Меф обреченно застонал. Я радостно потерла ладони. Так тебе и надо! А то придумал знакомиться с соседками, распуская руки. И вообще, милый, пора бы знать, что женщина – существо хозяйственное. Она даже йогуртнице-сушилке с функцией мухобойки найдет применение! Не то что стопке одежды!
По окончании мероприятия Меф уже не так сверкал улыбкой, однако все равно пытался держать лицо. За что, пожалуй, стоило его поцеловать. Если попросит.
Швейка разве что не утирала слезы умиления и не махала нам платочком вслед. Красавчики-мальчики выстроились в ряд и провожали меня воздушными поцелуями. А Мефа – сочувственными взглядами.
Господи, какой прекрасный фансервис. Почему у нас так не делают? Ведь доходы магазина однозначно увеличатся!
Меф загрузил пакеты и коробки в машину.
– Ты, случайно, шопоголизмом не страдаешь? – невозмутимо поинтересовался он.
– Я им наслаждаюсь, – лучезарно улыбнулась я. – Особенно после того, как мне говорят, что не нужно себя ни в чем ограничивать!
Меф выругался на каком-то незнакомом языке.
– Ты мне тоже очень симпатичен, – кивнула я и тут же деловито уточнила: – Квиты?
– Квиты, – тут же согласился он. – Пока что ты самая дорогая из всех женщин Одассоса, с которыми мне приходилось иметь дело.
– Все бывает в первый раз, – философски отметила я и тут же забыла, что хотела сказать.
Потому что случайно посмотрела на фонарный столб и увидела розовый квадратик объявления.
Подошла ближе, игнорируя озадаченного Мефа, который, кажется, предпочитал теперь помалкивать и ничего не предлагать, чтобы потом самому не пришлось это оплачивать.
Объявление гласило: «Срочно требуется секретарь в брачное агентство «Асмодей». Зарплата договорная, гибкий график работы, дружный коллектив, незабываемые ощущения на работе».
Конечно, последнее было сформулировано очень подозрительно, но мне стало интересно. К тому же мой профиль работы! Знаю, что и как. Работа все равно понадобится, так почему бы не попробовать?
Оторвав бумажку с номером телефона, я сделала шаг назад и врезалась в Мефа.
– Вот ты и в моих объятиях, – хмыкнул он, поддерживая меня под локоток. – Что там вычитала?
– Работа, – помахала я бумажкой перед его носом. – Надо как-то зарабатывать.
Он закатил глаза.
– Ада, найди себе мужика, и будет все. Работа – вообще не женское дело.
– Грязный сексист, – поморщилась я.
– Неправда, я принимал душ, – не смутился он.
А потом двумя пальцами отобрал у меня бумажку и вчитался. Судя по выражению лица, Меф был не в восторге. Но без лишних комментариев сунул бумажку обратно мне в ладонь.
– Ладно, – вдруг покладисто согласился он. – В жизни надо попробовать все. Поехали.
– А корм для бесенек? – невинно напомнила я.
Он только обреченно вздохнул и кивнул:
– Заедем, торгуют с другой стороны этой улицы. Хотя, как ты понимаешь, корма у тетушки Сарабунды предостаточно. Ей просто охота поиздеваться надо мной, бедным и несчастным.
– Ни на бедного, ни на несчастного ты не похож, – заметила я, распаковывая коробку с новенькими темными очками, которые превращали меня не то чтобы в кинозвезду, но в очень уважаемую женщину.
– Ну… глубоко в душе, – пошел на попятный Меф. – В конце концов, у меня очень тонкая душевная конституция…
– Которую ты не соблюдаешь, – в тон ему продолжила я.
Дальнейший путь прошел в относительном молчании. Меф, кажется, не очень любил, когда женщины противоречат. А я – когда мужчины умничают.
Поэтому, закупив корм «Бесь-бесь», мы уложили мешок в багажник и отправились домой, еще даже не подозревая, что там нас ждет очередной сюрприз.
Глава 5. Всего пять?
В этот раз мне никто не снился, букетов на порог не клали, даже беся не толкал во сне. Может, причиной моего глубокого сна был значительный поход по магазинам и примерка нарядов до полуночи, потому что тетушка Сарабунда хотела посмотреть «как сидит». Когда за спиной оставалась треть перемеренных вещей, к нам пришла Цира и сказала, что тоже хочет смотреть. Потому что ей жутко любопытно, как я довела Мефа до такого несчастного состояния, что он даже не пытался заигрывать с молоденькой клиенткой, пришедшей к Цире на сеанс. А это, знаете, на него совсем не похоже!
