- Ты же сказал днем, что я могу и сама. Вот. Дозволь слово молвить, боярин!
Лисовский тихо рассмеялся, глядя в мои преувеличенно бодрые глаза.
- Чудо ты… мое. - Чуть сжал мое колено и убрал руку. – Давай. Наставник хочет тобой гордиться.
То, как они отреагировали на ледяного Лисовского, дежурно так извинившегося за задержку (а то ж, начальство не опаздывает, оно задерживается), истомой пронеслось под моей кожей. Они тоже не знали, что он будет здесь, ведь ждали меня и мой «Тримекс». Поэтому мертвенная бледность и практически испуганное выражение лиц было абсолютно искренним.
Я сухо представилась, едва сдержав смешок, представила Лисовского, уже заказывающего ужин сразу на четверых (а то ж, начальство же. Начальство решает).
Говорить со мной начал Серепуня, стрельнув карими глазами на глыбу льда, расслаблено откинувшуюся на спинку кресла и положившую руку на спинку моего. Серепуня говорил много и красиво. Честно, звучало это очень заманчиво. Сроки, цены, количество спецов, все было идеально для "Тримекса". Вот если бы они не были конченными мразями, я бы обязательно согласилась. Марина смотрела на него. На моего, сука, Лисовского. Смотрела неприлично, в упор, и на дне ее глубоких глаз плескался страх вперемешку с ненавистью. Забавное сочетание. Если бы это не было на переговорах.
- Скриптонит – твоя сука… - едва слышно брякнула я, заставляя прерваться напряженного Сережу на полуслове.
- Что? – переспросил он, стараясь смотреть исключительно мне в глаза.
Я не видела Ромку, но его негромкий и очень краткий смех смотивировал меня идти в наступление.
- Меня интересует ваша деловая репутация. Итоги завершенных проектов. Не могли бы предоставить?
- У мен… у нас совсем новая фирма, мы открылись только лишь три месяца назад.
- Организация была куплена или создана?
- Создана.
- Это говорит об абсолютном отсутствии гарантий, я не могу идти на подобный риск, сумма контракта слишком серьезна для фирмы с дефицитом реноме.
На телефоне, лежащим рядом с моей тарелкой сработало оповещение о входящем сообщении. Взгляд зацепился за него. От Лисовского. «Моя девочка пахнет, будто бы в ней свежая мята с оттенками рая»*. Сердце пропустило удар и я едва сдержалась от того, чтобы усмехнуться и оглянуться на него. Строчка из песни. В этой ситуации и в такой момент это было… наверное, что-то подобное чувствовали берсерки перед тем как их выпускали на поле боя. Что-то такое. Готовность ко всему и на все. Невероятное желание забить, затоптать, уничтожить.
Мое резонерство, раздувающее мотивацию отказа от сотрудничества, набирало силу, витиеватость и глубину, не оставляя шанса оппоненту. Аж сама от себе хренела. Но это было позже, а в тот момент, чувствуя за спиной Лисовского, от которого горела кровь, я испытывала только одно желание – добить.
Серепуня замолк, оставляя все попытки убедить меня. Марина смотрела в мое ровное лицо чуть прищурившись, не скрывая неприязни, которую я возвращала ей сторицей. И тут этот урод Серепуня взял и сказал:
- С таким отношением к бизнесу, когда вы вплетаете отношения, недалеко вы уйдете, Ксения Егоровна.
Я прекрасно понимала, что это сказано потому, что его задело. Понимала, что его занесло, что он не вытерпел моего унижающего тона и объема аргументов. Понимала. Лисовский молчал, не вмешивался, даже когда осознавший оплошность Серепуня метнул на него настороженный взгляд.
Мне почему-то хотелось рассмеяться. Я пригубила стакан воды, поставила его на стол, оставив ладонь на столешнице и откинулась на спинку кресла, почти сразу почувствовав, как пальцы Лисовского плавно опустились со спинки на мое плечо. Я с удовольствие смотрела в лицо Марины, чей взволнованный взгляд не отпускал мою ладонь. Она одна поняла, что сейчас будет. Она знала. Громко сглотнув, она метнула взгляд на Лисовского. И ноготь моего указательного пальца стукнул по столешнице.
Ромка усмехнулся. Убрал руку с моего плеча и, медленно подавшись вперед, положил локти на стол. Воздух сгустился, стал тяжелым, вязким, осязаемым. Таранящим тех, кто сидел напротив. Серепуня чуть опустил подбородок, глядя потемневшими глазами на Лисовского.
