— Кто мы друг другу, Калеб? Кто я? Кто я для тебя? К чему всё это приведёт? Почему я... — я сглатываю и выдыхаю. — Иногда, Калеб... иногда мне кажется, что я здесь в заключении. Я чувствую себя твоей пленницей.
Он содрогаясь делает резкий и длинный вдох. Проводит рукой вниз ото лба к подбородку.
— Икс... да ладно, не будь такой. Это не ты. Почему ты задаёшь мне эти вопросы? — я прислоняюсь к стене, и большие руки Калеба располагаются по обе стороны от моего лица, окружая меня и заманивая в ловушку. — Ты умерла, Икс. Ты никто. Ты ничего не знала о себе. Я научил тебя снова ходить и говорить. Научил тебя вновь быть чёртовым человеком. Я дал тебе дом. Дал тебе работу. Дал тебе жизнь.
— А взамен я должна заниматься с тобой сексом? Отсасывать у тебя, когда захочешь? Никогда не задавать вопросы? Не хотеть большего?
— Всё совсем не так, Икс.
— А иногда кажется наоборот.
— Ты ошибаешься. Между нами что-то есть.
Я чувствую его дыхание на своей щеке.
Тёмные глаза полны непонятных эмоций. Я не могу прочитать это лицо, эти глаза цвета эспрессо. Эта близость, честность, всё это ново и дезориентирует. Как если бы родник в горах пробил себе дорогу, обнаружив трещину, выпуская наружу давно сдерживаемое давление.
— Что мы имеем, Калеб? Объясни мне, — в ответ тишина, — Ты спас меня, да. Ты обеспечиваешь меня, да. Я помню все это. Я не забыла. Но это? — я касаюсь жестких грудных мышц, показывая руками расстояние между нами. — Я не знаю, что мы. Что это. Что ты на самом деле хочешь от меня. Я видела тебя с другой женщиной. У тебя много женщин, ты так сказал. Ты навещаешь их по всему городу и трахаешь? А потом возвращаешься сюда, ко мне, каждый раз, когда чувствуешь, что хочешь чего-то другого, и трахаешь меня тоже? Но мне нельзя спрашивать об этом? Нельзя даже выйти на улицу?
— У тебя приступ панической атаки, когда ты просто выходишь за пределы квартиры. Ты не знаешь, что там делать, Икс. Мы пытались, помнишь? Для тебя это слишком. Ты перестаёшь дышать. Я не держу тебя в плену, я держу тебя в безопасности.
Я, действительно, помню. Первое время были прогулки по улицам, днём по тротуарам толпы людей проносились мимо нас. Шум, жара и бесчисленное множество лиц и голосов, гудящих клаксонов, автомобилей... всё это обрушилось на меня, швырнуло об землю, заставило лёгкие задыхаться, а в глазах у меня всё помутилось. Мир вращался вокруг, и я чувствовала пульсацию в своей голове. Меня пришлось отнести обратно, пока я не была в состоянии снова дышать в безопасности своей комнаты, в темноте, с мантрой, которую Калеб шептал мне на ухо:
«Ты — Мадам Икс. Я — Калеб Индиго. Я спас тебя от плохого человека. Здесь ты в безопасности. Я обеспечу тебе безопасность. Ты — Мадам Икс. Я — Калеб Индиго. Ты в безопасности со мной. Я никогда не дам тебя в обиду. Теперь это всего лишь дурной сон. Ты в безопасности. Ты — Мадам Икс. Я — Калеб».
Внезапно я слышу её здесь, те слова, ту мантру, которую он шептал мне на ухо, сейчас, здесь, в моей спальне, в этот момент. Напоминая и возвращая меня обратно в то время, когда мир был ещё новым для меня, когда происходило рождение моей личности. Когда я повторно учила язык, училась говорить и слушать, ходить и думать, быть живой.
— Я — Мадам Икс. Ты — Калеб, — я не могу сдержать свой шёпот. — Ты спас меня. Ты научил меня всему.
— Правильно, Икс. Здесь ты в безопасности.
И, впервые за шесть лет, впервые с той самой ночи с красноглазыми монстрами и кровью, я чувствую поцелуй, прижимающийся к моим губам мягко, медленно и нерешительно, словно этот поцелуй нечто новое для целующего и для меня.
Я даже не смею дышать, пока его губы не отстраняются. Не смею. Дышать означало бы вдохнуть яд истины, смешанной с заблуждением, пропитанной соблазном.
Я прижимаю ладони к его груди и отталкиваю от себя.
