«...По коже воск...»
-… да, еще позвоните Арефьеву.- Наконец, оторвался от планшета и заметил меня. Взгляд застыл. Загорелся. Воспел песни падших, так знакомые моим демонам, встрепенувшимся внутри.
Он смотрел на меня так, будто бы уже прекрасно знал, что под шубой на мне ничего нет, кроме нижнего белья.
- Что ему сказать? – уточнил жрец его культа, поправляя очки перьевой ручкой.
«Твой опиум»
Он не сразу ответил. Не сразу. Совсем. Жрец был удивлен миллисекундной паузой своего божества.
«По коже воск… твой опиум»
- Семен, ты серьезно? – замораживающее произнес Роман Вадимович, не отводя от меня взгляда. – Ну, скажи ему «где деньги, Лебовски?»
- Будет сделано. – Очень серьезно кивнул жрец, торопливо черкнул что-то в планере. – Еще что-нибудь?
- У Андрея спроси, я ему уже надиктовал. Все.
«…Твой опиум…»*
Дверь закрылась. Лисовский сделал шаг назад и щелкнул замком. Прислонился спиной к двери, руки в карманы брюк. Серебро в глазах.
Встала с его кресла. Пальцы развязали пояс и песцовый мех соскользнул вниз с оголенных плеч. Открывая его взору бордовую комбинацию от Виктория Сикрет. На моем подрагивающем от его голодного взгляда теле.
- Ксения Егоровна? – взгляд темный, затягивающий.
- Роман Вадимович… - опираюсь бедром о его стол, и мой палец скользит ногтем по идеальным сметам на его рабочем столе, - не могу понять, где ошибка.. помогите мне, Роман Вадимович.
Мой кивок в сторону его кресла.
Усмехается, принимает правила. Идет неторопливо, взглядом скользит по моему телу. Останавливается рядом, прижимается сзади. Мягко отталкиваю и настойчивее киваю в сторону кресла.
Снова усмехается и падает в кресло, разворачивая его ко мне и чуть прикусив губу, поджигает во мне кровь одним взглядом. Возвращаю ему усмешку и указываю взглядом на бумаги.
Он читает. Пытается.
Демонстративно беру ручку с его стола, встаю между его широко разведенных ног и роняю. Встаю на колени. Он едва заметно улыбается, но взгляд скользит по строчкам. Скользит даже тогда, когда мои ладони с нажмом идут по внутренней стороне его бедер и достигают паха. Взгляд скользит по строчкам даже тогда, когда я справляюсь с его одеждой, высвобождая его эрекцию. Взгляд скользит, но дыхание ускоряется и срывается, когда я, лукаво улыбнувшись, прильнула к нему губами.
Стоит взгляду чуть ошибиться, остановиться, соскользнуть с бумаг – отстраняюсь. Как только возвращается – держу на грани.
- Тут нет ошибки, - прищуривает глаза, прикусывая губу и переводит взгляд на меня.
- Невнимательны, Роман Вадимович. Что-то вы совсем невнимательны. – Улыбаюсь, сглатывая разбавленную слюну, но не приближаясь и резко отбрасывая его руку, взявшую было меня за волосы. – Мне хочется поблагодарить вас за помощь, но как я могу это сделать, пока помощь не оказана?
- Су-у-ука… - почти стонет, глядя на меня с мучением, и неохотно возвращаясь к взглядом к бумагам, одновременно вздрагивая, когда я возвращаюсь к нему. – Чудо, блять, тут все правильн… сука... да я не могу… ну пра-а… вильно же!..
Отстраняюсь, чтобы сказать, что благодарна за помощь, а потом увеличить ритм и довести его, но не успеваю ничего сказать – дергает меня на себя, впивается в губы, разводя их горячим языком, и сжимает мое тело, запуская нехилый разряд электричества под кожу и заставляя напрочь забыть о задуманном. Треск ткани, краткий миг и я сбито застонала, ощутив его в себе.
По его коже Том Форд вместе с влагой тела, как ответ на внутренний жар. Слизываю. Пьянею. Растворяюсь. Двигаюсь сильнее. Настойчивее.
Дьявол танцует с бутылкой… В обоих. В особом стиле. В нашем особом стиле греха и порока. Жадного, неистового, до пожара, до спертого дыхания до желания… меток… и следов…
Моих меток на его теле.
Его следов на моем.
Ощущения от этого почему-то ярче и тела просто сатанеют. Срываются и двигаются. Он не успевает. Сдается. Сгорает. Еще живет. Но уже жадно готов податься под убивающие волны оргазма.
