– Чего еле ноги воротишь? – ткнула в Кондрата скрюченным пальцем сердитая бабулька с авоськой в руках. Майор посторонился.
– Ишь, посреди тротуара встал и доволен! – бабка удалялась, но все продолжала ворчать, тяжело переваливаясь с ноги на ногу. Леший проводил её взглядом и неторопливо пошёл дальше. Он уже приблизился к светофору, когда рядом посигналила машина. Из темного авто, западного автопрома, выглянула голова Еши.
– Подвезу! – кивнул он. И голос, и выражение лица молодого человека кардинально изменились. Слишком серьезное. Теперь он совсем не походил на веселого, излишне болтливого журналиста.
– Ого, да вы никак повзрослели за последние пару минут, – усмехнулся Кондрат. – Спасибо, но сам дойду.
– Вы собираетесь искать Номин?
Кондрат остановился.
– Нет.
– Но ведь вы пришли, потому что знаете, что-то о её последнем деле? Вы же Леший Кондрат Разумович? Вас это тоже задело?
Леший внимательно посмотрел на парня.
– Задело.
– Так я вас подвезу?
Машина остановилась. Кондрат обошел и сел рядом с водителем.
– Куда едем?
– В центр, к Новославскому парку.
– Хорошее место, – кивнул Еши. – Когда-то там квартиру присматривал.
– И что? Не купил?
– Напрягло наличие рядом психушки. Знаете, не слишком приятно каждый день видеть.
– Приятного мало, – согласился Кондрат. – Но, ко всему привыкаешь.
– Кто-то может и привыкает, а я… муторно мне от такого созерцания, – и вдруг смолк, задумался. Потом добавил, – а мы вас домой везем?
– Нет, – усмехнулся Кондрат. – Хотя окна моего дома выходят именно в названом направлении.
Еши стушевался.
– Извините.
– За что же? Вы правы, место не из приятнейших.
– А вы значит, с Номин знакомы?
Еши кивнул.
– Что же сразу не сказали?
– Да мало ли кто интересуется. А куда она уехала я и сам хотел узнать. Странно это всё.
– Она что-то говорила?
– Да она, собственно, вообще, мало что говорила. Не разоговорчивая. Но про вас упоминала. Буквально вчера, уже поздно с работы собирался, она зашла. Чудная, будто потерянная или испуганная. Я спросил, что с ней. Она рукой махнула: «Меньше знаешь, лучше спишь. Я завтра уеду, наверное,».
«Куда? Середина недели?»
«Надо мне».
«Ну, хоть куда едешь, скажи. А то вдруг что и я даже не буду знать, где ты».
Она пожала плечами.
«Незачем тебе и знать, – и совсем тихо добавила. – Искать меня, может, будут».
«Кто?»
«Майор местный, Леший Кондрат Разумович».
«Ты что-то натворила?»
Номин посмотрела в глаза Еша, что-то было в том взгляде. Будто из последних сил держалась.
«Натворила, – тихо проговорила она. – Но он тоже… он видел и знает…».
Еши не на шутку испугался. Номин парню нравилась. Не просто нравилась, он всерьез задумался об отношениях, и впервые в своей жизни о семье. Сейчас, Номин, стоящую перед ним трясло. Трясло так, что рыжие кудряшки подпрыгивали. И из глаз вот-вот готовы были линуть слезы.
Еши обхватил девушку за плечи.
«Что случилось?»
«Он пришёл за мной. Сегодня ночью. Он приходил за мной!», – всхлипнула девушка.
«Кто?» – затряс её Еши.
Девушка закрутила головой.
«Я не могу… нельзя… я натворила… да… – она вытерла лицо рукой. – Я во всем разберусь, и может, что-то решу».
Она отстранилась.
«Я пойду».
«Куда?» – схватил её за руку Еши. Она мягко убрала его ладонь с запястья.
«Мне нужно уехать».
Развернулась и вышла. Молодой человек бросился следом. Почти следом, он так до конца и не понял, отчего вдруг застыл, когда девушка выходила. Почему не мог сказать ни слова и только, молча, смотрел, как пропадает её силуэт в закрывающихся дверях. Он выскочил, но её уже не было.