— Я выросла, Калеб. Изменилась. Я узнала новые вещи. Я ни в чём больше не уверена. Меньше всего в нас.
— Чёрт побери, Икс, — раздаётся шипение, — не поступай так со мной.
Долгое, долгое молчание. Я не двигаюсь, поскольку не могу. Тяжёлое, идеальное тело до сих пор прижимается ко мне, держит меня в ловушке у стены моей спальни, его руки рядом с моими ушами, губы не касаются моих.
— Не поступай так со мной, — это очень похоже на признание вины.
Я чувствую что-то острое внутри меня. Я снова толкаю. Сильнее. До тех пор, пока его грудная клетка, руки и бёдра не отворачиваются. Проскакивая мимо жары и гнева Калеба, я ложусь в свою постель лишь в тонкой майке, чей подол едва прикрывает мой зад. Я отворачиваюсь от пристального взгляда. Дышу глубоко, равномерно.
— Икс?
Я не отвечаю.
Вздох. Он звучит... печально. Тяжело. Одиноко. Внутри меня снова что-то царапается. Сильно, до глубоких ран. Что-то, что помнит момент в мужском туалете, когда я чувствовала себя в безопасности.
Тот поцелуй заставил меня почувствовать себя...
Бесценной.
В то украденное мгновение с незнакомцем я изменилась.
И я не смогу стать прежней.
ГЛАВА 12
Проходит целый месяц.
Я делаю свою работу, прикидываюсь равнодушной и неприкасаемой, огрызаюсь и оскорбляю богатеньких мальчиков, исправляю их речь, учу их правильно сидеть и испытываю на прочность их терпение. А потом, когда они начинают думать обо мне плохо, я позволяю им вести разговор, делая вид, что мне есть дело до этих речей, и поощряю, позволяя проверить на мне их обаяние. Притворяюсь очарованной. Почти обольщённой. Прикидываюсь взволнованной, если они подбираются ко мне слишком близко. Это всё игра. Это всегда было игрой. Но теперь, это кажется ею ещё больше. Я оцепенела внутри, и притворяться стало нелегко.
Одинокая, я жду. Но в дверном проёме моей спальни больше не возникает тень. Никаких визитов тёмными ночами.
Что это за плотное, свернувшееся и какое-то невесомое чувство внутри? Надежда? Облегчение? Я должна чувствовать облегчение, что визиты, похоже, закончились? Я ведь обязана ему жизнью. Своей собственной. Своим прошлым и будущим.
Это тяжкое бремя.
Что-то изменилось, и я не могу определить точный момент когда, как, или почему. Или даже что. Как ни странно, это что-то связанное с Джонатаном. Я наблюдаю за его преображением, пожалуй, единственным настоящим моим успехом, за тем как он разворачивается и возрождается из своего кокона, становится человеком, с которым приятно иметь дело. Возможно, я послужила лишь толчком для того, чтобы он увидел необходимость меняться, но это самое большое, что сделано мною. Сама я ничего не меняла.
Теперь мне интересно, что за услуги я оказываю. Когда-то я думала, что делаю что-то стоящее. Но теперь меня мучают вопросы. Эти молодые люди, которые проходят через мою жизнь… что я делаю для них? И какую плату получаю за это?
Как я существовала раньше, не задавая вопросов? Этот промежуток жизни вдруг показался слишком долгим.
Я плыву по течению, делаю то, что мне говорят, добровольно закрывая на всё глаза.
Теперь я вижу более чётко, но всё, что могу разглядеть — это очертания пустоты, все формы отсутствуют. И я вижу, что многого не знаю.
А потом, однажды, спустя шесть недель после благотворительного аукциона, открывается дверь, и моё сердце перестаёт биться.
Я сижу на диване, попивая чай, в ожидании своего последнего клиента на сегодня. Как ни странно, мне не дали никакого досье и никакого контракта. Только уведомление о том, что заключительное время дня — шесть сорок пять вечера — было забронировано в последнюю минуту. Заказчик предоставляет все необходимые материалы на время занятия.
Я сижу, нога на ногу и жду. Разглаживаю складки на бёдрах; белое платье с квадратным вырезом, длина на дюйм выше колен. Синие туфли на танкетке с открытым носом. Волосы собраны в обманчиво сложный узел на затылке, и кулон с сапфиром украшает декольте.
Динь.
Наблюдаю, как поворачивается дверная ручка и распахивается дверь. Пожимаю плечами, выдыхаю и принимаю расслабленную позу, чтобы казаться спокойной, моё выражение лица пустое и равнодушное. Натягиваю подол платья пониже на колени, чтобы не оголять слишком много плоти.
