– То ли еще будет, – жалобно произнесла Лисса и снова с подозрением принюхалась к своей руке. От кузины даже после мытья попахивало птичником, но мы с Деллой деликатно помалкивали. – Может быть, нам лучше…
Она не договорила, но мы прекрасно поняли ее и без слов: может, сразу отказаться от этого нелепого Испытания? Уехать из неуютного холодного замка в родной дом, рассказать об ужасах Испытания (приукрасив их, конечно же, чтобы впечатлить родных и домочадцев) и забыть о нем раз и навсегда? И о короле тоже: нет ведь никакой уверенности, что он выберет кого-то из нас, даже если мы сумеем преодолеть все тяготы и доберемся до заключительной части Испытания! А раз так, то чего ради терпеть лишения?
Но обсуждать это вслух мы, разумеется, не рискнули…
* * *
Вернувшись к себе, мы коротали время до вечера, сочиняя письма домой. Писать нам не возбранялось, но распорядитель сразу сказал, что запечатывать послания не нужно, их непременно прочтут. Очевидно, распространяться о подробностях Королевского Испытания не следовало, а раз так, то о чем писать? Мы живы, здоровы (во всяком случае, пока), вот и все. В конце концов, родителям будет достаточно этих строк для того, чтобы быть спокойными за нас, чего же еще желать?
Мое письмо получилось до неприличия коротким, и я, положив его на прикроватный столик, сказала кузинам, что прогуляюсь перед ужином.
– Ты в парке не нагулялась? – фыркнула Делла, кутаясь в плащ и натягивая рукава на ладони.
Наш гардероб сделался богаче: Ина принесла нам смену белья и повседневные платья – черные и коричневые, можно было даже выбрать, такая щедрость! Теперь от горничных мы отличались разве что отсутствием передников. Впрочем, цвет и фасон нас уже не слишком заботил, главное, платья были теплыми, из толстой шерсти – ужасно колючей, по мнению Лиссы. Вязаные чулки и вовсе возмутили ее до глубины души – в них нога не помещалась в туфли, а без них было, мягко говоря, зябко.
Впрочем, обувью хозяева замка тоже озаботились: со всех нас сняли мерки и обещали вскорости обеспечить прочными башмаками. И то: мы как-то не рассчитывали ходить на речку и в хлев! Дорожные же ботинки вряд ли бы продержались долго: они все-таки рассчитаны на путешествие в карете!
Сегодня в комнате было намного холоднее, нежели вчерашним вечером: не иначе, топить печи тоже послали девушек, а делать это без сноровки не так-то просто. У нас дома печами и каминами занимался опытный старик, и я не раз слышала, как он распекает молодых слуг – то они не так сложили поленья, то подбросили слишком много дров, то слишком мало, то сунули в топку сырое дерево, задымив все покои, то слишком рано закрыли вьюшку… Целая наука, и я подумала, что, быть может, с этим делом мне удастся справиться хоть сколько-нибудь хорошо? Ох, вряд ли… Дома я любила сидеть на ковре у камина и смотреть, как танцуют язычки пламени на головнях, словно сказочные духи пламени. И мне доверяли подложить полено в огонь или осторожно поворошить угли кочергой – тогда летели красивые искры… Но вот растопить незнакомую печь – это может оказаться не так-то просто.
«Нечего загадывать, – сказала я себе, выйдя в коридор, – что будет, то и будет. Не то ты со своим воображением напугаешься прежде, чем получишь следующее задание, да так, что от страха вообще ничего не сумеешь сделать. Довольно думать об этом! Лучше вспомни о том, что не закончила сегодняшний урок!»
Слова распорядителя не давали мне покоя: если не сделаешь чего-то сегодня, придется заканчивать завтра. А ну как меня отправят на птичий двор? Тогда я точно не улучу времени, чтобы вернуться к треклятой пыли! Но сейчас мне совершенно нечем заняться, так почему бы и не прогуляться наверх и не завершить начатое, благо ведро и тряпку я оставила там – еще тогда подумала, что, может, после обеда вернусь…
Сказано – сделано.
Наверху было темно, только в коридорах тускло горели светильники, но заблудиться там сложно, и я живо отыскала нужную дверь. И ведро, да, когда споткнулась об него в темноте и ушибла палец на ноге. Спасибо, воду не расплескала!