Мне стало стыдно на какую-то долю секунды, но… доля секунды проходит быстро, поэтому скоро я вернулась в нормальное состояние. Хотя бы раз в жизни каждой женщине должен попасться такой Мудофель, чтобы после она смогла ощутить себя королевой. А? Что делать, если Мудофель идет в одиночку? Гнать его, милые. Лейкой, сковородкой и плотояднем. Тогда и себе нервы сбережете, и его в мысли блудливые не введете.
В общем, примерка затянулась. Ведь это извечные женские радость и удовольствие, которые совершенно невозможно втиснуть в короткие сроки. Особенно когда с вами две женщины, которые активно комментируют, дают советы и откровенно наслаждаются происходящим.
И как были все довольны ночью, так не хотелось вставать сейчас. Я отчаянно зевала и уговаривала себя открыть глаза. А потом попытаться принять сидячее положение, помедитировать на стену, а потом с тем же задором беременной гусеницы выбраться из комнаты и добраться до душа. Там холодная вода, там лавандовое мыло, туда вечно норовит влезть беся, чтобы побрызгаться водичкой, поиграть резиновой уточкой и потом, шлепая мокрыми лапами, удирать от меня. Утренние водные процедуры приобретали море позитива и море воды… в ванной. Но тетушка Сарабунда очень любила этого мелкого безобразника, поэтому разрешала ему практически все.
С кухни, как всегда, раздавались какие-то звуки. Судя по всему, завтрак я продрыхла, поэтому сейчас уже то ли убиралась посуда, то ли велась беседа с плотояднями. Кто его знает, может, им купили мозаику и ферму с белыми коровками. Должен же быть у цветочков какой-то досуг, кроме стихов и еды!
Убедив себя прекратить валяться на кровати, я открыла глаза и посмотрела на залитую солнечным светом комнату. Да уж, нельзя так. Надо брать себя в руки, а то вообще разленилась. Ну, ничего, найду работу, лежать с утра подолгу в постели не смогу.
В соседней комнате что-то с глухим стуком упало. Нахмурившись, я подхватила халат и вышла из своей. Заглянув туда, где до сих пор благоухали розы от неизвестного дарителя, я замерла на пороге и, вытянув шею, попыталась рассмотреть, что приключилось. Вроде ничего такого. Вещи на своих местах, ничего не лежит на полу, розы пахнут, солнышко светит.
Неожиданно из-за вазы с неприличными мальчиками показалось нечто большое, стоячее и сексуально изогнутое. Черное. Мохнатое. Я моргнула, понимая, что что-то пошло не так. И это… это…
– А-а-а-а! – с визгом вылетела я из комнаты прямо на кухню, в несколько прыжков миновав коридор.
– А-а-а-а! – заорал в ответ неизвестно откуда взявшийся там обнаженный мужчина.
Мы одновременно захлопнули рты и внимательно посмотрели друг на друга.
Так, мужчина совершенно незнакомый и уже не такой обнаженный. Бирюзовые семейники, бежевый халат, домашние тапки в виде собак. Визави был… круглым. Такой весьма приятной круглоты щек, плеч и животика. С лысинкой и очень добрыми ореховыми глазами за стеклами очков с тонкой золотой оправой. В его руках были странные инструменты, что-то среднее между хирургическими и стоматологическими.
– Доброе утро, – неожиданно поздоровался он приятным, чуть низковатым голосом. – Вы Адочка?
Мое имя прозвучало как-то так мягко и тепло, что я вмиг позабыла про странные предметы в комнате и вообще почувствовала себя спокойно.
– Д-да, – кивнула я. – А, простите, вы кто?
– Ванцепуп Птолемеевич, – невозмутимо ответил он.
Я только захлопала глазами, пытаясь понять, что только что услышала и что это было.
Размышления прервали плотоядни, которые изо всех сил застучали листьями по подоконнику и принялись издавать неприличный свист.
Ванце… кхм, мужчина обернулся к ним и укоризненно произнес:
– Как вам не стыдно, цветики. Разве так можно?
«Цветики» сделали вид, что это их не касается.