Блюдце в левой руке, чашка в правой. Обычный белый фарфор с золотым ободком по краю блюдца и чашки. Эрл Грей Империал фирмы «Harney & Sons» с капелькой молока.
Эти детали отпечатались в моём мозгу.
Я рассматриваю ободок своей чашки, когда дверь распахивается, и мужской силуэт заполняет дверной проём. Он шагает внутрь. Закрывает дверь.
Моё сердце замирает, и лёгкие перестают дышать. А чашка в руке останавливается в миллиметре от губ. Мои глаза широко открываются и не моргают.
Это он.
Логан.
Тёмно-синий деним, плотно обтягивающий мощные бёдра, потертость на левом колене и на правом бедре. Прямоугольный контур сотового телефона виднеется в кармане. Чёрная футболка с V-образным вырезом обнимает рёбра и его твёрдую грудь, рукава натянуты вокруг мышц. Зеркальные солнцезащитные очки авиаторы висят в вырезе футболки. Его волнистые светлые волосы отброшены назад, а прядь падает на его слишком синие, почти фиолетовые глаза. Подбородок настолько твёрдый, как будто может быть высечен из приморских скал. Высокие, острые скулы. Его губы изгибаются в понимающей улыбке, как только он встречает мой взгляд. Губы, что целовали меня, губы, что украли моё дыхание и мою жизнь.
— Я нашёл тебя.
Я дрожу только от одной близости его тёплого грохочущего голоса.
Такое ощущение, что этот голос я знала всегда, слышала его в незапоминающихся снах, которые забываются после пробуждения, в снах, в которые хотелось бы вернуться, когда вдруг появляется бессонница.
Я осторожно ставлю свою чашку и блюдце на столик, чтобы не выронить их из трясущихся рук. Мне не под силу оторвать глаз от Логана. И я также не могу говорить, даже произнести вежливое «привет».
Он направляется ко мне, не сводя пристального взгляда, и садится на столик — достаточно прочную мебель из толстого чёрного дерева и полированного стекла со старинной картой мира под ним. Так близко. Касаясь своими коленями моих.
Логан наклоняется ближе и улыбается.
— В чём дело... Мадам Икс? Проглотили язык?
Мои веки дрожат, я делаю вдох и выхожу из ступора. Корица и сигареты. Он двигает челюстями, сжимая их и что-то перекатывая во рту. Жвачка. Вот откуда аромат корицы.
— Логан. Я...что ты здесь делаешь? — я кажусь подозрительной, взволнованной, даже расстроенной. — Как ты меня нашёл?
— Как только я узнал твоё имя, это было не так сложно. Не то, что попасть на приём в ближайшее время. Оказывается, ты пользуешься повышенным спросом.
— Почему ты здесь?
Мне необходимо помнить о дыхании, каждом вдохе и выдохе.
— Я твой клиент на шесть сорок пять, — Логан пододвигается ближе. — Я пришёл на обучение, Мадам Икс.
Полной грудью я вдыхаю его аромат, пряную корицу и слабый сигаретный дым, зацепившийся за хлопок. Другие ароматы слишком неуловимые, чтобы их определить. Запах человека, который утром принимал душ, запах жизни, запах города.
— Итак. Как это работает, Золушка? — он берётся за ручку моей чашки большим и указательным пальцами, поднимает и проверяет содержимое. — Чай, да? Есть ещё? Я бы выпил чашку чая. Или что-нибудь покрепче, если есть, конечно.
У меня появляется оправданное желание уйти, чтобы найти место, где я смогу успокоить своё дыхание и найти равновесие.
— У меня есть чай, или, если хочешь, виски.
— Какой виски?
— Односолодовый восемнадцатилетний Laphroaig.
— Ах. Годится, — Логан занимает моё место на диване, всё ещё держа чашку чая в руке. — Тогда, я не прочь выпить, — говорит он с фальшивым певучим акцентом, пока его глаза мерцают.
— Как ты любишь? — я задаю этот вопрос, отвернувшись от Логана, держа графин в одной руке, а стакан в другой.
— Неразбавленным, пожалуйста.
Я наливаю на один палец, а потом какой-то инстинкт заставляет меня добавить ещё. Закрываю графин хрустальной пробкой. Поворачиваюсь и вижу, как Логан прикасается губами к чашке, прямо к бледно-красным отпечаткам моих губ, оставленных помадой. Он пьёт мой чай и ставит чашку на блюдце. Почему это вызывает во мне дрожь от кожи до костей и с головы до ног?
