Когда её похищали, Наум легко сорвал ей сознание, и девушка беспокоилась, не помня, закрыта ли была квартира, как бы её не ограбили. Чужая же. Снятая.
Игорь первым вошёл в дом, когда она поделилась с ним своим опасением.
— Наташа, всё нормально, — доложил он, не только добросовестно обойдя комнату и кухню, но и выглянув на балкон.
На всякий случай он посидел с нею немного, пока она снимала бинты с ног, пока отмывалась в ванной комнате. Потом велел показать свой холодильник и ушёл уже успокоенный, что с такими продуктами она не пропадёт.
После ухода бесконтактника Наташа села на диван, где спал Радим, взяла подушку, прижала к себе… С перерывами на воспоминания проревела сутки. Даже спать не могла.
Следующий день принёс пустоту. Девушка бродила по квартире, не могла остановиться, не могла посидеть, ощущая полную пустоту.
— Ты как будто и меня увёз, — лишь поздним вечером прошептала она, глядя с балкона на сияющий, равнодушный к её бедам город.
Ранним утром третьего дня она подошла к стулу, на котором до сих пор висели и лежали вещи Радима. Те, которые они вместе покупали, чтобы он мог нормально жить в её квартире. Она сгребла их охапкой и постояла, глядя на них и не видя. Потом бросила всю кучу на диван и снова некоторое время смотрела на неё.
— Я только… — медленно начала она говорить вслух. — Я только отвезу ему то, что мне не надо. Только отвезу, — повторила она, словно убеждая себя. — У него же своих вещей нет. А я всего лишь привезу. И сразу уеду.
Она ещё с минуту вглядывалась в его вещи, словно пытаясь понять, правильно ли она придумала. А потом быстро сложила их в стопку, сунула в пакет. Бросилась по комнате одеваться, собирать необходимые для небольшой поездки вещи.
— Шесть часов туда, шесть — обратно, — бормотала она, быстро влезая в джинсы и прыгая в них, застёгиваясь. — Приеду назад поздно, но ничего. Главное, чтобы автобус был на обратный путь. Надо бы на автовокзале посмотреть расписание. Я же быстро. Только вещи ему оставлю — и назад. Он, может, даже не поймёт, что я ему знакомая. Я даже говорить с ним не буду. Я — быстро. Туда — и обратно.
Она вытащила из кладовки небольшой рюкзачок, сунула туда пакет с вещами Радима, бросилась в ванную комнату, понервничала там, соображая, нужно ли отвозить ему его зубную щётку и пачку неизрасходованных бритв. Строго сказала себе:
— Мне его вещей не надо!
И эти предметы тоже перекочевали в рюкзак.
Добавила бутербродов себе на дорогу и быстро выскочила из квартиры. Только бы не передумать!..
На автовокзале долго не могла понять, как ходят автобусы. Сообразила только одно: если она и успевает в Радимовку, то назад автобуса уже не будет. Пришлось проанализировать карту, чтобы решить, как быть дальше. Нашла. Рядом с Радимовкой есть небольшой городок. Там наверняка найдутся гостиницы. Решив проблемы с ночёвкой, Наташа со спокойной душой купила билет и через полчаса ехала в жарком и душном автобусе. Теперь оставалась последняя проблема. Если Радим спросит, откуда у неё эти вещи, надо придумать, что ответить. Потому что именно её, Наташу, он не вспомнит. И лучше его не тревожить тем прошлым, которое было для него теперь за семью печатями.
«Скажу — друзья переслали, — решила Наташа. — В конце концов, он должен поверить этому. Ведь друзья могут быть в любой жизни».
И впервые за несколько дней после ухода Радима из её жизни она уснула спокойно, подложив между плечом и окном автобуса свой рюкзачок.
23
Разморённая в тепле и духоте — сидела у окна на солнечную сторону, — Наташа чувствовала себя вялой и не хотела думать о том, что будет впереди. А-а… Пусть будет, как получится. Главное — увидеть Радима и убедиться, что ему хорошо… И виновато опускала глаза: ну да, придумала отмазку — и что?
Автобус остановился у кирпичного строения, похожего на солидный сарай, по верхней арке которого шла надпись «Радимовка». Пришлось пошевелиться активней. Водитель недовольно прокричал, что задняя дверь не открывается, и пусть тот, кому надо, выходит спереди. Пролезая мимо плотно стоявших пассажиров, с сумками, с клетками, в которых орали цыплята (никогда до сих пор не думала, что надоедливый писк можно так обозвать!), с мешками и вёдрами, Наташа завидовала: люди-то, несмотря ни на что, весёлые и довольные. Пропускали её с шутками и прибаутками. В одном месте даже предложили сесть на кучу сумок, а потом перекинуть ноги — иначе было не пройти.
Вышла — и бегом в тенёк, под монументальную крышу остановки. Автобус бодро ринулся вперёд, и Наташе некоторое время пришлось прятаться за стеной придорожного строения, выжидая, пока уляжется пыль за ним. Впрочем, пряталась тоже с пользой. Суматошно рылась в рюкзачке в поисках солнцезащитных очков. А когда нашла, и вздохнуть с облегчением не успела — затрезвонил мобильный. Очень удивилась: все знают, что Алексеич дал ей выходные! Взглянув на экран, Наташа встревоженно хмыкнула. Лена. Ну-ну, что у них там произошло, если звонит ей эмпат-миротворец?
— Наташенька, здравствуй! — защебетала Лена, и девушка ещё больше насторожилась: слишком уж сладким был голосок эмпата. Не с Радимом ли что?
— Лена, говори сразу, что случилось. Я засыпаю! — Осмотрев скамейку, девушка присела, прислонившись к прохладной спинке.
— Ой, а ты где? — оживилась эмпат. — На пляже, небось? Ну, тогда не страшно. Расслабон — великое дело.
— Ле-ен!
— Всё-всё. В общем-то, ничего такого срочного, но… — Кажется, Лена собралась с духом, из-за чего Наташа затаила дыхание. — Хозяин Радима из окна выбросился. Больница. Пятый этаж. Его к терапевту водили. Он спокойный был, никто не ожидал. Прямо на стекло кинулся. Даже окна открывать не стал. Телом пробил. А стёкла там обыкновенные, не пластик. Ну и…
— Скатертью дорога, — пробормотала Наташа, выдыхая: «Фу-у…»
— Наташенька, я тебя не слишком сильно огорчила?
— Всё нормально, Лена. Я чувствую себя прекрасно.
— Да? Ну, слава Богу! Тогда пока! Отдыхай себе на песочке!
Сунув мобильник в карман рюкзачка, Наташа встала, вышла из-под крыши, и только тут до неё дошло, что остановка находится не рядом с деревней, на что она внутренне рассчитывала, собираясь в дорогу, а посреди бесконечных полей и лугов, кое-где пересечённых лесополосами. Выйдя на пустующую дорогу, она растерянно огляделась: через дорогу, далеко-далеко, виднеются дома деревни, но и за остановкой так же далеко — тоже крыши. Куда идти?
Кто-то еле слышно фыркнул рядом. Оглянувшись, Наташа с облегчением усмехнулась. Волчица! Девушка о ней и забыла в последние дни, оплакивая разлуку.
Зверь смотрел в ту сторону, откуда Наташа приехала. Девушка снова насторожилась. Что это значит? Что ей лучше вернуться?
— Ни за что! — мрачно сказала она волчице.
Та оглянулась и слегка приподняла губу, словно скалясь в насмешке. А Наташа резко подняла голову — и обрадовалась. К остановке торопился автобус. А вдруг он остановится, и среди пассажиров будет кто-нибудь из Радимовки? И начала ждать, отойдя в тень и мысленно заклиная: «Только остановись! Только пусть в автобусе будет человек, с которым я дойду до деревни!» Даже мелькнула мысль, не остановить ли сам автобус, если тот захочет проскочить, — лишь бы спросить, в какую сторону идти!
Но автобус солидно подкатился к остановке. Из его жаркого нутра с трудом вылез человек — Наташа с трудом приглушила смех: сама так вылезала! Пока он дошёл до остановки, внутри которой снова немедленно спряталась от пыли Наташа, автобус деловито рыча, помчался дальше.
Мужчина, лет сорока с небольшим, в джинсах и в пёстрой рубахе с коротким рукавом, с сумкой на длинном ремне, свисающей с плеча, огляделся, закрываясь ладонью от поднявшейся пыли, и быстро зашёл внутрь строения. Улыбнулся девушке, прищурив светло-зелёные глаза, и кивнул:
— Ну и пылища, да?
— Ага… — с готовностью согласилась Наташа. — А вы куда? Не в Радимовку?
— Туда. — Он немного поколебался, а потом сказал: — Вы туда же? Меня должны встретить на машине. Если хотите, поедем вместе.
— Ой, хочу! — искренне обрадовалась девушка. — А может, пойдём прямо сейчас, а потом по дороге нас подхватят? — И объяснила спешку: — Мне ещё бы вернуться успеть.