- В тебя… - хриплым срывающимся голосом с его губ.
- Не сейчас, Ром… - почти с мольбой в ответе.
Отстраняюсь до рокового момента, падаю на колени, успеваю прильнуть губами. И вижу его райский ад. Его адский рай. Пламя в холоде и лед в огне. Разрыв. По всем кончикам его нервных окончаний. До предела и невыносимости. Мой совершенный зверь. Идеальный, даже отдав своим дьяволам волю и свободу. Если порок когда-либо и был в физическом обличии, то сейчас он был его лучшим воплощением. Беспощадным. Не оставляющим шанса. Мой. Идеальный. Мой. Только мой.
Он негромко рассмеялся, когда я уселась на него и мои губы на его ключице поцеловали оставленный мной след. Рассмеялся хрипло, рассыпчато. Охеренно. И на моих плечах, груди и спине слегка ныла тяжесть оставленная от резкого и болезненно-пьянещего нажима его пальцев. И губ. Тоже оставивших множественные следы.
- Может, не поедешь? – Ромка приподнял пальцем мой подбородок и скользнул губами по шее. – Пусть братик один бабушку навестит. Мы с тобой позже приедем.
Я стушевалась, ибо сказано было это серьезно.
- Ром, мы просто на выходные. Давно не виделись, надо съездить… - Я попыталась отстранить его руку, сползающую по моей груди вниз. - Ром, да хорош…
- Два дня я буду один-одинешенек в холодной постели, чего ты разворчалась, м?.. Где твое понимание, милосердие, сопереживание? Молчим? Еще один палец…
***
- … И свечку за здравие поставила. Тебе и Кирюше с папой. – Бабушка бахнула тарелкой с пирожками на дубовый стол. – Вам надо сходить в церковь, Ксюша.
Я гыкнула на едва слышное Кировское «мы там на пороге испепелимся», и отпила чая.
- Что, Кирюш? – Бабушка села напротив нас, вглядываясь в лицо брата. – Ты что-то бледный и исхудал совсем. Егор тебя вообще не жалеет, надо будет с ним поговорить… Кирюша, ну-ка кушай! – Она строгим взглядом указала на тазик плова, поставленный перед Кириллом.
- Бабуля, но я не могу уже! – отчаянно посмотрел на бабулю брат. – Ну не лезет, правда!
- Ты всего-то две ложки съел! – возмутилась бабуля.
- Двадцать две! – заржала я. – Скоро раскабанеешь, Кир! Будем проемы дверей в «Радоне» расширять, чтобы ты по офису перекатывался без особых препятствий! Куплю себе прицеп, буду возить тебя на работу!
- Ксюша! – сурово отдернула меня бабуля, которой так и не удалось в меня впихнуть весь свой холодильник, потому что я наврала, что болит поджелудочная и есть мне сейчас нельзя.
Вообще, будь ее воля, бабуля нас бы связала и впихнула тонну еды. В детстве почти так и было.
- Ксюша, что врачи говорят? – Бабуля поправила на голове платочек от Шанель, который я ей привезла с Парижу, наврав, что «конечно на рынке, бабуля! Нет, не смей впихивать мне деньги! Он почти ничего не стоит!» и посмотрела в мои глаза. – Впрочем, не важно. Батюшка моей церкви, ну вы же знаете, тут на Краснознаменной церквушка рядом, куда я хожу, - знаем, конечно, знаем, и все там бабулю очень любят, потому что она делает нехилые пожертвования, батюшка вон недавно с Мазды на Мерседес пересел, намолил, видимо, - так вот, батюшка говорит, что все болезни от неправильного образа жизни. Надо пост держать и молиться богу…
- И сдохнуть от осложнений. Или против них в арсенале батюшки тоже молитвы есть?– Не удержавшись, съязвил Кир, но подавился пирожком под суровым взглядом бабули.
- Кирюша, не богохульничай!
Мы с братом в унисон хрюкнули от смеха, но тут же виновато потупились под строгим взглядом бабули.
- Ксюша, у тебя жених-то появился? – поинтересовалась она, взглядом заставляя Кира есть плов.
Я сделала опасную вещь – растерялась. Рука дернулась к безымянному правой руки, откуда я стянула кольцо, когда Кир за мной заехал, чтобы вместе отправиться к бабушке. Бабуля выжидательно изогнула бровь, я бросила взгляд на брата, заметившего это мое движение, и с трудом собралась, от вида того, как его перекосило.
