
Пашка открыл кран и долго смотрел на воду, пока она с бульканьем не перелилась через край. Тогда он как очнулся, поставил голубой эмалированный чайник на плиту, чиркнул спичкой — она догорела до конца и обожгла пальцы, газ включить Пашка напрочь забыл. Боль отрезвила. Да что такое в самом деле?! Как маленький все, пора бы уже начать принимать решения самому, а не перекладывать вину за ошибки на других. Палец пекло, пришлось сунуть его под холодную воду — не было печали, как завтра играть-то, если разболится?
За стеной зашумела вода, Алик принимал душ. Воображение против воли транслировало картинку обнаженного тела, гибкого, стройного тела. Что мешает двум взрослым людям получить обоюдное удовольствие? Только тупость и дурацкий страх одного из них. Пашка знал, чего боится — заразы. Бабуля умела нагонять страх ужасающими рассказами о триппере и генитальном герпесе, не стесняясь демонстрировать внукам ужасные фото с последствиями половой распущенности. Да, бабушка так и называла секс вне брака «половой распущенностью»… Как давно это было, но оказалось, что страшилки выбиты на подкорке, как на граните — не сотрешь. И стоило только дурману желания рассеяться, так сразу всплыли все детские страхи. Так и девственником помереть недолго.
Пашка с пятого раза зажег конфорку. Грохнул чайником по чугунной решетке: если Алик заразный, то через поцелуй все уже произошло. Если он заразный только снизу, то гондоны им в помощь, и вообще, тот же триппер последние лет сто вполне успешно лечится! Пашка прислушался — вода в ванной все еще лилась, а раз так, то стоило сделать решительный шаг и развеять сомнения.
Он зашел в ванную, аккуратно прикрыл за собой дверь и прислонился бедром к стиральной машинке. Алик обернулся на шум, удивленно вытянул губы трубочкой и сказал: