Так что конечный исход войны решит не железо, а что-то более тесно связанное со сверхъестественным!
Наконец стемнело, и фрицы их снова гонят в барак... Гришка радуется этому, близиться пора решительных действий. Только немного сосет под ложечкой из-за Булыжника.
Как-то нет веры уголовнику. Ведь блатной человек, такого понятия как патриотизм не признает. А в Булыжнике это чувствуется, хотя себя он ведет и прилично.
Впрочем, каждый человек, это свой мир и мировоззрение. Сколько уголовников храбро сражалось в рядах Красной Армии, в штрафных батальонах? Так, что человек, любой человек чисто на уровне инстинкта любит свою Родину и свой народ. А предательство противоестественно... Впрочем, его противоестественность - это как алкоголь, спирт порожден разложением и отравой, но многие люди попав от него в зависимость теряют свой человеческий облик, опускаясь до уровня свиньи.
Впрочем, Булыжник внешне спокоен, хотя толстые губы время от времени резко вздрагивают, да и пальцы нет-нет, а дернуться.
План отработан заранее, все рассчитано по часам, и лучники разбирают оружие, готовясь занять исходные позиции.
Андрей предупредил ребят:
- Из барака первыми выйдут на цыпочках, только стрелки. Не надо привлекать к себе внимание, в том числе и сдыхающих собак. Далее по сигналу, поднимается весь барак, а за ним и весь лагерь, включая и взрослых трудовиков.
Булыжник предупредил:
- Выйдете, когда стоящие на стреме, дадут сигнал, мол, дохнут суки. Вот тогда нужно лучникам действовать быстро и бегом. Так как караульные вертухаи могут шухер поднять, из-за собак, да еще и стрелять начнут. Тут все рассчитано!
Гришка, которому как одному из лучших стрелков выдали отличный лук, погладил тетиву и энергично кивнул:
- Не оставим перхоти шансов!
Мальчишка рассмеялись... Почти сразу же прозвучал тихий возглас:
- Свершилось... Дохнут! Суки дохнут!
Гришка приподнялся на носочках и двинулся к выходу. Низкий голос Булыжника подействовал на мальчика как холодный душ:
- Постой фраер... Придержи стремена! Всем идти по статусу...
Андрей тоже нервничал, как и прочие мальчишки. В бараке было жарко от множества вспотевших, юных тел, и не совсем приятно из-за редкой возможности хорошенько помыться.
Булыжник сам посмотрел в оконце, через самодельный небольшой бинокль и коротко скомандовал:
- А теперь братва на выход. Будем мочить вертухаев.
Мальчики-стрелки быстренько парами устремились к выходу. Напарником у Гришки стал Вадим. Круглолицый, мускулистый мальчишка, светловолосый как большинство белорусских мальчиков сороковых годов двадцатого века( сейчас светлый цвет встречается реже!). Впрочем, после стрижки под нуль, голова с ранее белыми волосами кажется лысой.
Сердце у Гришки билось как горох в энергично трясущейся погремушке. Он с луком напоминал индейского мальчишку крадущегося в засаду против грозных, пугающих бледнолицых.
Валим, двигался за Гришкой шаг в шаг, оба мальчика загорели настолько, что свете, месяца казались чернокожими обритыми папуасами. Гришка вдруг наступил на торчащий из-под земли гвоздик - острие слегка вспороло мозоль на стопе и, застряло в ней, причинив легкую боль.
Мальчишка чисто рефлекторно прихромнул, и выразился:
- Не бывает роз без шипов, дороги, без препятствий, жизни, без испытаний и только путь в могилу как гладкий асфальт без трещинки!
Юные воины слышат легкое, слабеющее скуление умирающих сторожевых собак. Гришке и приятно слышать эти звуки, и в тоже время опять начинает сказываться волнение, даже руки трясутся. Чтобы успокоить себя Гришка внушает сам себе: "Это всего лишь компьютерная игра, просто наведи и пальни. У напарника тоже от волнения дергается правое веко, а впалый живот ходит ходуном. Вот они знали одну из позиций возле забора, но тут с ними столкнулась другая пара мальчиков-стрелков.
Ребята встали в на дыбы и чуть не перешли к потасовке, задирая для удара коленки. Гришка успокоил их:
- Перейдем, через фанеру и там вот накроем фрицев. Наша жертва третий пост.
Гитлеровские собаки и в самом деле исходили кровью, и у них не было сил, чтобы лаять, так как сочетание тяжелых металлов рецептура ядов, подсмотренная Гришкой в Голливудском боевике, в первую очередь парализовала легкие и желудок паршивых псов.
Мальчишка не испытывал к этой псине жалости, на его глазах они разорвали на части пацаненка не старше одиннадцати, и сожрали живьем заключенную девочку. Это были, конечно же, жестокие твари, получившие должное воздаяния.
Кроме того Гришка убедился, что Булыжник их не предал, вряд ли гитлеровцы допустили бы смерть такого большого количества, специально обученных, породистых собак.
Это неожиданное "открытие" разом успокоило мальчика-попаданца, пальцы перестали трястись, а пот разом высох. Ночью в октябре уже довольно свежо, но еще, что удивительно не холодно. Гришка накинул на себя уже давно не надеванную, дранную рубашку, не оставлять же подаренной сердобольной женщиной добро. Сегодня они умрут или, наконец, покинут этот концлагерь.
Гитлеровца-часового отлично видно, хоть месяц и тонковат, но у подростков глаза к полутьме адаптируются быстрее, чем у взрослых. Гришка берет в руки стрелу, вкладывает, её в лунку и начитает натягивать тетиву...
Его напарник шепчет:
- Сейчас уберем или...