Мужчина посмотрел на дорогу среди лугов, наверное, прикинул, что на остановке даже при редком транспорте придётся дышать дорожной пылью, и кивнул. Когда они вышли из тени и зашагали за остановочный навес (ага, вот куда надо было!), Наташа вдруг подумала, что незнакомец говорит по-русски свободно, но в выговоре чувствуется какой-то акцент. А потом она вспомнила: когда она заговорила с ним и сказала про Радимовку, он слегка вздрогнул. А… случаем, это не дядя Радима? Тот самый, который за границей живёт? Фамилия у того должна быть Радимов. Вот и вздрогнул. Приглядываясь к спутнику, показалось, она теперь и в самом деле начала замечать в нём черты, роднящие его с любимым лицом.
Любимым… Она украдкой вздохнула. Теперь она может себе признаться в том, о чём никогда и не думала. Мгновения, когда Радим уходил в ночь, уходил из её жизни навсегда, чётко показали, что она… полюбила. И больно стало, когда поняла, что полюбила человека, который напрочь забыл её.
Однажды от неё в небытие ушёл один… Теперь — забыл другой.
Удержав слёзы, она грустно подумала: «Если бы на мне проклятие было, Алексеич бы сказал и помог, но ведь нет… Что за жизнь…»
Кажется, попутчик не испытывал неудобства, пока шёл с девушкой в молчании. Так что Наташа за время ходьбы успела успокоиться и выделить то, что собиралась конкретно сделать, когда оберётся до деревни. И решила, что надо исхитриться и посмотреть в глаза Радима. Хотелось увидеть его настоящее, истинное лицо.
— Наверное, это к нам, — прервал молчание спутник Наташи.
Навстречу и в самом деле неслась легковушка, вздымая за собой молочно-серые клубы пыли. Водителем оказался высоченный и широкоплечий русоголовый парень. Он быстро усадил своих пассажиров — и принялся болтать. Всю дорогу! Затаившись на заднем сиденье, Наташа слушала с жадностью. Он говорил о Радиме! Взахлёб рассказывал о том, как была взбудоражена вся деревня возвращением внука старого Кирилла! Живым-то его уже и не чаяли видеть! Думали — лет шесть назад убийцы всей колдунской семьи увезли парнишку, да где-нибудь грохнули. А теперь — ему дом строят, да как быстро и легко — все на «пОмочь» пришли! И все начальники понаехали, чтоб документы ему справить, а теперь вот и дядя приехал — какая-никакая, а всё ж родня! А ещё новости такие, что в Радимовку городские, свои деревенские бывшие, возвращаться надумали. Во ведь удумали как. Ладно хоть, время ещё есть — и картошку «садить» и что другое!..
Если сначала Наташа думала, не увезёт ли дядя Радима к себе, за границу, то теперь воспряла духом: нет, не увезёт! Сказал же Алексеич — земля Радима держит, не отпустит, и оказался прав, если водителя послушать. Значит… Девушка опустила глаза. Ничего не значит. Она, Наташа, вне игры. Есть факт, вот он: Радим не знает, кто она.
При въезде в деревню она чуть пригнулась на своём сиденье, чтобы водитель не спросил, где её оставить. Но парень, кажется, решил, что она либо с дядей Радима, либо сама скажет, когда надо её высадить, и продолжать болтать до самого бывшего пепелища.
А потом и вовсе про неё забыли.
Дом и в самом деле оказался слегка на отшибе — через два сада от предпоследнего дома. Машина остановилась, не доезжая до стройки совсем немного.
Первым выскочил водитель и сразу показал дяде Радима на новёхонький сруб.
— А вон он, наверху сидит. Ради-им! Встречай!
Прячась за машиной, Наташа скользнула глазами по верху сруба и застыла.
Радим сидел на какой-то толстой доске, прислонившись к другой. Полуголый, в одних джинсах. Кто-то дал ему светлую косынку, которую он использовал как бандану. Но узнать его в жилистом, дочерна загоревшем пирате можно было. Наташу поразило другое. Он сидел не один. Полулёжа, он обнимал прильнувшую к нему хорошенькую девушку, в шортах и маечке, и смеялся вместе с нею… Голова к голове.
На зов он обернулся, а потом кивнул девушке. Та отодвинулась, и парень быстро и легко спустился вниз (Наташа присела за машиной) — обняться с дядей. Они даже не стали всматриваться друг в друга — такие похожие, что пожилые женщины, стоящие рядом с машиной, но Наташи не заметившие, чуток всплакнули над этой встречей.