Пришлось ощупью найти светильник в комнате (хорошо, я еще днем запомнила, где он находится), зажечь его от огонька в коридоре, осветить всю комнату, а потом уж заниматься делом. Удивительно, но теперь у меня получалось намного лучше и быстрее… Впрочем, чему удивляться? Когда не выполняешь какое-то действие бессмысленно, а знаешь его смысл и цель, хотя бы в общих чертах, то работа спорится.
Взять хотя бы прописи: будучи ребенком, я терпеть не могла вырисовывать палочки и закорючки, ставила кляксы и рвала тетради, пока дедушка не снизошел до меня и не объяснил: без этих закорючек я никогда не научусь писать красивым почерком, как у него, не смогу вести переписку с родственниками, подругами и важными людьми, а вдобавок неграмотную никто не возьмет замуж – это ведь позор, чтобы знатная девица не умела держать перо в руках! О замужестве я тогда не думала, а вот позориться перед родней не желала, особенно перед кузинами – Делла ведь уже умела писать, пусть и коряво.
К тому же я сама сообразила: кроме писем, которые мне пока что некому отправлять, можно ведь записывать свои фантазии, чтобы не позабыть! Правда, прятать такие записки приходилось чрезвычайно тщательно: если бы кузины их нашли и прочли, то непременно разболтали бы, а это… Мягко говоря, очень неприятно.
И я придумала свой собственный язык – теперь никто не сумел бы разобраться в моих рассказах! Правда, давно уже ничего не писала на нем, но еще не позабыла, какая закорючка что означает…
«Придуманный язык! – сообразила я. – Совсем как у Грифона… Он, наверно, тоже хорошо помнит, как изменится значок в этой его скорописи, если к нему добавить точку или черточку».
Работы оставалось всего ничего, и, наверно, если бы утром я не разговорилась с Грифоном, то успела бы до обеда. Закончив, я направилась вниз, а по пути не удержалась – толкнула дверь библиотеки.
Увы, дверь была заперта. Жаль… Я хотела что-нибудь почитать: из дома взяла только две книги, самые любимые, которые могла перечитывать вновь и вновь, но этого ведь мало! Наверно, Грифон не рассердился бы, если бы я выбрала что-нибудь занимательное? Да хотя бы описание империи Дзейли или какой-нибудь войны, а лучше того – легенды и сказания. И почему я не додумалась спросить у него разрешения? Может, он сам выбрал бы что-нибудь не слишком сложное (вряд ли я много пойму в военном трактате), но занимательное…
«Раньше нужно было думать», – сказала я себе и пошла прочь. Должно быть, те, кому поручено было присматривать за Грифоном, обнаружили его отсутствие. Не сомневаюсь, он умел обманывать бдительность надсмотрщиков, то есть чрезмерно преданных подданных, следующих за ним по пятам. Возможно, в самом деле заперли его от греха подальше. И библиотеку тоже закрыли – незачем посторонним шарить по полкам и хватать дорогие старинные фолианты!
«Странно, – подумала я. – Замок ведь действительно запущен. Кое-что привели в порядок, но… неужели за библиотекой настолько тщательно следили, что ни одна книга не пострадала от сырости?»
Я припомнила: переплеты отнюдь не выглядели покоробившимися и тем более заплесневелыми, страницы в той книге, что положил передо мной Грифон, не склеились и не пошли пятнами, чернила не поплыли, а бронзовый переплет не позеленел. Книга была потертой, словно ею часто пользовались, но вовсе не собиралась рассыпаться по страницам.
«Может, и следили, – решила я. – Если эта библиотека – постоянное прибежище Грифона, то ничего удивительного нет. Он ведь хочет видеть в ней порядок, потому там и пыли нет, и…»
Там окна застеклены, вспомнила я. Большие окна в человеческий рост. Когда я вошла, библиотека была залита светом, но в ней было тепло, ниоткуда не сквозило, как в любой другой комнате замка с распахнутыми ставнями.
И стекла в рамах были вовсе не мелкие, иначе я обратила бы внимание на частый переплет – от него и тени падают заметные, и света в помещение попадает меньше.