– Я с утра пришел, начал узнавать, она не выходила на работу.
– А сам искать не пытался?
– Где там? Телефон молчит. А я даже адреса её не знаю. Вроде где-то в центре снимала квартиру. – Он немного помолчал, сосредоточено смотря на дорогу. – Она сказала, что вы тоже видели… Что вы видели? – Еши свернул к бордюру и остановил машину, пальцы с такой силой сжали руль, что побелели костяшки. – Вы что-то знаете? Что с ней произошло?
– Ничего.
Еши обернулся к Кондрату, сощурил глаза.
– Вы должны сказать! Вы должны…
Кондрат повернулся и, смотря прямо в лицо парню, холодно произнес.
– Я никому ничего не должен. Номин сама впуталась. И скажу честно, если бы не некие личные обстоятельства, то навряд ли я стал ею интересоваться. Даже если бы она погрязла бы в полном дерьме. Искать её я не собираюсь, у меня своих дел по горло. Желание меня подвезти ещё не пропало?
Еши завел машину и свернул к парку.
– И все-таки, если вдруг что-то о ней узнаете… – журналист протянул Кондрату визитку. – В любое время.
Леший бросил взгляд на цифры.
– Какой у вас легкий номер.
И вышел из авто.
– Вы позвоните, если узнаете о ней? – с мольбой крикнул Еши.
Кондрат пожал плечами.
– Не обещаю.
Забивать себе голову хахалями рыжей, он не собирался. Тем более, что теперь был полностью уверен, девка впуталась в нечто криминальное и мало того, тянула за собой весь мучавший Кондрата клубок. «Пропала б, совсем!» – внезапно подумал Кондрат и тут же испугался собственной мысли. Если девчонка пропадет, начнутся поиски. Рано или поздно, но начнутся. Вылезет её звонок Семёну, начнут трясти отдел. Загрузят так, что мама не балуй, и тогда точно придется шерстить всех и вся. И что? Отчего Кондрата это пугает? Ну как начнутся проверки. Он то, каким боком? Он знать её не знал. Ага, вот только ребята из издательства укажут, что приходил майор Леший и интересовался Бадмаевой. И Фёдор подтвердит, что отвозил к «Вечерке». Черт, понесло ж его! А кто знал! И вот тогда Кондрата начнут трясти. Отчего это он выразил свои интерес к Бадмаевой? И никогда-нибудь, а сразу после исчезновения последней. Ох, как же его засасывает. Не клубок – трясина! Что ни шаг, то все глубже. И ведь, что страшно – никакой ясности. Попробуй, разберись, если все обрывочно, намеками, непонятными явлениями.
«Вот, сейчас, приду к старухе, возьму адрес Лукишны и схожу, и окажется что это совсем не та старуха, что в доме погибшей Катерины была. И рассыплется вся ниточная связочка. А если там другая старуха была, то значит и Бадамаева другой историей интересовалась. Но она звонила Семену. Кто знает, зачем звонила? Про Севольное говорила. И уехала. Семен, значит, знал, что она в поселок подалась. Правда, это знание никак ни увязывает с убийством дежурного». Истории, сопротивлялись и в один клубок лезть не хотели, но явно ему принадлежали, и нити торчали из того клубка самые настоящие, толстенные. Вот только ухватиться Кондрату никак не удавалось. «А может, и нет никаких нитей?» – Лешему очень хотелось в это верить, и он пытался найти самые неправдоподобные оправдания.
Раздумывая, он свернул к воротам парка и застыл.
***
На месте газетного киоска стоял черный обгоревший остов. Кондрат стоял и смотрел в черное пепелище, в голове начинало шуметь. Потом набрал номер.
– Сеня, привет, кто там за Семёна. Понятно, глянь-ка по сводкам, пожар в Новославском парке проходил?
– Проходил, там участковый ведет, вроде как замыкание бытовое. Бабульку, жалко, конечно.
Кондрат ощутил, как его словно опустили в горячую топку. Волна ударила по спине и спустилась в ослабевшие ноги.
