Зачастую бывают и казусные ситуации, например, когда перспективного источника разрабатывают две разведки одновременно. Так было с помощником военного атташе Великобритании во Франции. У меня появился к нему подход через его любовницу, но на мой запрос в Москву об изучении его как кандидата на вербовку, пришёл категоричный отказ с жёстким приказом свернуть всю деятельность вокруг данного тела. Потом, в отпуске, уже шепнули на ухо, что наши военные вокруг него круги год как нарезают.
Одно время я подвизался на общении с бывшими сотрудниками министерства обороны и военной разведки Франции. Добыл списки у кого из них были неизлечимые болезни, и под видом писателя, за щедрое вознаграждение, опрашивал дедушек.
Многие старые тайные операции мне были поведаны. Заодно, по косвенным признакам, в Москве и Санкт-Петербурге были задержаны агенты военных разведок стран НАТО. Некоторых удалось перевербовать. Во время перестройки и девяностых они активно сотрудничали со многими разведками.
Ну, и больные старики рассказали немало компрометирующих материалов на современных руководителей разведывательных органов. Тогда они были ещё юными, начинающими сотрудниками, делающими первые шаги, совершающие ошибки, о которых они были готовы позабыть сейчас. А старикам, на краю могилы, хотелось поговорить. Вспомнить молодость. Свои достижения, промахи, что хотели бы изменить, показать себя с наилучшей стороны, покритиковать нынешнее руководство за мягкотелость. Очень много интересного можно узнать, набравшись терпением и энной суммой денег.
Не поверите, но деньги нужны даже тем, кто одной ногой стоит в чистилище. Дедушки вскорости умирали из-за болезни, а их воспоминания анализировались, сопоставлялись с имеющейся информацией. Часть информации использовалась как выводная, чтобы не совершать ошибки, выявлялись новые признаки ведения подрывной деятельности разведслужб на территории России и сопредельных государств, с целью дестабилизации политической и экономической обстановки. И резидентуры иностранные в России не сворачивали свою деятельность, а в последнее время, наоборот, активизировались. Даже стали "расконсервировать" агентуру, замороженную десяток лет назад. Один из признаков или переворота или "особого периода" - предвоенного периода.
Запомнился мне разговор с одним из полковников. Это был старик, родившийся в годы Второй Мировой войны в шале на юге Франции. Здесь же он коротал свой оставшийся век.
Мы сидели во дворе под цветущей яблоней. На столе стоял большой глиняный кувшин с домашним вином, сыр, отварное мясо.
Полковник налил вино стаканам, не по изящным бокалам, а грубым, крестьянским стаканам. Посмотрел на свет цвет вина, покрутил немного, понюхал:
-- Вот, что я скажу тебе, молодой человек! На излёте жизни, я считаю, что жизнь человека подобная бочке с вином. Господь Бог наполняет её, кому доверху, кому-то наполовину. В детстве мы пьём виноградный сок. Наши матери нам щедро наливают его, мы хватаем его стаканами. Один, другой, третий и бежим во двор, чтобы поиграть с ровесниками или помочь отцу. Потом вино становится молодым. И мы, как молодое вино, которое ударяет в голову, пускаемся во всяческие приключения, авантюры, полагаем, что мир создан для нас и только для нас. Нет авторитетов, и Эверест - это не вершина мира, а всего лишь макушка горы, которую мы покорим запросто. Потом приходит время шампанского. Женщины, романтика, снова авантюристические приключения. Драки, служба, войны. Но всё равно, считаем, что мы всего добьёмся, всё одолеем, всех победим. Ну, и, конечно же - женщины. Много женщин. Вино и женщины. Ни того ни другого много не бывает. Затем приходит время выдержанного вина. Мы уже осознаём, что вина в бочке жизни остаётся всё меньше. И уже не так шалим, более сдержаны, рассудительны, более взвешенные. Оглядываемся назад, понимаем, что слишком много сил потратили впустую, в погоне за миражами, которые сами себе придумали или чтобы кому-то понравиться, зависели от чьего-то бесполезного мнения. Но всё равно продолжаем упорно идти вперёд, в надежде достигнуть чего-то. Пусть уже менее призрачных, но реальных целей, взвешенных целей