Карета заполнилась пассажирами и покатила из ворот на Бережковую.
Фонька убежала, а Тиса снова засела за книги. Особенно интересными показались ей записки из практики Кашина. «Владея отстранением, – писал ученый муж, – вы сможете увидеть со стороны искомую персону. Позвольте случай: горожанка М. обратилась ко мне с просьбой найти потерявшегося на ярмарке внука. При поиске я обнаружил ребенка спящим в корзине с бельем у портомойни. Не владея отстранением, я бы узрел темноту век искомого, не более. Отстранение же позволило мне определить точное местоположение дитяти».
По словам Кашина, отстранение обуславливается «рывком сознания, рожденным холодным разумом». Необходимо погасить эмоции, затем пожелать оторваться от объекта мыслью, при этом жаждая ослабить, но не оборвать «оковы» связи.
Начитавшись вдоволь теории, Тиса поняла, что жаждет дела.
Янтарные глаза закрылись, чтобы видеть за сотни верст.
Маленький Егор Русланович Кошкин, чуть больше трех недель от роду, посапывал у матери на руках. Зоя минуту качала сына, затем уложила в колыбель. Рука Ганны укрыла спящего крестника одеяльцем и поправила кружевной полог.
– Такой крепыш, весь в Руслана. А губку как потешно выпячивает, прямо как ты.
– Скорей, как Марька, – усмехнулась Зоя.
Тиса мысленно согласилась с подругой. Боже, как же хочется домой, – пришло осознание. Скорее бы научиться отстранению и возвращаться! А для начала надо попытаться сделать все так, как написано в книгах. Как там? Холодный разум… рывок… жажда…
– Ох, я и устала с ним! – Зоя прогнулась в спине. – Мне кажется, еще немного – упаду замертво. А нет – так усну стоя, как кобыла.
– Тебе еще хорошо. Мать с сестрой помогают. Я-то одна справлялась со своими оболтусами, – усмехнулась Ганна. – Валек такие мне песни закатывал. Ой-ей, помню, как намаялась с ним, пока Агап Фомич укропу наварить не надоумил. С Тисой вместе варили. Она тогда и ночевать у меня осталась. – Подруга вздохнула.
– Да, Тиса всегда помогала, – согласилась Зоя. – Если бы не ее каховик, даже не представляю, как бы рожала. Есть хоть вести от нее?
– Ни одного голубя. И это меня беспокоит.
– И зачем только уехала? А если знакомого ее бабули уже и в живых нет?
– Пусть. Ты ж видела ее? Когда зареванная ходила – еще ничего, но потом… Вроде и разговаривает, и улыбается, а все как не она. Может быть, хоть на чужбине в себя придет.
– Жалко ее… – протянула Кошкина. Но горестное выражение не задержалось на ее лице. – И все же я считаю, что упускать богатого вэйна, притом с титулом, было ужасно глупо с ее стороны.
Тиса поняла: отстранение не получится! Мысли метались, а беседа подруг не давала сконцентрироваться.
– Он лгал ей и привораживал.
– Знаю. И все же он попросил ее руки! Некоторые, чтобы получить такое предложение от высокородного, готовы полжизни отдать. На Марьку посмотри – из кожи вон лезет, все надеется, что Филипп ей предложение сделает. И никак покамест. Мамашку его вредную коляской же не переедешь? А у Тисы такой шанс был! Княгиня Невзорова! Только вслушайся!
– Не желаю, – фыркнула Ганна. – Тиса отказала и правильно сделала. Чтобы он ей всю жизнь голову дурил? Это из-за его волшбы она сама не в себе. А если такой останется? Нет. Пусть только этот благородный враль появится, огрею метлой, да так, что до столицы лететь будет, и рысак не понадобится!
Все, достаточно! Тиса усилием воли сбросила видение.
* * *
Дни до пятницы не желали пролетать быстро. Войнова изнывала в ожидании будущего урока. Всё, что могла почерпнуть из книг об отстранении, она усвоила. Что до практического применения – «видеть» кого-либо со стороны ей так и не удалось. За три дня она посетила в видениях отца, лекаря, Рича, подруг и Камиллу. Приобрела изможденный вид и знала все сплетни Увега, но так и не приблизилась к неподдающемуся отстранению ни на мизинчик. Что она делает не так?
Маета на душе заставляла спускаться и проводить какое-то время в обществе Отрубиных, читая новый любовный роман для благодарной слушательницы в лице Марьи Станиславовны. Собрание сочинений в трех томах – «Благочестие», «Смирение» и «Скромность», любезно подаренное графиней Лидией Аскольдовной Озерской, осталось нетронутым, зато книги были напоказ выставлены в книжном серванте красной гостиной. Роман же, который удостоился чтения вслух, назывался «Чары любви». Иногда Тиса вникала в суть текста, иногда ей хватало знаков пунктуации, чтобы не сбиваться и незаметно предаваться размышлениям на отстраненные темы. Пока что книга повествовала о молодой баронессе и ее ухажере красавце гусаре. Каждый день он проводил под балконом избранницы с домрой и пышными стихами в ее честь. Много пустых диалогов, но, на удивление, Марье Станиславовне роман нравился. Матрона то зевала, мечтательно закатив глаза к лепнине потолка, то охала в ладонь.
Улучив момент, Тиса как-то намекнула хозяйке об оплате за постой, чем вызвала сонное непонимание на круглом лице Отрубиной. Продолжать не стала, приняв решение, что лучше приобретет что-то в подарок хозяйке.