Гришка отвечает:
- Можно и сейчас... Другие фрицы его не видят!
Фашист-часовой нервно оглядывает и делает шаг навстречу мальчишками-стрелками. Он вертит носом и тут тихо охает увидев трупы сдохнувшись собак.
Гришка стреляет, бьет автоматически, не отдавая отчета, что его стрела может убить живого человека. Но другого выхода нет, охранник поднимет тревогу. Напарник посылает стрелу почти синхронно, расстояние небольшое, тренированным и способным мальчишкам, промахнуться сложно.
Подарочек, выпущенный Гришкой вонзается гитлеровцу прямо в шейную артерию. Второй гостинец угодил фрицу в грудь. Эсесовская рожа, хочет разразиться грязными ругательствами, но задыхается красно-коричневый фонтанчик выплескивается, пульсирующими под удары сердца струйки. После чего крупная туша упала на бок, и продолжала еле слышно хрипя дергаться.
Вадим, выдохнув, произнес:
- Четко мы сработали!
Гришка подмигнул в ответ:
- Мы ведь русские воины!
Гитлеровец затих, но тут же воздух содрогнулся от автоматной очереди или точнее пистолет-пулеметной очереди. Случилось в общем неизбежное, из восьми часовых, что охраняли лагерь, кто-то обязательно должен был успеть выстрелить.
Пистолет-пулемет конструкции Шмайстера( злые языки говорят, что настоящий отец и конструктор легендарного автомата "Калашников" именно этот немец!), стреляет певуче, и не слишком громко, тише, чем советская "Ока".
Гришка заряжает на ходу лук и бежит в сторону, где выстрелы.
Гитлеровец похоже не был даже ранен отравленной стрелой. Толи рука у юных лучников дрогнула, или пальну с большой дистанции, фриц сошел с линии или наклонился.
Гришка стреляет на лету, не целясь, по наитию... Эсесовский охранник, вставляет другую обойму, а стрела пущенная мальчишкой-попаданцем видимо уловила настрой юного патриота, и попала чуть пониже носа, пробив в войдя в небо.
Охранник от болевого шока выронил пистолет-пулемет. В нег тут же угодили две стрелы пущенных другими стрелками-мальчишками, но они отлетели от бронника... Гришка присвистнул:
- Вот тварь...
Фашист впрочем, был ранен, а яд был достаточно быстрый, хоть и не совсем такой как цианистый калий, но близкий по свойствам. Собак потравили другим, более медленным токсином. Тут Гришке помогла не только редкая по силе память, но и любовь к оружию и средствам разрушения.
Удар стрелы пришелся близко к головному мозгу и фашист подыхал...
Уже при обсуждении плана побега Гришка выдвигал опасение, что охрана может, имеет бронники. Правда, скорее всего не вся. Те, кто помнит историю второй мировой войны, много ли он может вспомнить случаев применения подобной защиты? Тем более при охране концлагеря?
Гришка бежал к нему и хотел послать еще одну стрелу с токсином, но видя, что гитлеровец уже неопасен, мальчик передумал:
- Побережем запасы, у нас стрелок мало!
Другие часовые, похоже, был без дефицитных бронников, во всяком случае, больше выстрелов не было слышно, зато загудел словно улей лагерь. Узники, как взрослые, так и подросткового возраста, выбегали из разборных бараков и ломали хлипкий, переносной забор.
Гришка, видя второго убитого лично фашиста, ощутил не муки совести, или тошноту, что часто встречается в кино, в книгах при описании первого случая лишения жизни, а душевных подъем, радостное возбуждение от подвига.
Мальчишка произнес, скаля зубки:
- Суровый бой ведет российская дружина, нет автомата на отчаянный парней. Фашистов мочат настоящие мужчины. Гитлера лично убей, Гитлера лично убей!
Вадим подтвердил рифмой:
- Мы повторяем простые движение, выстрел - попал, есть поражение!
Первыми выбежали мальчишки, они в гневе лупили ногами по тушками издохших собак. Булыжник на них рявкнул:
- Не шуметь черти!
Андрей пальцем покрутил у виска:
- Да ты сам медведь всех гитлеровцев перебудишь...
Булыжник рыкнул в ответ:
- Без собак они нас все равно за жабры не возьмут. Чего сереешь?
Андрей на бегу логично ответил:
- А сколько они смогут безоружных людей из пистолет-пулеметов?
Действительно послышались выстрелы, похоже, охрана и надсмотрщики расчухались. Впрочем, тут произошло неожиданное. Кто из взрослых крикнул:
- Бей палачей!
И это клич подхватил весь лагерь и вся орава включая и лучников-мальчишек ринулась к складным домикам, где ночевала охрана и надзиратели.
Впрочем, часть гитлеровцев предпочитала на мотоциклах, отъехать на более комфортабельные места в жилищах селян. Хозяев естественно в сарай, а кто рыпнулся застрелили на месте.
Но и те, что были, несли опасность. Понимая, это Гришка бежал в сторону домиков палачей со всех ног, что помочь своим товарищам добить подонков. Ведь лук с отравленной стрелой это оружие эффективное, по крайней мере, по сравнению с лопатой, ломиком, топором.
Не слишком светлая ночь, внезапность нападения, чрезмерная расслабленность немцев, еще не привыкших к партизанской активности и стоящих вокруг Москвы, снизила эффективность применения огнестрельного оружия.
Несколько рабочих подлетели первыми к выскочившим, полусонным нацистам. Один из трудовиков, настоящий гигант всадил кувалдой по башке надсмотрщика. Удар был настолько силен, что не только раскроил череп, но и даже вогнал по колено нациста в рыхлую землю.