- Нет, бабуль. Нет у нас нормальных женихов. – Ответила я, грустно вздохнув и старательно изображая печаль. Чувствуя, как от Кира волнами расходится злость.
- Ага, скоты одни. – Буркнул Кир, отпивая чай.
- Кирюша, не выражайся! – Сурово произнесла бабуля и тут же обратила ласковый взгляд ко мне, - Ксюша, вот у бабы Зины, помнишь ее?.. На Школьной тут живет. Вот у нее внук недавно развелся. Умный, работящий…
- Бабушка, ну не надо, а!.. – взмолилась я.
- Так я же ни на что не намекаю! – Всплеснула руками бабушка, и перевела взгляд на Кира. - А еще у ее сестры внучка есть, Кирюш, она такая умница…
- Красивая? – Кир старательно сделал вид, что заинтересован, только я понимала, что мне кирдык.
Позже, пока бабуля разговаривала по телефону со своими подругами зазывая их на чай (разумеется, вместе с внуками), Кир зажал меня в коридоре и пристально глядя в мои растерянные глаза, змеей прошипел:
- Это что за движение такое было, а? Он тебе предложение сделал?
- У тебя крыша, что ли, уехала? – но я готова была к такому повороту событий и смотрела в злые родные глаза холодно и спокойно. – Кирилл, не параной.
С трудом выдержала испытывающий взгляд, и хвала богам, что в этот момент к бабуле ввалился сосед дядя Федя, чтобы с нами поздороваться, и у Кира не было возможности устраивать мне допрос, потому что дядя Федя, явно обрадовавшийся тому, что он оказался первый на очереди первым на очереди, чтобы пристроить внучку в нашу семью, достал из-за пазухи бутыль самогона, и я сразу перестала интересовать Кира. Как и милая девушка за спиной дяди Феди.
Вообще, бабуля всегда пыталась сосватать нас внукам и внучкам своих многочисленных подруг, друзей и соседей. Раньше мы с Киром даже покорно выносили пытки сватанья, когда гостили летом у бабули. И даже очень терпимо это сносили уже в старшем возрасте потому что бабуля всегда все близко к сердцу принимала. Поэтому ни о чем не знала. О разводе ей по телефону сказала мама. А потом мы с Киром мчались с другого города, потому что у бабушки случился инфаркт. Когда чуть не посадили папу, то второй.
Сейчас мы с Киром приезжали реже и старались вообще ни о чем не рассказывать, терпеливо сносив все попытки сосватать нас и покорно ходили с ней в церковь.
Вечером, засобиравшись домой, мы были вынуждены загружать тюки с едой в багажник Кировского Лёхуса и прощаться с половиной деревни, в том числе и с потенциальными женихами-невестами. Причем «невеста» Кира явно была бы не прочь стать невестой в действительности, Кир сам об этом поведал, минувшей ночью ввалившись домой и вытаскивая солому из одежды, пьяно хихикая пересказывал мне прелести деревенской романтики и посоветовал эти самые прелести опробовать, а то вдруг тот мой «жених», так и невпихнутый мне бабушкой за два дня, что мы у нее гостили, моя судьба.
Заваливаясь на диван буркнул, что Лисовскому не расскажет. И очень надеется, что все же сосватанный бабулей «жених» действительно моя судьба, а не «эта твоя беспринципная падла. Надеюсь, сумасбродство у тебя пройдет без катастрофических последствий… иди на сеновал с этим Гошей, может быстрее пройдет, а то подвисла на этой сволочи…». Я шикала на него, с тревогой косясь на дверь спальни бабушки и угрожая облить его самогоном дяди Феди и поджечь, если не заткнется.
- У дяди Феди знатный самогон! – фыркнул Кир, переворачиваясь на живот. – Я себе выпросил пару бутылок. Люблю деревенскую жизнь и чего мы с тобой так редко сюда приезжаем… На старости лет перееду в деревню, куплю себе самогонный аппарат и буду счастлив… А ты будешь приезжать ко мне с племяшами, а я их на корове катать… свят-свят, только не от Лисовского племяши пусть будут... Ксю, иди «жениха» опробуй, а?.. мне на душе будет спокойнее… Гандончики вроде в бардачке остались… А нет, не остались, Света уж слишком хороша была… Блять, вроде и в баню сходил, все равно задница от этой сраной соломы чешется… Точно, гандончики кончились, потому что я еще в тракторе хотел, а их уже не было, пришлось домой ее провожать, она мне венок по дороге сплела, красивый такой… Через сараи шли, я в какахи коровьи наступил… Ладно уже к дому ее подходили, она мне тапки дала резиновые… Найки пришлось выкинуть, в розовых тапках домой пришел… Пиздец. Обожаю деревню.