– Когда было-то?
– Да, сегодня, ночью. Ближе к трем. Я только не понял, чего там бабуська эта ночью делала. Хотя кто знает, может жила. Ты у Михаила, участкового, спроси.
– Спрошу, – севшим голосом проговорил Кондрат и отключился.
Глянул туда, откуда пришел. Через арку было видно, что машина Еши так и стоит на том самом месте, где оставила майора. Леший еще раз посмотрел на останки газетного киоска и пошел обратно к машине.
***
– День добрый, Михаил Семеныч, – преждевременно постучав в дверь, поздоровался с участковым, Кондрат. Михаил кивнул, отставил в сторону кружку с чаем, подвинул на середину блюдце с печеньем. Михаил Семёныч, участковый Новославского района, собирался вот-вот уходить на пенсию, готовил на смену молодого паренька, только окончившего полицейскую академию. Темноглазый мальчишка, торопливо вскочил и отдал честь, стоило Лешему войти в кабинет.
– Сиди, – махнул рукой Кондрат, придвинул стул и присел к столу.
– Не откажись от чайку, майор, – налил кипятка из небольшого чайничка и кинул в него пакетик Михаил Семёныч.
– Чего отказываться. На улице холодно. Чаек, оно самое то.
– Крепче не держим, – улыбнулся участковый.
– Крепче стараемся не употреблять, – ответно улыбнулся, внутренне чертыхаясь, после вчерашней встречи с Разумовым, Кондрат.
– Оно и хорошо, – кивнул участковый. – А вы к нам по делу или так, мимо шли?
При всей казавшейся дружелюбности, Михаил Семёныч, внимательно смотрел на Кондрата и даже к чаю не прикасался.
– По делу, – покрутил бокал в руках Леший и отодвинул его в сторону. – Ты вчера на пожар в Новославском выезжал?
– Я, – кивнул участковый. – Молодые в такое время спят.
Сидевший по правую руку его мальчишка поперхнулся чаем.
– Так вы ж сами сказали …
– Сказал, – бросил на него косой взгляд, Михаил Сёменыч. – Отдыхай, пока я здесь, – и снова обратился к Кондрату. – И так, что тебе знать нужно?
– Проверку проводили?
– Да какая там проверка, – махнул рукой участковый. – Бытовое возгорание. Так и написали. Проводка неисправна. Бабуля в это время спала. По предварительному так ведется. А разбираться никто не станет. Сам знаешь.
– Михаил Семёныч, то, что написано в бумажках, я и сам глянуть могу. И даже знаю, что написано будет и кем подтверждено. Ты мне свое мнение скажи.
Участковый вздохнул, он, наконец, взял свои бокал и отпил, потянулся за печенькой.
– Я не пожарник, но бабку убили, а уже после устроили замыкание, – печенька захрустела на зубах.
– Отчего так?
– Так лежала она у входа, места там мало, чтобы спать. Значит, стояла в проеме двери. Может, кого встречала, может, провожала. Это, как бы, во-первых. Дальше, мне вот интересно, что ей делать ночью в ларьке? Не молодая вроде, по ночным свиданкам бегать. И не бомжиха какая, своя квартира у неё имелась. Я с соседями, конечно, не для протокола, но побалакал. Газетчицу нашу вечерком видели возращающуюся с работы. Значит, потом она вернулась. Зачем?
– Зачем?
Михаил Сёменыч, отпил из бокала и взялся за вторую печеньку.
– Тебе интересно, майор, ты и узнавай. А мне через две недели на пенсию. У меня по всем данным это бытовое возгорание, а бабулька нечаянно там оказалось. Дело я закрою. Сам кумекай. Если хочешь, переводи в отдел и работай. А я тянуть это дело буду все две недели, уйду, тогда и забирайте.
– Ты мне данные на неё запиши.
Участковый, вытер рука об руку, полез в стол, вытащил папку, достал листик и выписал на него данные старушки-газетчицы.
Кондрат, бумажку взял, кивнул участковому и поднялся.
Михаил Семёныч снова взялся за кружку, громко швыркнул.