- Нельзя вплетать отношения, говоришь? – голос Романа Вадимовича совсем негромкий, но ледяной и пробирающий до мурашек. – Какое лицемерие.
Лисовский чуть склонил голову, прохладно глядя в лицо Сергея, сжавшего челюсть.
- Знаешь, а я, пожалуй, тоже вплету. – Это был приговор.
Тут же приведенный в исполнение. Резким рывком вперед за столом, одним ударом в челюсть. Марина подскочила со стула, отпрыгнула, не собираясь помогать подняться упавшему на паркет Сергею.
Мое сердце забилось бешено. Я посмотрела на Ромку, сидящего на своем месте и внимательно наблюдающего за медленно поднимающимся Сергеем, потирающим челюсть. Взгляд Лисовского был спокоен, заинтересован, холоден. Марина что-то говорила, материлась вроде, даже как бцдто бы угрожала. Я не могла различить ее слов из-за набата своего неистово колотящегося сердца, звонко отдающегося в ушах, разгоняющего горячую бодяженную адреналином кровь по напряженному телу.
Сергей смотрел на Лисовского. Смотрел с ненавистью. С тщательно скрываемым страхом. А тот ждал. Но ответа не получил. Сергей рявкнул своей истеричке заткнуться и дернув ее за руку, повел на выход.
Напряжение спало, как только они переступили порог. Спало у меня внутри, но не в атмосфере ресторана. Я только тут поняла, что в зале мы были не одни. Там, у окна, сидела пара средних лет, две девушки на баре, а рядом с барменом две официантки. Никто из персонала не среагировал. Вообще.
Перевела взгляд на Лисовского, вопросительно приподняв бровь. Он сделал недоуменное лицо и повел плечом, дескать, не знает, почему же никто не вмешался.
Пересел на место Сергея, напротив меня, и попросил официантку убрать со стола лишние тарелки и подать приличный алкоголь.
- Ром. – Прикусила губу, сдерживая улыбку, глядя в расслабленные, удовлетворенные серебряные глаза. – Почему именно «Ажур», м? Твой ресторан?
- Да бог с тобой. – Туманно ответил он, лукаво блеснув глазами. – Моей знакомой. Я здесь хоть на столах танцевать могу, мне слова никто не скажет. Оттого деловые встречи в неформальной обстановке назначаю только здесь. Какая-никакая, но своя территория. Вот поэтому маленький эксцесс без лишнего шороха прошел.
«Маленький». Я смотрела на него, отвечающего мне спокойным, может быть слегка ироничным взглядом и не могла понять что с ним. Что со мной. Рядом с ним. Почему у меня столько удовлетворения от произошедшего, почему сердце бьется ровнее. Просто смотрю на него и отчего-то такое чувство… неописуемое какое-то. Будоражещее, оседающее тяжестью в сосудах, немного опъяняющее.
- Так и не поужинали. Надо исправить.– Усмехнулся, попросил заменить горячее.
Почти не разговаривали. Он цедил виски со льдом, я вино. Глаза в глаза. Томление, удовольствие, тянущаяся нега под кожей, будоражащая рецепторы. Мне хотелось. Прикоснуться. Подушечками пальцев провести по его скуле. Прижаться к нему, ощущая тепло такого сильного и роскошного тела. Вдохнуть аромат его парфюма. Поцеловать. Скользить языком по его губам.
Его глаза темнели, насыщались искушением, терпким, дурманящим, как игристое вино, первая частькоторого дана была совсем не зря. Чуть повела головой в сторону выхода, выказывая приглашение. Отрицательно повел подбородком, вызвав у меня неудовольствие. Я же вижу, что онрасслаблен, да только обманчиво, его глаза все выдают. Почему он отказывается? Я поджала губы, возмущенно глядя в его лицо.
Он тихо рассмеялся, пригубил виски и оглянулся. Зал покидали последние посетители.
- Подожди здесь. – Негромко произнес он, поднимаясь с места и направляясь к выходу.
Один повелительный взмах руки и персонал пошел за ним вслед. Да ладно?..
В горле пересохло, я нервно опрокинула в себя бокал вина, и заерзала на месте от нетерпения. Вернулся он довольно быстро. Прикрыл дверь.
Я зачем-то встала с кресла, не в силах отвести от него взгляда.
- Ром? – неуверенно позвала, глядя на его неторопливое, вальяжное приближение.