и достижений. И вот приходит время коньяка. Уже реально понимаешь, что особых подвигов у тебя не получится сделать, да, и нет особого желания. Но хорохоришься, мнишь себя мудрецом, которому идут за советом, хотя им не совет нужен, а требуется лишь, чтобы ты договорился о решении чей-то проблемы со своим боевым товарищем, который стал политиком или банкиром, после выхода в отставку. Вы знаете, что коньяк хранится и выдерживается в дубовых бочках семьдесят пять лет. Потом его уже нет смысла это делать. Он не набирает силу, не обогащается ароматом. Нет столетнего коньяка. Точно также как и наша жизнь, после семидесяти пяти не набирает силу, крепость. Приходит лишь осознание простой мудрости, что счастье оно всегда было рядом. Вот так сидеть вечером в кругу большой семьи вечером, возвратившись с виноградника с заходом Солнца. Вино на столе, как вот это - он кивнул на кувшин на столе - без оксида серы. Сыр, отварное мясо, хлеб. И говорить. Просто говорить, Вечером, прихлёбывая из стакана десятилетнее вино с собственного погреба, неспешно пыхтеть трубкой с домашним табаком, с добавлением вишни и чернослива, читать книгу, бросая иногда взгляд на большую семью. Чтобы все были рядом, перед глазами. Это и есть счастье. Качаешься в кресле-качалке, которое сделал ещё мой прадед, оно неказистое, грубое внешне, но очень удобное. Вы пейте вино, юноша, пейте. Ему больше сорока лет. Оно живое. Если оставить в тепле - заплесневеет. Плесень, она же живая, и живёт и размножается только там где живая культура, например, как сыр, как домашнее вино. То вино, что в бутылках - мёртвое. Чтобы не было плесени, добавляют окисленную серу. А сера, как известно, она от дьявола. Из ада. Вот и получается, что люди - глупые создания, от дара Божьего отказываются - от вина, созданного трудом и любовью, политое потом крестьянским, и убивают его дьявольским порошком, пьют мёртвое вино. Сами себя отдаём на откуп аду. Поэтому, пока молодой, не совершайте самую большую глупость - не транжирьте время, отпущенное Всевышним. Либо займитесь крестьянским трудом, или трудитесь на благо окружающих вас людей, родственников или просто тех, кто попросит у вас помощи. Нам неведомо, какая у нас бочка вина. Мне повезло. Я почувствовал весь процесс, от виноградного сока, до самого старого коньяка. Вот и пью свою жизнь -выдержанный коньяк маленькими глотками, с оглядкой на прожитое. С каждым днём его всё меньше и каждый глоток всё слаще и желаннее, изысканнее, утончённее. Мало коньяка осталось на дне бочки. А сколько моих ровесников не попробовали даже выдержанного вина. Окончили свой жизненный путь на шампанском. Многие на войнах. Сейчас я оглядываюсь назад, на колониальные войны, в которых принимал участие, и не понимаю, а зачем и кому это надо было и не понимаю для чего. Это не принесло ни славы, ни богатства никому. Ни солдатам, что погибали, ни Франции. Те, кто жил в колониях, тоже не в восторге от того, что было. Они хоть свою землю защищали, свой уклад жизни. А мы? Ладно, мсье, я сам стал по-стариковски болтлив и суетлив, и время уходит в моём пустословии. Поэтому, давайте нальём ещё по стаканчику из этого глиняного кувшина, который сделал мой отец своими руками, я очень люблю те вещи, которые сделали сами мои предки. Для окружающих они не представляют никакой ценности, а для меня - история. История моего рода, моей семьи, тот самый мостик, который двигает меня что-то оставить после себя. Точно также и кусочек моих мемуаров, который вы вставите в свою книгу.
И этот старик честно, откровенно, порой с излишними подробностями поведал мне нелёгкий путь службы от лейтенанта в Алжире до полковника военной разведки.
Если написать настоящую книгу и издать её, думаю, что многие писатели, подвизавшиеся в жанре шпионского романа, кусали бы себе локти. Настолько увлекательна была жизнь и служба пожилого служаки.
Можно снять сериал. Можно было бы даже, и сделать компьютерную игру. Но ни я, ни мои командиры не были заинтересованы в издании книги, постановке фильма. Прости меня, старый полковник "К", обманул я тебя. Но такова служба. И даже в компьютерной игре твой персонаж не появится.