Пока двое мужчин оживлённо разговаривали, Наташа, чувствуя себя абсолютно лишней и ненужной, огляделась. Ага. Вот обновлённые ворота во двор, а дальше виднеется сад, а в нём… Наверное, Радим ночует в этом покосившемся, как в сказке, домишке — в баньке. Оставить пакет с его вещами здесь? Девушка огляделась. Рядом с садом — никого. Все толпятся у стройки. Она спокойно, как будто не раз ходила здесь, прошла по заросшей тропинке к развалюхе. Шла между жёстко вытянувшимися зарослями крапивы, со вздохом оглядывая старые яблони, уже отцветающие, и бурьян, заполонивший заросли малины, которая еле угадывалась в тёмных листьях густой чащи сорняков. Потом увидела ту самую полуразвалившуюся скамью, о которой говорил Алексеич. Что ж… Здесь и оставит пакет.
Она сняла рюкзак, вынула пакет с вещами. Пристроила так, чтобы не падал, — прислонила к потемневшим от старости брёвнам баньки. Надела полегчавший рюкзак и повернулась. И чуть носом не уткнулась в грудь человека, которого здесь не должно быть. Она подняла чувствительно сумрачные глаза — улыбнуться ему не смогла. Слишком тяжело. Радим. Без косынки, лохматые волосы снова на глаза — не разглядишь.
— Я тебя знаю.
Не вопрос, не утверждение. Узнавание. Или ей так хочется, чтобы в интонациях прозвучало именно это? Нет. Она не будет обманываться. Слишком хорошо знает…
— Я принесла вещи. Пригодятся тебе, — сухо сказала она, поправила ремни рюкзачка и хотела шагнуть в сторону — обойти его.
Он шагнул одновременно с нею, не давая уйти. Глаза вглядывающиеся, злые. Кажется, она поняла его: только недавно от беспамятства очнулся, а тут — на тебе… Новая проблема. Где-то видел, но где?
— Нет. Ты никуда не пойдёшь. Откуда я тебя знаю?
— Жила здесь! — заносчиво бросила она.
— Врёшь. Ты не здешняя. — Сказал жёстко и одним стремительным движением снял с её плеч рюкзак, бросил на скамейку. Чтобы не сбежала? — Ты — другая, не из наших. Раньше я тебя не видел. Откуда я знаю тебя?
— Видел где-нибудь мельком. — Признаваться в чём бы то ни было она не собиралась — после той маленькой, слишком интимной для неё сценки на недостроенной крыше его будущего дома. — Пусти. Мне пора идти.
— Ты никуда не пойдёшь, пока не… — Он вдруг оглянулся.
Она выглянула из-за него и горько усмехнулась. На меже, неподалёку от тропинки, ближе ко двору, волчица игриво носилась вокруг дракона, который, помогая себе крыльями, слегка подпрыгивал, словно танцевал. Оба зверя явно были счастливы увидеть друг друга… Наташа прижала кулак костяшками к подёргивающимся губам. Если бы всё так просто…
— Ты их видишь! — яростно обвинил её снова обернувшийся к ней Радим, и Наташа пожалела, что не сбежала, пока он смотрел в сторону. — Ты их видишь, хотя не должна! Кто ты? Почему ты их видишь? Или… — Он внезапно запнулся. — Это твоя волчица? Скажи мне только это! Это твоя волчица?! — Он вдруг болезненно скривился и взялся ладонями за виски. Уставился на неё совершенно безнадёжными глазами. Опустил голову, как человек, понимающий, что говорит ненормальное: — Ты… где-то оставила свой меч, северная. — И резко поднял голову, уже уверенно поднял руки, чтобы положить на её плечи — не сбежишь. — В моём мобильном есть Норд. Норд… Северная? Ты? Кто ты?
К ноге застывшей девушки подошла волчица, села.
За спиной Радима раскинул крылья дракон.
Что она должна ему сказать? Я твой кусочек из шести пропавших для тебя лет? Но волчица сидит, не двигаясь. И дракон, кажется, не собирается отпускать хозяина до тех пор, пока… Пока — что? Значит ли это, что она должна всё-таки раскрутить ситуацию — и для этого сюда пришла? А если она сделает хуже?..
— Ты уходишь, хотя я тебе запретил. Ты легко уходишь, — удивлённо сказал Радим, и девушка чуть не рассмеялась истерично, сообразив: он уже давит на неё своей силой — и удивляется, что она не подчиняется ему! Ничего себе — замашки у деревенского колдуна! Ещё мальчишка, а уже командует!