- Знатный самогон, Кир, давно не видела, чтобы тебя так несло… - хихикая в подушку, выдала я, глядя на своего убитого брата, заложившего руки за голову и счастливо улыбающегося с закрытыми глазами.
- Вообще знатный! Столько приключений… - широко зевнул Кир, поворачиваясь на бок и обнимая подушку. – Добавлю цианистый калий и задарю бутылку твоему Лисовскому…
Я закатила глаза, но не ответила, думая, как бы отписать Ромке грамотно, чтобы он прекратил меня возбуждать пошлыми смсками, ибо разрядку я получить не смогу сейчас, и сделать те фотки, которые он просит тоже. Ночью мне снился сплошной разврат, день прошел напряженно, и когда настал момент прощания, я уже едва не выла.
Четыреста километров до города в аромате пирожков, шуточек и любимой музыки, под периодические смс от Ромки, сказавшего, что уже задрался ждать, и Кир парализованная улитка, а мне впервые за долгое время было хорошо и спокойно.
До момента, пока брат подъезжал к моему подъезду, возле которого стоял черный Мерин Лисовского и он сам, курящий у капота и роящийся в телефоне. В салоне повеяло холодом. Я, стараясь сделать вид, что все нормально, попрощалась с братом, подхватила сумку и пошла навстречу Ромке. Который дернул меня на себя и впился в губы еще до того, как Кир уехал.
- Зачем ты его бесишь? – негромко спросила я, глядя вслед машине Кира, выезжающей на трассу с визгом шин и небольшим заносом.
- Да плевать мне на него. – Закатил глаза Лисовский, забирая у меня сумку и подталкивая к пассажирской двери. – Я по тебе соскучился, поехали.
Ночи было мало. Вообще что-то дикое. Два дня всего не виделись, но меня аж скручивало, если он хоть немного отдалялся. Уснули, когда уже светало.
Дни неслись вперед, и все было в принципе хорошо. Насколько возможно в этой ситуации. А потом Лисовский начал давить. Очень интересным способом – он надел кольцо. Себе. На безымянный.
Я не носила его кольца. Он делал вид, что ему это безразлично. Но только вид. Я уже понимала, что дальше так продолжаться не может. Что он хоть и терпит и с пониманием относится к моей трусости, но у него тоже есть предел. И он начал давить. Я вполне себе четко осознавала, чем это продиктовано, понимала, но и набраться смелости чтобы сделать то единственное, после чего начнется пиздец, тоже не могла. Это подкашивало. Заставляло совесть колоть каждый раз все болезненнее и болезненнее. Сейчас он завалился в мой офис и сидел напротив, погрузившись в документы, которые я просила его перепроверить.
- Тебе не кажется, что это лишнее? – наконец выдала я нервозно глядя в его ровное спокойное лицо.
- М? – Ромка оторвал взгляд от бумаг и вопросительно приподнял бровь, изображая недоумение. Только в глазах заплясали серебряные черти.
- Я про кольцо. – Отложила бумаги на стол и откинулась в кресле, с трудом сдерживаясь от желания скрестить на груди руки. – Про кольцо у тебя на безымянном правой руки.
- А, это… - едва сдержался, чтобы не заржать и снова углубился в документы. – Вообще побрякушки не люблю, а тут что-то удержаться не смог. Нравится? Могу тебе такое же задарить.
- Ром, ты давишь.
- Чем?
- Лисовский…
Он заржал, отложил документы и откинулся на спинку кресла, с удовольствием глядя на напряженную меня.
- Не-а, совсем не давлю. – Прохладно усмехнулся. – Я же тебя не заставляю кольцо носить, не носишь, да и хрен с ним. Когда-нибудь все равно оденешь.
- Ты носишь.
- И что?
- Зачем?
- Нравится.
- Зачем?
- Бабы проходу не дают.
- Зачем?
- Могу на другой палец одеть. А нет, не могу.
Я выдохнула прикрыв ладонью глаза и покачав головой.
- Мы говорили о статусе-кво…
- Угум. Все в прежнем режиме. Ты со мной, я с тобой. Что тебя не устраивает?
- Бесполезно, да?
- Разумеется. – В глазах так долго не появлявшаяся прохладная ирония, резанувшая по мне очень остро. – Да ладно, чудо, не ной. Но кольцо не сниму.