Мадам Икс (ЛП) - Джасинда Уайлдер 8 стр.


Я кончаю, сильно, и ненавижу себя за это.

Он проводит губами по раковине моего уха, пока я лежу, склонившись над стеклом, края которого врезаются в живот, задыхаюсь и почти плачу.

— Кому ты принадлежишь, Икс? — спрашивает он, чётко произнося каждое слово.

— Я принадлежу тебе, Калеб.

Это грубая правда, но я это чувствую.

— Чьё это тело?

Раздался резкий шлепок по моей заднице, но мне совсем не больно.

—Твоё, — пробормотала я, чуть громче шёпота.

Я выпрямилась. Его глаза давят на меня, пронзают, они тёмные и, как прежде, в ярости, но теперь я вижу в них и другие неопознанные эмоции. Его пальцы копаются у меня между ног. Он собирает ещё горячее, только что пролитое семя. Прикасается к моему языку. Чувствую привкус мускуса, солёность, свою женскую сущность, смешанную с мужской.

— Это я, внутри тебя. Попробуй нас.

Киваю. Не могу говорить.

Он жёстко пальцами сжал мой сосок.

— Твоя сексуальность принадлежит мне, Икс. Никто не должен знать даже твой чёртов запах, поняла меня? Ты. Только. Моя.

Резкая боль заставляет меня дрожать, и какая-то часть меня корчится от неё и нуждается в этом. Я ненавижу, не терплю, не выношу, когда моё тело реагирует таким образом.

— Ты поняла, Икс?

— Да.

Он ущипнул ещё сильнее, и это заставило меня всхлипнуть.

— Да, кто?

— Да, Калеб!

Я задыхаюсь.

Пальцы отпускают сосок, и мои колени подгибаются с облегчением. Я не могу устоять на ногах и падаю. Он поймал меня и легко поднял. Отнёс в спальню и положил на кровать с изысканным аристократизмом. Слишком мягко. Нежность ранит и сбивает с толку сильнее, чем боль, хуже, чем требование принадлежать. Это удручает меня больше, чем сексуальное доминирование.

— Спи.

Это приказ.

И я....?

Подчиняюсь.

***

Резко просыпаюсь, я дезориентирована. Мои жалюзи открыты, впуская лунный свет и мерцающий блеск горизонта. Тянусь к своему ночному столику, чтобы опустить плотные шторы.

Пульт исчез. Генератор шума тоже.

Моё сердце сжимается.

Я поднялась, и голая подошла к окну. Посмотрела вверх. Шторы собраны над окном. Но без пульта их невозможно опустить.

Слёзы стоят в глазах. Это, видимо, моё наказание. Как я буду спать без штор и генератора шума?

Или совсем не буду, или буду, но плохо.

Я борюсь с этой слабостью. Ложусь, укрываюсь одеялом с головой, пытаясь заснуть. Но уже спустя несколько мгновений, чувствую, как задыхаюсь. Сбрасываю одеяло и лежу, уставившись в потолок.

Я окончательно проснулась.

Разочарованная и злая, отбрасываю одеяло, встаю с кровати и шагаю в ванную комнату. Включаю душ и жду, пока пойдёт горячая вода. Встаю под воду, она почти ошпаривает меня. Я не понижаю температуру. Начинаю мыться. Я тру кожу пока она не становится красной и почти кровавого цвета. Оттираю каждый дюйм, как будто могу очиститься от ощущения тех суровых, жестоких, но всё же иногда нежных рук, а также очиститься от той болезни внутри меня, которая заставляет реагировать на него, нуждаться в его прикосновениях, независимо от того, что Калеб отравил меня необходимостью сексуального доминирования.

Если бы я могла сделать себе кровопускание и избавиться от всего этого, то сделала бы это.

В минуту безумия, я беру одну из одноразовых бритв, которые использую, чтобы побрить ноги и другие места. Прикасаюсь лезвием к верхней части предплечья. Провожу им по коже и чувствую острую боль. В шоке от внезапной боли, бросаю бритву и наблюдаю, как алая кровь стекает по моей руке и смывается в канализацию душа. Я очарована этим зрелищем.

Но не пытаюсь порезать себя снова. Мне не хватает мужества, чтобы считать это выходом из положения. Я слишком большой трус. И мне по-прежнему хочется жить.

А потом, без предупреждения, падаю на пол и рыдаю, тёплая вода льётся на меня, а я рыдаю, рыдаю, рыдаю. Бью себя кулаками по голове. Царапаю пальцами свои глаза, вырываю свои волосы.

— Чёрт, — слово выходит сквозь сжатые зубы. — ЧЁРТ! — я, наконец, взвизгнула, но слово сорвалось с моих губ как бессловесный вопль, и шум душа заглушил его.