- Кто-то без нижнего белья, верно? – утробно мурлыкнул, останавливаясь совсем близко и пальцами поднимая к себе мое лицо за подбородок. – Такое платье… м-м-м. – Его вторая рука пробегается по позвоночнику вниз и сжимает мою ягодицу. – И такой верный ход с бельем. Ход конем и я сражен. Наповал. Нехорошо это, Ксения Егоровна, у меня тут деловая встреча, несведенные счеты, а я только и думал о том, что… моя сука, так красиво добивающая Сережу, сидит рядом без нижнего белья… Знаешь, в голове застряли эти слова – про мяту с оттенками рая. А потом моя девочка взяла и пизданула название трека. Нереальность какая-то… Так же не бывает. Ты кто, чудо?
- Ром… - тихо выдавила я, пьянея от его игры с моим дыханием, когда он склонился и улыбаясь приближался к моим губам но отстранялся всякий раз когда я пыталась сорвать поцелуй. – Да хватит… Ну хватит. Вдруг кто-то сейчас придет. – Вот говорю правильно, а мысли вообще в другую сторону, когда его от подбородка вниз по шее, до груди, а вторая рука мягуо толкает назад, к столу, подсказывая сесть на него. – Лисовский, у тебя крыша уехала.
- Угум. Не дальше твоей. – Скользнул языком по моей нижней губе, опуская обе руки мне на бедра и рывком усаживая на столе удобнее, одновременно вклинивая бедро между моих колен, заставляя раздвинуть ноги. – Не зайдет никто. Сторожат. Повара с топориком позвали, стоят там вшестером, только через свои трупы пропустят. К себе в службу безопасности их взять, что ли … Повар с топориком, блять…
Я рассмеялась, обвивая его плечи, и позволяя его языку раздвинуть улыбающиеся губы и коснуться моего.
Пальцы его правой руки тронули внутреннюю сторону бедра, чуть сжали кожу и медленно заскользили вверх. Вздрогнула, когда коснулся. Тихий стон ему в губы, когда нажим усилился. Едва сознание не потеряла, когда запустил палец внутрь.
- Отчего тишина такая, чудо?.. - хриплый шепот на ухо, и язык скользнул по мочке.
- Там за дверью… - сбито дыша и не отпуская взглядом дверь я прикусила губу до боли, утыкаясь ему лбов в плечо, когда… еще один палец. – Лю-ю-юди там…
- И? – ударил резко. Сдержалась. Почти. Стон погас, когда я втиснулась в его плечо. – Снова нет? Какое упрямое чудо. Что ж, сменим тактику.
Отстранил руку, чуть отступил сам, с упоением глядя на мое страдальческое лицо.
- Руки за спину отведи и упор на них возьми, - отстраняет мои пальцы, все еще сжимающие его плечи.
Я, часто дыша, изнемогая от веяния бескомпромиссной эротики напитавший тяжелый воздух, подчинилась.
Усмехнулся, его пальцы стиснули мои колени, притянули мое измученное тело на край стола, развели мои ноги шире. Сжал мои ноги на мгновение почти до боли и заскользил от колен вверх, кончиками пальцев сдвигая ткань платья.
Вздрогнула, не в силах отвести взгляда от этого зрелища. Он сдвинул ткань почти максимально. Его пальцы замерли.
И он опустился передо мной на колени.
Я не успела вообще никак отреагировать. Ни изумиться, ни растеряться, ни зажаться, когда он прильнул ко мне между широко разведенных ног и коснулся горячим языком. По мышцам ног пронесся огонь, заставляя их сжаться. Краткий шлепок по ягодице, и нажим языка жестче и безумие в кипящей крови сильнее.
Его сучий расчет оказался верным – меня крыло, расщепляло, сжигало. И прорывалось. Прорывалось всхлипами, и о да, стонами, потому что это было невыносимо. Кровь сжигала сосуды, сжигала тело от каждого движения языка. Сознание кануло во мрак, горячий и затягивающий, безумный и упоительный. Уже чувствовала стремительно приближающуюся финишную черту, подгоняемую просто запредельным возбуждением сотрясающим тело. Он остановился. Не сейчас!.. Не так!.. Пожалуйста!..
- Пожалуйста… - мой сорванный голос резанул слух и горячий воздух.
Тихий смех и он снова прильнул, одним резким движением запуская палец.
И захлестнуло с головой. До алых точек перед закрытыми глазами, до падения мира и моего осознания себя в нем, до предела человеческих возможностей и за него…
Осознание пришло не сразу. Да и не пришло вообще до конца. Осознание того, что его руки придерживают меня, мое дрожащее тело, вжатое в его часто вздымающуюся грудь. Пальцы мягко оглаживали поясницу, горячее дыхание в макушку и… все. И больше мне ничего не нужно было. Никогда.