– Майор, там если дело брать будешь, в нем только оговорочка, не хотелось нам все это раскручивать. Ненужное, пустое. Так вот, чуть дальше от места, визиточка была, чуть подпаленная, но пластик толстый, на ней данные. Может к делу оно не имеет отношения. Вот только я чувствую, что имеет. Визиточку, я подобрал, так, на всякий случай.
Участковый встал, прошел к шкафу у стены, немного порылся. Вернулся к Кондрату и протянул пластиковую карту.
На чуть потемневшем пластике хоть и были зауглены первые буквы, но точно угадывалось имя – Бадмаева Номин.
Глава 16
Черепец Любовь Тихоновна, продавщица из газетного киоска, проживала на улице Смирнова, буквально через дорогу от парка. Удобно, рядом.
Кондрат вывернул в квадрат девятиэтажек. Детская площадка была пуста. Да и кто выпустит детей в такую погоду на улицу. Дождь продолжал моросить.
– Кондрат!
Леший обернулся.
Еши выскочил из машины и устремился к нему.
– Следишь?
– Не хочу пропустить отъезд.
– Я не поеду за Номин, – спокойно сказал Кондрат.
Еши пожал плечами.
– Может, и не поедешь. Но может, узнаешь, что у неё произошло. Мне, правда, нужно знать.
Кондрат остановился, поежился, и холодно сообщил пареньку:
– А мне, правда, не нужно знать, что там происходит с малознакомой мне Номин. И, вообще, ты, сколько её знаешь? Месяц, два. Уверен, что она не психическая?
– Не похоже.
– Отчего ж, всякое бывает.
– Та старушка, в парке…
Ох, что б этого, Еши! Вот не надо, не надо Кондрату знать, что связывает журналистку со старухой из парка. Но ведь он сейчас начнет рассказывать. Начнет вываливать на Лешего совершенно не нужную тому информацию. А майор не имеет никакого желания это слушать, не хочет он заниматься девчонкой. Своих заморочек хватает. Не желает он все это в одну кучу валить.
–… Номи была у неё. После разговора с газетчицей, она ездила в полицию, в Первомайский отдел.
Кондрат нехотя посмотрел на Еши. «Что б, ты провалился!», злобно мелькнуло у него в мыслях. Вслух, устало, спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Я возил Номин.
– И в полицию тоже?
– Да.
«Вот почему я не увидел её машины», – подумал Кондрат.
Они свернули к третьему подъезду. Обычная дверь, без привычных кнопок и домофонов. С объявлениями на старой, неровно висевшей доске. С надписями, рванными, полустертыми. Старый дом с длинными узкими окнами. Со старыми людьми, живущими в нем. В кубике новых девятиэтажек он выглядел сгорбленным, потерянным.
Еши открыл дверь. Прошел к лифту. Это был еще тот лифт, со створками за железной решеткой, которую нужно раздвинуть, а потом дернуть за веревку с помятым колокольчиком, издавшим совсем не звонкое – дзынь, дзынь – глухой звук. Сверху раздалось скрежетание, казалось, весь дом вздрогнул от движения лифта.
– Не нужно, она на втором – лучше пешком, – произнес Леший. Ни лифт, ни дом не внушали доверия. По его Кондратовскому мнению, такие дома давно нужно было снести и выстроить твердокаменные, новые, со всей коммуникацией и техникой.
Иногда он заводил такие разговоры дома. Тетушка на это была не согласна. И на подобные высказывания отвечала всегда резко, ответа не слушала: «Кодя, это наша история, памятники старины! Подремонтировать, подлатать, где-то что-то подменить. Но сносить! Безбожно! Нельзя сносить историю, нельзя уничтожать то, что напоминает о прошлом. Потому что без прошлого не может быть будущего. Тебя не может быть!»
Может она и права. Вот только власть имущие, скорее всего, разделяли больше мнение Лешего, нежели тетушкино. И дома достаивали свой век без ремонтов, в ожидании, когда же их посчитают непригодными для жизни и снесут к едрени матери. Пока такого решения не было, и, дом был вполне обитаем.