Ну, по крайней мере, я чувствую себя отлично, чтобы ругаться.

Нахожу достаточно сил, чтобы встать, выключить душ, обсохнуть и надеть футболку и трусики.

В поисках спокойствия, я иду в свою библиотеку босиком, поджимая пальцы ног. Возможно, несколько часов со Смиллой успокоят меня.

Дверь заперта.

Я попробовала снова. Постучала. Подёргала ручку. Ударила кулаками о дерево.

Ещё одно наказание.

Я поворачиваюсь на месте и прижимаюсь спиной к двери, борясь со слезами. И тут окидываю взглядом остальные книжные полки в комнате.

На которых не было ничего.

Кроме одной новой книги.

«Подчинение авторитету: Экспериментальный взгляд» Стэнли Милгрэма.

ГЛАВА 6

Неделя без книг кажется вечностью. У меня нет телевизора, нет радио. Нет посетителей или друзей, кроме клиентов. Никаких ночных посещений — уже заметно их длительное отсутствие. Я схожу с ума. После того, как все мои клиенты проходят за день, я начинаю бродить по квартире. Разгуливаю по периметру моего мира: от стены до стены, от окна к окну, из угла в угол. Я не бурчу про себя, но это требует значительной сдержанности. Ночью я не сплю. Ворочаюсь, смотрю в потолок. И, в конце концов, всегда оказываюсь у окна, прижавшись лбом к стеклу, скрещиваю руки под грудью и глажу себя по предплечьям. И наблюдаю. Наблюдаю.

Наблюдаю за пешеходным потоком, как будто это моя привычка.

Видите, вон там? Молодая женщина, ей около тридцати. Возможно, даже меньше. Трудно сказать с такого расстояния. Сейчас поздний вечер, уже после полуночи, она одета в деловой костюм. Плотная тёмно-синяя юбка-карандаш. Подобранный к ней блейзер, задрапированный на одном плече. Обычная белая блузка, ничего особенного. Три верхних пуговицы расстёгнуты. Бежевая сумочка свисает с одного плеча, на тоненьком почти невидимом ремешке. Тёмные туфли на высоком каблуке, тёмно-синие или тёмно-серые. Волосы собраны в аккуратный пучок. Но своей походкой она рассказывает историю. Её ноги быстро передвигаются, несмотря на узкую юбку длиной до колена. Слишком быстро. И она уткнулось в сотовый телефон. Посадка её плеч говорит о том, что она чем-то расстроена. Доходит до угла, останавливается на перекрёстке, и запихивает свой телефон в сумочку. Расправляет плечи. Дышит глубоко. Вскидывает голову, как будто показывая безразличие, смелость.

Даже отсюда я могу видеть, как экран её телефона засветился в сумочке. С этого расстояния ничего не видно, кроме крошечного белого свечения. Она нерешительно достаёт телефон, читает сообщение. Выключает его и засовывает обратно в сумочку без отправки ответа. Но вместо того, чтобы идти вперёд, когда загорается зелёный, она остаётся на перекрёстке, в ожидании чего-то.

Дорогой чёрный внедорожник подъезжает к остановке у перекрёстка на её стороне. Останавливается прямо рядом с ней. Задняя пассажирская дверь чуть приоткрывается. Она качает головой. Отступает назад. Моё сердце замирает. Она возмущённо жестикулирует, как бы тыкая пальцем. Говорит на повышенных тонах. Делает ещё один шаг. Другой. Со стороны водителя задняя дверь распахивается, и высокий человек выходит изнутри. Моё сердце пропускает несколько ударов. Тёмные волосы. Уверенный в себе, наглый, с походкой хищника. Эти плечи.

Это невозможно.

Но глаза говорят мне обратное.

Женщина скрыта за его спиной, она почти вне моего поля зрения. Покачала головой. Говорит что-то и снова качает головой. Она выставила руки ладонями вперёд, словно пытаясь защититься от нападения, но я могла бы сказать ей, что она делает это зря. Эти массивные, мощные руки набрасываются со скоростью атакующей змеи. Хватают её за плечи. Притягивают близко, тело к телу. Я вижу, как эти тонкие, выразительные губы шевелятся, говоря что-то. Она качает головой, но не отстраняется. Почему она не отталкивает его?

Потому что он целует её глубоким, яростным и требовательным поцелуем. Даже отсюда я вижу, как её колени слабеют. Всё, что удерживает её в вертикальном положении — это сильные руки, сжимающие ей зад и прижимающие её к твёрдой, накаченной груди. Своими руками она обхватывает его, вцепляется в волосы, обладая им.

Ей позволено прикасаться?