– Адочка, вы не переживайте, – мягко сказал он, – я не вор или какой-нибудь лиходей. Зашел по просьбе тетушки Сарабунды на процедуры для плотоядней. Видите ли, их надо каждый сезон проверять, а то идут нехорошие отложения и…
Плотоядни снова заколотили кожистыми листьями по горшкам и подоконнику.
– Сзади! Он сзади! – заверещали они все сразу.
Я обернулась – на меня надвигалось нечто огромное и черное. Заверещав от ужаса, я впрыгнула на руки Ванцепупу Птолемеевичу, он охнул, качнулся… И грохнулся на пол. Большое и черное истерично взвизгнуло и метнулось в комнату, скомкав дорожку и уронив вешалку, с грохотом завалившуюся на пол.
– Ванцик! – раздался возмущенный голос тетушки Сарабунды, которая выглянула из окна. – Я тебя позвала лечить, а не щупать!
До меня дошло достаточно быстро: она попросту стоит на лестнице, которая ведет во двор, и поэтому спокойно может заглянуть в окно своей кухни. На тетушке Сарабунде была кокетливая розовая косыночка, яркий сарафан и… да, во рту – неизменная сигара.
Деловито оглядев нашу скульптурную группу, моя хозяйка цокнула языком:
– Все им молоденьких подавай, все руки тянут к мягкому, гладкому, приятному. Кобели эти мужики, я говорю.
– Извините, – пробормотала я, – отпустите, пожалуйста.
Ванцепуп Птолемеевич аккуратно поставил меня на ноги.
– Ничего такого не было, – сказал он, обращаясь к тетушке Сарабунде. – Адочка сама запрыгнула на меня.
Суть передана верно, но формулировка оставляла желать лучшего. Правда, стоит отметить, что сказано все это было на удивление спокойно, без малейшего намека на какие-то интимные интонации. Даже странно, особенно после Мудофеля. Пардон, Мефа.
– Что случилось? – поинтересовалась тетушка Сарабунда.
– Что-то большое, страшное и черное у вас в комнате! – выпалила я.
Она нахмурилась. Потом ухватилась за сердце:
– Адочка, там же Моня! А он очень душевный и трогательный! Только не говори, что ты его напугала!
Плотоядни заворчали, давая понять, что Моня не такой уж душевный, но тетушка Сарабунда тут же на них цыкнула.
– Ванцик, как хорошо, что ты пришел! Заодно полечишь нервную систему моему паучку!
Я потеряла дар речи. Па-па-паучку? Такого размера? Тут что, джунгли?
«Давай сваливать?» – энергично предложила моя арахнофобия.
«Подожди, тут неплохо кормят», – возразил здравый разум.
В общем, дальше утро потекло совсем не так, как я планировала. Меня быстро направили в душ и, только когда привела себя в порядок, дали выпить кофе. А потом отправили на поиск Мони. Как оказалось, паук из рода гарагуртовых побаивался женщин. Но при этом его неизменно к ним тянуло, ничего с пагубной страстью он поделать не мог.
Выяснилось, что Моня с перепугу залетел под мою кровать и наотрез отказывался выходить. Ни уговоры тетушки Сарабунды, ни обещания Ванцепупа Птолемеевича ни к чему не привели. В итоге мне в руки сунули палку колбасы и велели выманивать боязного из-под кровати.
И вот второй час я пыталась уговорить огромное и мохнатое мамочки-не-знаю-что выбраться на свет божий. Не помогали ни эротичные помахивания колбасой, ни рассказы о вкусном завтраке, ни скачки на кровати беси, который всеми силами пытался помочь мне избавиться от Мони.
Последний угрюмо хранил молчание и делал вид, что его там нет. Я уже медленно начинала закипать, потому что совсем иначе планировала сегодняшний день.
– Если ты не выйдешь, я буду петь, – пригрозила я.
Беся с интересом посмотрел на меня. Из-под кровати вдруг послышалось подозрительное шуршание:
– А какой у вас репертуар? Из-извините, пожалуйста…
От неожиданности я выронила из рук колбасу. Беся тут же сориентировался и уволок палку в безопасное место.
– А какой предпочитаете? – осторожно поинтересовалась я.
– Что-нибудь популярное, – тут же донесся ответ. – Грусть-тоску хочу развеять.