- Выдержишь?.. – тихий вопрос, и его пальцы сжали сильнее, пуская онемение вместо угасающего под кожей удовольствия.
Слабо кивнула. Не уверена. Тело будто желе.
Снова приподнимает пальцем за подбородок. Улыбается глазами, темными, порочными, зовущими, так странно заводящими, вытесняющие слабость. И реальность.
Заводит просто взглядом. Тянусь к его губам. Вкус… просто одуряющий. Странный, терпкий, немного солоноватый. Никогда бы не предположила, что это может завести, подавить меня и снова подтолкнуть к омуту, в котором так сладко тонула рядом с ним и из-за него.
Целует дразняще, вроде и горячо, но с вполне четко осязаемым контролем. Он перевозбужден, это чувствуется. Его тело отзывается, на мои торопливые неверные движения пальцев, борющихся с его ремнем и его одеждой. Его тело отзывается на мой язык, скользящий по его улыбающимся губам, отзывается на то, как я прижалась к нему грудью. Он отзывается, но все равно контролирует. Это почему-то злит. Я только сейчас поняла, что меня злит его контроль. В жизни ладно, но когда вдвоем и в такие моменты… это злит.
Но инициатива была подавлена. Он перехватил мои руки, завел их мне за спину и, скрестив на пояснице, чуть надавил на позвоночник, вынуждая выпрямиться, податься вперед к нему, прижаться теснее, шире разведя ноги. Одной рукой удерживает мои руки, второй бедро. Мгновение, и я снова застонала, не выдержав этого чувства, когда все внутри распирает от ощущения наполненности. Замирает. Усмешка мне в губы.
Отпускает мои руки, чуть толкает, вынуждая откинуться на спину, упереться на локти. Получается не сразу, почти зло отпихивает посуду со стола и она громко бьется о паркет, одновременно с этим его рывок вперед и я фактически впечатываюсь локтями в столешницу, инстинктивно откинув голову назад и едва сдерживая вскрик от волны удовольствия. Снова замирает, а волна внутри меня из-за этого стихает. Измученно смотрю в его лицо с почти черными глазами, в которых так много искушения и откровенного порока.
Закидывает мои ноги к себе на плечи и… сука.
Играл углом вхождения, бросая меня в такие приступы неконтролируемого наслаждения, что я… охрипла. Вот если сойти с ума, так только от этого. От дерущего нутро огня, от тока, от свинца совместно с демонами его в глазах терзающих мое тело и душу.
Не хватало воздуха, чтобы сказать мольбу вслух, но он прочитал по губам. На мгновение прикрыл глаза и интенсивность, сила, частота его движений возросла настолько, что разум закоротило и к послало к чертям любую способность мыслить. Накатило резко и внезапно, но слабее – у тела тоже есть предел. Однако удовольствие было томящим и глубоким как насыщенное вино от зрелища того, что он нагнал меня. И как это сделал. Снова потрясающе. Он прекрасен, когда вот так… не контролирует себя. Просто неистово прекрасен и это дурманом по венам в голову. Хочу это видеть чаще…
Тянущееся время на осознание себя и произошедшего. Оделись, выглядели почти прилично, но…
Я не поднимала глаз от пола, и чувствовала, как румянец пылает на щеках, торопливо, почти бегом покидала ресторан. Но все равно заметила кое-что – у дверей повар был. Действительно с топориком.
У Леванте пришлось подождать, потому что Лисовкий не торопился. Он вполне себе довольно улыбался и неторопливо спускался с лестницы, убирая портмоне во внутренний карман полупальто. Посмотрел на меня и усмехнулся, заставив меня покраснеть еще больше.
Я думала, поедем ко мне, или в отель, но поехали мы к нему. «Семь парализованных улиток» ремонт все же завершили. И какой. Квартира двухкомнатная, с высокими потолками и непревзойденным стилем. Определенно это был чистый такой мужской лаунж, но сдержанный, в оттенках стали?.. Мельхиора?.. Нет, серебра. Это сразу навеяло ассоциации с его цветом глаз, но никакой вульгарности я в этом углядеть не могла, как ни старалась. Потому что оттенки оформления в элементах интерьера плавно насыщались до почти черного, или слабого сероватого, с неожиданными, пусть очень редкими, но безумно вкусными элементами в аметистовом цвете. Стиль. Вкус. Характер. Это было сделано для него и под него.