Поцелуй?

Эти губы никогда не целовали меня.

Мои руки ни разу не прикасались к нему.

Что это — ярость внутри меня? Отвращение? Страх? Непонимание? Я всего лишь собственность. Знаю, каково это. Я не хочу, чтоб меня целовали. Только не его губы. Не желаю прикасаться, только не к его телу.

Хочу, чтоб это было истиной, несмотря на семена сомнения.

Она, очевидно, придерживается иных правил.

Это такое же очевидное доминирование, мастерская эрудиция в женской анатомии, умение возбуждать и манипулировать, пока не закрепится право собственности. Я знаю, что всё это слишком хорошо. Она включается, там на тротуаре. Она идёт назад, пока её попка не упирается в переднюю пассажирскую дверь автомобиля. Она тает. Сдаётся. Тротуар заполнен людьми; Нью-Йорк — город, который никогда не спит. Никто не бродит по улицам в одиночестве. Тем не менее, сцена около двери автомобиля является частной, эротической. За широким плечом я вижу, как она открыла рот. Его руки спрятались под её юбкой. Я знаю это прикосновение. Возбуждение, неизбежность кульминации.

Прямо там, на улице.

Наблюдаю, как она кончает. Девушка обмякла в его руках. Проходит мгновение. И потом она осталась одна, упёршись спиной в дверь машины, с задранной юбкой, растрёпанными волосами и в помятой блузке. Сумочка забыта, висит на локте. Задняя со стороны водителя дверь закрывается позади неё. Она испытывает неловкость. Поправляет юбку, затем блузку и ремешок сумочки на плече. Фиксирует волосы.

Делает глубокий вдох.

Отходит.

Хорошо!

Беги!

Продолжай, девочка. Не дай себя соблазнить, не дай себя околдовать.

Три шага, она делает это. А потом, как жена Лота (прим. ред.: «Притча о жене Лота» — Бытие гл. 19. По преданию, только семья Лота должна была спастись от Божьего суда в Содоме, развращенного города, которому был вынесен смертный приговор. По дороге прочь из города им было велено нигде не останавливаться и не оборачиваться, чтобы спасти душу. Прощальный взгляд на город свидетельствовал бы о сочувствии к нему. Однако жена Лота ослушалась наказа, обернулась и превратилась в соляной столб. Ввиду этого, жена Лота названа «неверной» душой), она поворачивается, чтобы оглянуться назад. Однако, в отличие от жены Лота, не превращается в соль. Но также обречена. Её взгляд направлен на всё ещё открытую заднюю пассажирскую дверь. Она не может сопротивляться. Я почти слышу, как он своей песней сирены заманивает её ближе, привлекая к тёмной, голодной и беспощадной пасти.

Ближе, ближе.

И затем, дура, она сгибается и скользит в автомобиль. Я вижу, как рука хватает её, выводит из равновесия, таким образом, она падает вперёд: ноги подгибаются, юбка поднимается и оголяет её ноги, обнажает откровенные чёрные стринги. Она брыкается, стараясь привстать, а руки плетьми обхватывают её зад. Она становится неподвижной, одна его рука так и остаётся на её ягодицах. А другой он тянется и сжимает ручку двери.

Заворожённо наблюдаю, как лицо, которое я слишком хорошо знаю, появляется из тени салона машины, тёмные глаза поднимают свой взгляд и встречаются с моим. Он не улыбается, потому что боги не усмехаются или ухмыляются. Но есть призрак какого-то развлечения или удовлетворения в этих красивых мужских чертах.

Наступает момент, когда я не могу отвернуться и остаться незамеченной.

Всё это было ради моего блага?

Он полностью срежиссировал это, чтобы доказать свою точку зрения?

Я отвернулась, меня тошнит, я могла бы блевануть, но не делаю этого.

***

— Мадам Икс. Как вы сегодня? —твой голос звучит ровно и вежливо, как только ты вошёл и присел на диван.

— Я в порядке, Джонатан, — лгу я, — а как ты?

— Всё нормально, полагаю, — ты пожимаешь плечами, но голос выдаёт еле заметную неуверенность.

— Полагаешь? — спрашиваю я.

Ты проделал долгий путь со времени нашей первой встречи. Ты одна из моих лучших работ.

— Пустяки, — ты взмахнул рукой, посмотрев на мои книжные полки, которые до сих пор пусты, за исключением одной, которую не решаюсь удалить. Нет, я не прочитала её — это мой маленький бунт.

— Где все ваши книги?

Я сочиняю подходящую ложь. Но не могу ничего придумать. Не ожидала, что ты обратишь на это внимание. Пожимаю плечами. Говорю первое, что приходит на ум:

— Убрала их в другое место.