«Ты обратила бы внимание, ну конечно! – сказала я сама себе. – Ты же ничего не замечаешь у себя под носом! И суток не прошло – сообразила, что именно увидела…»
И все-таки, до чего странно! Я еще не видела здесь стекол в окнах. Может быть, в господских покоях есть нечто подобное, но там я не бывала. И окна везде узкие, с выступающими наружу подоконниками – дедушка объяснял, это для того, чтобы пущенная снизу стрела не попала, если тебе вздумается высунуться. А настолько маленькие они ради того, чтобы человек не пролез, если замок станут штурмовать и приставят лестницы. Если окно чуть побольше, то на нем непременно окажутся прочные решетки, намертво вмурованные в каменную кладку, – их я видела, к примеру, в трапезной на первом этаже.
Этот замок был настоящей крепостью, и увиденная мной библиотека… Она словно из другого места!
Но я ведь не могла ее выдумать! Я прекрасно помню большие прямоугольники света на каменном полу, редкие пылинки, кружащиеся в солнечных лучах, блеск начищенного канделябра на полированном столе…
Как ни старалась, я не могла придумать этому объяснения. Правда, спросила у Ины, когда та пришла после ужина и принесла воду для умывания:
– Скажите, а в замке есть библиотека? Хотелось бы почитать перед сном…
– У тебя еще есть на это силы? – фыркнула Делла, но я не обратила на нее внимания.
– Нет, сударыня, – отозвалась горничная. – Вернее, зал остался – он в другом крыле, – но все мало-мальски ценное оттуда вывезли много лет, если не веков, назад, а то, что осталось, сгрызли мыши. Боюсь, книги у нас здесь остались только счетные.
Я вспомнила толстенные тома у распорядителя и вздохнула.
Как же так? Неужели мне действительно померещилось? Но это было словно наяву… Может быть, Старая Птица решила пошутить надо мной? И как знать, не видели ли чего-нибудь подобного другие девушки?..
Глава 5
День тянулся за днем, и вскоре я поняла, что Делла права. Какое уж там почитать перед сном: упасть бы и забыться!
У нас болели колени, спины и плечи, а во что превратились руки, лучше даже не описывать. Лисса плакала по вечерам, рассматривая огрубевшие ладони и коротко обрезанные ногти – она так гордилась их длиной, нежным цветом, блеском и совершенной формой.
– Да ведь если после этих пыток они и впрямь решат оценить наши успехи в изящных искусствах и велят… хотя бы сыграть на клавироне, как мы станем это делать? – вскричала она однажды, а я только вздохнула.
В игре на музыкальных инструментах я уступала кузинам, хотя, конечно же, не опозорилась бы и за клавироном, и с лантой в руках, но Лисса была права – пальцы утратили былую чувствительность, и теперь ничего не стоило взять не тот аккорд или промахнуться мимо струны. И, наверно, если письма наши действительно отправляли домой, то родные удивлялись изменившемуся почерку…
– Можно подумать, они поставили себе целью изуродовать лучших девушек королевства, а не выбрать из них достойнейшую! – сердито произнесла Делла и шмыгнула носом.
Близилась зима, а лучше топить не стали. Я ошиблась: столь важное дело нам не доверяли, здесь были свои истопники, и им, похоже, приказали беречь дрова. С другой стороны, только на нагрев воды, чтобы отмыть всех девушек после работы, этих самых дров уходило немало, так что бережливость можно было понять.
Ну а таскали воду теперь мы сами. Помню, я едва не надорвалась, попытавшись поднять полное ведро. Что ж, пришлось носить по половинке. Так было дольше, конечно, но если не мешкать, то ничего, не страшно.
Вот на кухню я до сих пор не попадала. Многое пришлось переделать, и далеко не со всем я справлялась так, чтобы не было стыдно, но хотя бы позориться со стряпней не довелось. Впрочем, я знала, что рано или поздно меня не минует это назначение: когда отпустил первый испуг и удивление, я начала следить за остальными и записывать, кто уже побывал на каких работах и как долго ими занимался.
Выходило, поблажек не делали никому: та же принцесса Карадин вчера, к примеру, стирала на речке (я до сих пор вспоминала это с ужасом).