Протягиваю мужчине виски, и его пальцы касаются моих. Моя кожа горит там, где он дотронулся до меня. Покалывает. Убрав руку, я сжимаю её в кулак, который продолжает дрожать, опаленный прикосновением.
Я не могу отвернуться, не могу отвести взгляд, когда Логан поднимает стакан к губам. Ничего не могу с собой поделать и наблюдаю, как он наклоняет его, густая янтарная жидкость скользит между мужских губ, и я смотрю на адамово яблоко, пока Логан делает глоток.
Я испытываю ревность к виски, который касается этих губ.
А затем я чувствую себя глупой из-за этих нелепых мыслей.
Я краснею.
Я смущена.
Опускаю голову, чтобы скрыть смущение, а Логан, сглотнув, смеётся и ставит стакан на столик.
— Что?
— Ничего.
Я стою перед диваном у кофейного столика. Близко, но на достаточном расстоянии. И всё же мужчина умудряется дотянуться и погладить мою щеку большим пальцем.
— Ты покраснела.
— Нет.
Логан снова смеётся и встаёт рядом со мной.
— Покраснела. Точно. Почему, Золушка?
— Я не покраснела. И меня зовут не Золушка.
— Я решил, что это имя тебе подходит. Мне нравится.
— Ты решил, — в моём тоне слышится резкость.
Так близко. Слишком близко. Между нашими телами остаётся пространство, но всё равно он чрезвычайно близко. И воздух потрескивает между нами.
Логан нахально ухмыляется.
— Я просто дразню тебя, Икс.
— Почему Золушка? — слышу я свой голос.
— Ну... ты затмила всех тем вечером, таинственная и сексуальная, как ад. Все хотели знать, кто ты такая. Уехала в такой спешке и почти оставила хрустальную туфельку. Не сказала мне своё имя. А платье? — он делает глубокий вдох и качает головой, как будто что-то преодолевает. — Это платье. Господи, — Логан пожимает плечами. — Казалось сказочным для меня.
Я отхожу, делаю шаг к окну и чувствую его взгляд на себе.
Неужели я всегда так сильно покачиваю ягодицами при ходьбе? Неужели бёдра всегда так очаровательно касаются друг друга с каждым шагом?
Я наблюдаю, как мужчина со своей женой идут рука об руку тринадцатью этажами ниже. Моя голова не в состоянии думать, чтобы сочинить их историю. Но я почти вижу себя там внизу, идущей за руку с блондином. Никто из нас не говорит. Мы просто гуляем, переплетя пальцы, и двигаясь в унисон. Не знаю, куда мы идём, этот светловолосый мужчина и я. Это не имеет значения; мы просто гуляем вместе.
Покачав головой, я поворачиваюсь и, задохнувшись, встаю как вкопанная. Логан каким-то образом оказался позади меня, я даже не слышала, как мужчина двигался, и не чувствовала его присутствия. Виски стоит на столе, его руки опущены по бокам. Эти глаза цвета индиго всё понимают. Наблюдают. Пронзают насквозь.
— Кто ты, Икс?
Его голос словно натянутая струна виолончели, имеет самые низкие, самые глубокие и проникновенные ноты. Они ласкают меня, заставляют мои кости дрожать, а кожу покрываться мурашками. И это всего лишь его голос. Словно прикосновение, что-то интимное.
Что я могу ответить? В моём горле образуется комок.
— Я не знаю.
Моя способность лгать поймана в ловушку и отброшена в сторону открытостью в его глазах.
— Ты не знаешь, кто ты? — он не может в это поверить.
Я перехожу в оборонительную позицию.
— А кто ты, Логан Райдер? Как бы ты ответил на этот вопрос?
Он медленно моргает, засовывает обе руки в карманы и смотрит на меня долгим взглядом.
— Я Логан Райдер. Предприниматель, филантроп, инвестирую в начинающие компании. Не женат и одинок. Люблю немного нарушать порядок.
— Это то, чем ты занимаешься, Логан. Но не ответ на вопрос о том, кто ты.
Я прислоняюсь спиной к окну, нуждаясь в пространстве.
Когда он рядом, я не могу дышать, но не из-за паники. А от чего-то ещё. Моя грудь сжимается от ожидания. Воспоминаний. Страха того, что я могу сделать, если Логан будет вести себя так, как вёл в уборной. Я не контролирую себя рядом с ним. Он вызывает во мне короткое замыкание, что полностью обескураживает.