Мне пришлось стать ещё компьютерным игроком. В старые игры. Для новых ходилок-стрелялок я уже стар. А вот добрые проверенные стратегии или шахматы - в самый раз. Только они тоже требуют времени. А это тот ресурс, которого у разведчика всегда мало.
Вот и приходится крутиться как белке в колесе. И моделированием старой агротехнической техники успевай заниматься, и в компьютер поиграть, и по ночам по Европе кататься, с соблюдением правил дорожного движения, по утрам с кандидатами встречаться, бизнес вести, уточек кормить. Всё должен успеть.
А в компьютер поиграть для чего? Там есть чаты, игроки общаются, можно и личное сообщение послать кому-нибудь. Вот и отправляю первое сообщение, что посылка готова, отправка по расписанию. Жди сигнала по плану на "объекте ╧ 17". Это в районе Южного вокзала есть Stalingrad Avenue (проспект Сталинграда), там же расположено кафе "Сталинград", популярно у русскоговорящих туристов.
Кафе располагается в районе Южного вокзала. Сейчас он заселён выходцами с Ближнего Востока и Турции. Ведут они себя тихо, прилежно. Относительно безопасный район, но углубляться в него не стоит.
Многие стены внутри дворов испещрены граффити. Поэтому полоса чёрного цвета на углу дома не вызовет подозрений. Одной больше, одной меньше. Уличного освещения там мало, камеры видеоконтроля отсутствуют на этом углу. Камеры магазинчиков тоже не захватывают этот угол. Хорошее место. Там и тайниковые операции можно проводить. Но руководство посчитало иначе.
Это место выставления сигнальной метки. До названного кафе меньше квартала. Ставить надо так, чтобы было видно с основной дороги. Я несколько раз там прогуливался. Получалось, что турист, попил пива, кофе, пошёл прогуляться и "срисовал" меточный знак. Потом или сам топает или передаёт дальше по эстафете, что всё в порядке, можно закладывать или изымать закладку - контейнер.
Взгляд на часы. До работы ещё есть время. Утро, детей мало в парке, только бегуны, да, старики с их бессонницей, пожалуй, ещё русские туристы из Сибири, у которых разница по времени, поднимает ни свет, ни заря, Вот маются бедолаги в прогулках ранних, в ожидании открытия кафе и музеев.
Было такое, когда "кормил пернатых", такие туристы уселись за моей спиной, муж с женой. Муж выговаривал жене, мол, за каким чёртом она притащила его в Брюссель, где нет моря и "All inclusive". Жена терпеливо ему внушала мысль о любви к искусству и тяге к прекрасному. Но мужчина гнул свою линию. Что не хочет он ни скучную Европу с её музеями и пошлой культурой.
Я слушал. Одновременно наслаждался богатым языком, который был у мужа и изысканностью, интеллигентностью и терпеливостью жены. Для меня эта перебранка ранним утром была как музыка, Вот только слушать надо было, не выказывая, что я их понимаю. Они и отвлекали на себя внимание пробегавших мимо физкультурников. Я успешно заложил контейнер, попутно покормил уток. Или наоборот. Не имеет значения. Оставил метку, что тайник заложен. На работу. Работу надо любить. И внушать эту мысль и окружающим, тем паче подчинённым.
На работе сегодня я был первым. Сам себе сварил кофе, запустил просмотр видео вчерашнего вечера. Не то, как я общался с Таммом, меня интересовала реакция окружающих. Кто-нибудь сумел увидеть молодого Тамма на фото? Сумел его идентифицировать? Или же вызвало интерес его поведение?
То как вёл себя кандидат на вербовку, я помнил назубок, вплоть до каждой секунды общения с ним. Кофе быстро кончается. От усталости ломит лоб, виски. Недаром же у разведчиков идёт льготная выслуга. Как на боевых, день за три, даже, если томишься в иностранной тюрьме.
Здоровья эта работа не прибавляет. Никакой романтики. Тяжёлая, изнурительная служба. Это в кино хорошо показана романтика разведывательной работы. В действительности, всё прозаичнее, каждый шаг должен быть регламентирован Центром, каждый евроцент под контролем Контрольно-ревизионного управления.