Приходилось, конечно, вычеркивать выбывших, а их становилось все больше и больше, ряды наши заметно поредели. Кто-то уходил тихо – их просто недосчитывались поутру за завтраком, кто-то со скандалом – вчера же одна девушка вдруг разрыдалась посреди двора, швырнула корзину с выстиранным бельем наземь и закричала, что она, наследница знатного рода, не желает терпеть подобное унижение… Конечно же, ее желание мгновенно удовлетворили – мы видели, как отбыла неприметная карета, одна из тех, в которых развозили по домам не прошедших Испытание.
– Может, попросимся домой? – жалобно произнесла Лисса, дуя на озябшие пальцы. – Что скажете, девочки? Мы и так очень долго продержались! Скольких уже нет?
Прозвучало это довольно-таки зловеще.
– Почти половины, – ответила я. – Но сама подумай: мы действительно столько терпели, осталось совсем немного!
– Откуда ты знаешь? – нахмурилась Делла.
– Записываю и считаю, я же вам говорила. Все должны испробовать каждую работу, понимаете? У вас вообще осталось по одному назначению, а у меня… – Я не удержалась и досадливо вздохнула: – У меня два.
– Почему так? – не поняла Лисса.
– Чем больше девушек куда-то отправляют, тем меньше времени дают, – пояснила я. – Считают, наверно, что так будет быстрее, но…
– Но кое-что я лучше бы одна сделала, чем кое с какими персонами! – гневно фыркнула Делла.
– Вот именно. Словом… может, еще подождем?
– Ну… пожалуй, – согласилась Лисса, задумалась и тут же оживилась. – О, так выходит, я буду мыть полы! Я еще этого не делала! А Делла… Делла – пыль вытирать, ты с этого начинала, Тесса! Ха-ха, это же совсем легко!
– Да уж, вспоминаю с тоской, – усмехнулась я.
– Раз так, то и впрямь нечего жаловаться, – сказала Делла. – Подождем. Правда, может оказаться, что потом нам придумают занятия похуже, но…
– Куда уж хуже?! – воскликнула Лисса. – От меня до сих пор несет навозом, а ведь уже неделя прошла, и я уже сколько раз вымылась… и платье выстирала!
– Тебе кажется, – невозмутимо ответила та. – Это нервы.
– Дедушка говорит, у служанок не бывает расстройства нервов, – ввернула я, – потому что оно случается исключительно от безделья.
– О, в таком случае выходит, его величество желает удостовериться, что его будущая невеста ничем подобным не страдает, – усмехнулась Делла.
– Вот ведь странно, – сказала вдруг Лисса, накручивая темную прядь на палец. Волосы цеплялись за шершавую кожу, и она недовольно поморщилась.
– Что именно?
– Я же помню тех, которых исключили. Вот была такая Вита-Ранна, ну… чуть повыше меня ростом, с родинкой на щеке, я еще думала, это мушка…
– Ну и?..
– Она всегда очень старалась, – ответила Лисса. – Даже плакала, если чего-то не успевала. И шла доделывать после прогулки или даже после ужина, если могла. Но ее выгнали, а я… Ну, кое-что у меня совсем не получилось, правда! Я ужасно боюсь птиц, а эти мокрые простыни такие тяжелые, а вода просто ледяная!.. Словом, наверняка я очень плохо стирала, но… Я все еще здесь.
– А я не справилась на кухне, – призналась Делла. – Это был сущий кошмар. Все так суетились, что только мешали друг другу, а мне не хватило решимости на них прикрикнуть. Я подумала: вдруг мне только кажется, что я знаю, как лучше, а на самом деле совсем все испорчу? Ну вот… вы помните, что получилось.
– Да, это действительно было ужасно, – вздохнула Лисса, а я кивнула и добавила:
– У меня тоже не задалась стирка. А когда гладили, я прожгла несколько вещей… Утюг неподъемный, а дышать в гладильной просто нечем, голова идет кругом!
– Словом, не понимаю, по какому принципу исключают претенденток, – завершила мысль Лисса. – Тесса? Может, ты сообразишь?
Я покачала головой. Не говорить же им о том, что решение принимает Старая Птица! Кузины меня на смех поднимут, припомнят все мои детские выдумки… Лучше уж промолчать.