Да уж, мы, кажется, тут все утро не грустим. Но у Мони явно свои мысли по этому поводу.
– Так что вы можете? – поинтересовался он. – Нечто неоднозначное, берущее за душу, но на волне мейнстрима?
Ничего себе запросы!
Я задумалась. Вообще-то трезвая я пою плохо. Это объективное суждение, ничего не поделаешь. В хмельном состоянии я пою тоже плохо, но в силу пребывания в приподнятом настроении и уверенности, что могу все, это ощущение как-то притупляется.
– Как певунья – я не очень, – честно призналась Моне.
– И-извините, пожалуйста, – тут же раздалось печально, и донесся горестный вздох.
Некоторое время мы помолчали. Потом раздалось недовольное сопение.
– Скажите вашему бесу, чтобы перестал тыкать в меня колбасой. Это неприлично.
Так вот чего он притих!
– Беся! – рявкнула я.
Тот показался перед моими глазами и сделал вид, что раскаивается. Колбаса, кстати, была уже хорошенько надкусана.
– Значит, как пойти со мной в магазин – так нет! Кстати, почему не пошел? – вспомнила я. Ведь вчера так и не спросила его, все некогда было.
– Ленился, – вдруг донеслось из-под кровати. – Я все видел.
Я хмыкнула. Вот ябеды все в этом доме.
– Уважаемый Моня, может, вы все-таки выйдете? Я попробую спеть. Даже то, что вы пожелаете. И можем это… погулять по городу, вот!
– И до залива? – вдруг оживился Моня.
– И до залива, – заверила я.
– Ура-а-а! – заорал он, потом что-то гулко ударило о низ кровати.
Судя по всему, от радости Моня прыгнул и врезался в нее. Стоп. У пауков есть темечко?
Беся тоненько и мерзко захихикал.
– И-извините, пожалуйста, – снова со вздохом произнес Моня.
Я молча отобрала у беси колбасу и откусила с нетронутой стороны. Жизнь и правда обещала быть веселой.
* * *
После того как Моню все же изъяли из моей комнаты, повязали слюнявчик и усадили за стол, все пошло как-то лучше. Я познакомилась с Ванцепупом Птолемеевичем, принадлежащим к роду медицинских светил с гордой фамилией Забульгер. Узнала, что сюда он приезжает в отпуск, потому что работает в большом городе.
Моня и беся тем временем усердно чавкали и слушали нас. Тетушка Сарабунда шикала на плотоядни, которые то и дело норовили плюнуть в Моню семенами. Моня не терялся и, бормоча: «Из-звините, пожалуйста», – швырялся в плотоядней кусочками сыра и яичницы. Периодически и он, и цветы получали смачные оплеухи от разгневанной хозяйки и на некоторое время успокаивались. Но лишь на некоторое.
Ванцепуп Птолемеевич вел себя на диво доброжелательно, спокойно смотрел на происходящее и, кажется, совершенно не собирался пугаться или нервничать. Хотя… если он тут с ними постоянно живет, то ничего удивительного. Когда же разговор дошел до того, как я, такая прекрасная и неоднозначная, оказалась в их мире, пришлось об этом рассказать. Но стоило упомянуть про работу, Ванцепуп Птолемеевич задумался:
– Сарабунда, милая, что же ты ничего не сказала Адочке про справку?
– Какую справку? – насторожилась я.
Тетушка Сарабунда тем временем вытирала полотенцем заевшегося Моню и бурчала нечто невразумительное, потом вздохнула:
– Забыла, Ванцик, старая стала. А ты у нас что? Доктор ты или где? Давай, бери Аду и уже что-то с ней сделай.
Я сделала глоток кофе и закашлялась. Ванцепуп Птолемеевич посмотрел на меня добрыми глазами, покачал головой и вздохнул:
– Адочка, не пугайся. Я хороший врач и ничего страшного не сделаю. Я вообще к пациентам отношусь нормально, ибо не патологоанатом.
– Звучит успокаивающе, – пробормотала я.
– Патологоанатом патологоанатому рознь… из-звините, пожалуйста.
– Моня! – в три голоса выкрикнули мы.
Паук смутился и принялся за молочную кашу.
Какой ужас. До меня только сейчас дошло, что все, кто живет в доме тетушки Сарабунды, едят в нереальном количестве. Это же страх какой-то! Как только она справляется и зарабатывает на всех?