Растворил аспирин, он хорошо разжижает кровь, улучшает самочувствие. Витамины тоже помогают взбодриться. Ну, а сигарета, пусть и вредит здоровью, но очищает мозги от слизи и тумана. Стопка коньяка сверху, большая кружка кофе. Помотал головой, растёр уши. Уф. Легче. Смотрим. Запустил прогон всех камер на чуть ускоренный просмотр. Сосредоточился. Все сидят, занимаются своим делом, а вот...
Стоп. Эту картинку выделяем и вытаскиваем на монитор. В углу два американца - сослуживцы Тамма, к которым он относится, скажем "прохладно". Что меня насторожило? Взгляд. Хоть и долго сидят, заказали немало выпивки и закуски, сидят в углу у окна, но в окно не смотрят, как делают обычные посетители, разглядывая девушек. Нет. Эти осматривают зал. И подполковника трезвый взгляд в спину Тамму. Абсолютно трезвый. Чуть вперёд. Снова взгляд в спину. На ускоренную перемотку назад. Он подливает больше своему компаньону, а сам чуть цедит. Но так не должен смотреть разведчик! В упор, в спину! Как через прицел! Разведчик может обозревать всё, что происходит у него за спиной, глядя в окно! Всё видно. А тут...
Закончили американцы свои посиделки за полчаса до того как Тамм вышел. Камера над входом. Так. Вот он вышел. Изрядно выпивший.
Не зря я потратился на качественные камеры и своих шефов убелил в необходимости и целесообразности таких трат. Они долго сопротивлялись. В правом верхнем углу в темноте маячит тень. Так, стоп-кадр, курсор на тень, увеличение. Плохо видно, осветление картинки, ближе. Ещё ближе, контрастность. Маму вашу за ногу!
Какой сон! Сон как рукой сняло и безо всяких стимуляторов. Я откинулся в кресле, затушил один окурок и тут же кинул в рот другую сигарету. Тот самый американский подполковник. Один собственной персоной! Стоит, ждёт, наблюдает за выходом из моего "Бегемота". После выхода Тамма, оживился. Проводил взглядом его. Отпустил такси на метров двести, сел в машину и поехал следом. Сам за рулём. Был там ещё кто не видно. Испарина на лбу.
Если они его вот так "пасут", то могли и утреннею встречу зафиксировать. Спокойно, мужик, спокойно. Думаем. Вспоминаем. Дым в потолок. Когда не видишь сигаретного дыма, то и нет такого удовольствия. От этого, наверное, рождённые слепыми не курят, а ослепшие, зачастую бросают курить. Не видят дыма. Нет ощущения полноты картины. Как у меня сейчас с американцами. Нет полноты картины. Нет понимания их действий.
Устроился поудобнее в кресле, закрыл глаза, вспоминай всю встречу утром. Мелочи. Детали. Лица бегунов. Номера машин. Кто был в машинах. Подозрительная суета. Мне ещё провала не хватало!
Суеты не было на встрече.
От самого выхода из квартиры. Что видел? Кого встречал? Какие машины? Номера машин? Лица водителей? Кто ещё был в машинах? Пассажиры?
В замедленном воспроизведении прогоняю. Это соседки из соседнего дома на пробежке. Это молочник. Этот - водитель доставки рыбы. Здесь - никого. Здесь я смотрю в зеркало заднего вида. Никого. Перекрёсток, какая-то машина сворачивает во двор у меня за спиной. Номер? Как давно она ехала за мной? Приметы машины? Она выехала квартал назад с перпендикулярной улицы, к моему движению, свернула во двор, не проехав и квартала. Так не "ведут" объект наблюдения. Менее тридцати секунд.
Не расслабляйся, и не питай иллюзий. Самоуспокоенность приведёт к пропасти. Могли и дрона запустить, что с воздуха вести наблюдение. Но для этого надо иметь веские основания. Думай. Что тебе могло, не понравится? Мысленно пробежался в мельчайших подробностях до встречи с Таммом, всю встречу с ним.
Нет подозрительных объектов. И почему ведёт наружное наблюдение кадровый офицер, а специальные службы? "Вели" Тамма, а не меня. Так ли он чист? Не понятно. Стоит обратиться в контрразведывательные службы Бельгии или иной страны, и вся картина по Тамму будет ясна. А вот так... По-дилетантски... Изображать пьяного, раньше выйти из кафе, чтобы проследить до дома... Зачем? Профессиональные разведчики наружного наблюдения, сделает это качественно и незаметно для объекта оперативной заинтересованности.