Ты встаёшь. Шагаешь к полке, берёшь книгу, изучая название. Тишина, затем читаешь несколько страниц в середине.

— Это пизд*ц, Икс.

— Ты про то, что я убрала книги?

Ты покачал головой, показывая мне учебник.

— Нет. Это.

Я её не читала, ничего об этом не знаю. Однако не могу не спросить:

— Почему ты так говоришь, Джонатан?

Ты пожимаешь плечами.

— Этот труд. Это социальный эксперимент. Есть учитель и ученик. Учитель задаёт вопросы, и, если есть неправильный ответ, учительница прикасается к ученику машиной с электрическим током. Или что-то типа того.

— Ты сделал такой вывод из того, что только что прочитал?

Ты улыбаешься мне.

— О, нет. Я изучал психологию в колледже, и мы штудировали данную книгу. Это было давно, поэтому я не очень много помню о ней, но помню, ещё тогда подумал, каким провальным был данный эксперимент. Его результаты отложились у меня в голове. Послушание — это социальная составляющая. Это власть одного человека над другим. Это... то, на что мы согласны позволить себе пойти, даже если это вредно для нашего благополучия. Мы не против отдать кому-нибудь власть над нами. Или, наоборот, мы возьмём власть, авторитет, или как это там называется, и будем использовать его, даже если это идёт вразрез с нашей моралью. Это переплетается. Показывает, насколько мы зависим от социальных компонентов, хотя по большому счёту даже не понимаем, что происходит, что мы делаем.

— А разве такие социальные компоненты, как этот, не составляют самую ткань общества?

Ты киваешь.

— Да, конечно. Но когда ты осознаёшь их, даже на короткое время, они могут заморочить голову. Я проводил опросы всех вокруг, после того, как мы изучили эту книгу. И каждое взаимоотношение я рассматривал, как будто это было нечто новое. Типа, когда ты говоришь слово много раз, то оно теряет свой смысл, сталкивалась с таким?

— Семантическое насыщение, — ответила я.

— Да, точно. В итоге, я вернулся к нормальной жизни и перестал думать о вещах так объективно. Но спустя недели, это казалось чертовски странным. Ты понимаешь, что мы делаем маленькие негласные соглашения, сами этого не осознавая?

Качаю головой. Мой разум понимает это, но на практике...? Нет. Мой опыт более... ограничен.

— Давай притворимся, что я не понимаю, Джонатан. Что ты имеешь в виду?

— Ну, в плане послушания и авторитета... мы даём людям власть над нами. Почему я позволяю тебе помыкать собой? Почему прихожу сюда каждую неделю, разрешаю тебе указывать, что мне делать, что говорить и как себя вести, как одеваться? Тогда как я ничего не знаю о тебе. Мы не друзья, не вовлечены в отношения, я лично даже не плачу тебе. Однако я здесь. Почему?

— Твой отец.

— Точно. Но я терпеть не могу своего отца. Я действительно его ненавижу, Икс. Так почему же я здесь?

— Потому что он контролирует все твои желания.

— Правильно. Точно. Деньги. Будущее компании. Я пожертвовал своим детством ради его компании. Отец пожертвовал моим детством ради компании. Он никогда не находился дома, а когда был, то сидел в своём кабинете, работая. От меня всегда ожидали, что я буду преуспевать, буду лучшим. Чтобы получить диплом, я пошёл в школу Лиги плюща, чтобы доказать ему, что заслужил право унаследовать компанию. Так я всё это сделал и всё-таки не удостоился... быть руководителем. Или хотя бы работать помощником руководителя. Нет, я должен был начать с самого низа, быть учеником. Конечно, я понимаю. Работать, обучаться бизнесу нужно непосредственно с азов. Да. Здорово. Но я таскался с ним на работу каждые выходные, Икс. Каждый чёртов уик-энд. Не развлекался с друзьями, не занимался спортом или играл в видеоигры, не ходил в парк и не катался на велосипеде. Я плёлся с ним в офис и наблюдал за его работой. «Когда-нибудь это станет твоим, Джонатан», — говорил мне он. — «Поэтому обращай на всё внимание». Я обращал внимание. Знаю каждый контакт, каждый аккаунт. Знаю всё это. Я готов. Но он по-прежнему тянет. Делает продвижение наверх невозможным для меня. Он помогает другим ребятам, когда по всем объективным меркам я более квалифицирован, и неважно, сын я президента компании или нет. Он заставил меня приехать сюда и заниматься с тобой, потому что, видимо, я недостаточно умён. Что, бесспорно, означает, будто какая-то заносчивая стерва может мной командовать и оскорблять меня.

Назад Дальше