Каждый день ко Льву Леонидычу прибегали гонцы из торжка, и хозяин дома закрывался с ними в своих покоях для деловых пересудов. Санюша то почивал полуденным сном на радость всем домочадцам, то устраивал искрометные представления, и тогда все оказывались не в силах его утихомирить. Лизонька пропадала в красной гостиной за малеванием и не участвовала в общих посиделках. Но в четверг к дому подкатила легкая двуколка Озерских, и молодой Отрубиной пришлось оторваться от своего шедевра.
Когда Лееслава появилась на пороге, поцеловать ее ручку вышел из своих покоев сам Лев Леонидович. Хозяин дома справился о здоровье графини и графа и не торопился возвращаться к делам. Напротив, кликнул слуг накрывать чайный столик и велел нести сладости, что доставили из пекарни Творожковых.
– В прошлый ваш приезд, помню, вам пришлись по вкусу их крендельки с кремом.
– Благодарю, но я приехала ненадолго, – низким для столь юной особы голосом сказала Озерская. – Лиза, матушка одобрила идею брата поставить пьесу «Розы Равеля», чтобы выступить на Сотворенском благотворительном концерте. – Она взяла в руки ладони подруги. При сем дружественном жесте лицо Лееславы, видимо, по природе малоэмоциональное, оставалось бесстрастным, и это делало ее еще больше похожей на свою мать. – Ма сперва не соглашалась, но потом изменила свое мнение. Ёся убедил ее, что пьеса о беспутстве Равеля и его трагической кончине станет назидательной для нынешней молодежи.
Тиса, сидевшая с Оливией на придиванной козетке, опустила голову, чтобы скрыть просящуюся на свет усмешку. Молодой граф Озерский печется о благонравии молодежи? Право, смешно! Наверняка сынок вешает строгой матери лапшу на уши, а сам знаком с беспутством не понаслышке.
– Пьеса на благотворительном концерте! Ах, какая замечательная идея, девочки! – оживилась хозяйка дома, сбросив диванную дрему. – Лидия Аскольдовна – поистине величайшей души человек.
– Завтра будем разучивать первую сцену. Участвовать согласились многие, кого ты знаешь, Лиза. Роль Равеля будет играть, конечно, брат, и он весьма надеется, что ты будешь третьей Розой.
– Я не сильна в лицедействе, – промямлила Елизавета. – И не могу завтра, к большому сожалению… Я хотела закончить свою картину, ты же знаешь.
– Что ты такое говоришь, детка? Пропустить такую прекрасную возможность ступить на сцену – кощунство! – Отрубина-старшая театрально коснулась тыльной стороной ладони лба. – Ах, если б я была молода, как ты!
– Ты же можешь домалевать картину и позже, не так ли, Лиза? – произнес Лев Леонидыч, глядя в глаза дочери. – Тебе давно пора развеяться.
Лиза кивнула. От радости Марья Станиславовна гнусаво и протяжно запела: «О, мой Равель! Любо-овь мо-оя! Настал сей срок. К тебе спешу сегодня я! На грудь мне ляжет лепесток, и роз блаженный аромат укроет нас в саду».
Тисе оставалось только удивляться причудам богатых семей. Она вспомнила Ганну, плетущую кружева, чтобы свести концы с концами, Кошкиных, каждый год молящихся о хорошем урожае сада. Все же богатые не знают больших забот, а их жизнь безоблачна и редко омрачается тучами.
Но уже утром следующего дня Войнова убедилась, что у монет есть и другая сторона.
Глава 5
Лента
Чтобы не опоздать на урок, она поднялась спозаранку. Голуби еще даже не высунули свои розовые клювы из-под теплых крыльев, а пасмурное небо продолжало дремать в сырых холодных сумерках. За окном неслышно текла в своем каменном русле Патва. Ни ветерка, ни души. Хотя нет. От ствола старого клена, что рос напротив дома, отделилась темная фигура и побрела вдоль набережной. Благочинник. Сколько их рыщет днем и ночью по городу и в его окрестностях? Лишь святая пятерка знает. Казалось, весь день пройдет в благодатной тиши, однако ожиданиям не суждено было сбыться…
Особняк Отрубиных очнулся иначе, чем обычно, – с криками, руганью и грохотом. Готовая к выходу Тиса подхватила сумку и спустилась на шум, чтобы вскоре наблюдать невероятную картину. Лев Леонидович с пунцовым как редиска лицом, ухватив за вихры посыльного, шлепал беднягу по макушке своим парчовым тапком, при сем дико голосил и грозился стереть с лица земли торжок, а также всех его работников вместе взятых. Марья Станиславовна с Лизонькой тщетно пытались оттащить главу семейства от незадачливого гонца. Но Лев Леонидович не собирался так просто выпускать из рук пойманного козла отпущения.
– Ах, прохиндеи! Исподне отродье! Вы еще пожалеете! Я подам жалобу в Крассбургский суд! Знали б, на кого разевают рты, свиньи! На род Отрубиных! Всех до единого засажу в острог! Я заставлю их выполнить уговор!
– Па, прекратите же!
– Левушка, оставь мальчика в покое!
Неизвестно, как долго продолжалось бы сие безобразие, если бы не чудодейственная сила дородной дамы. Марья Станиславовна решила дело, рванув на себя подол мужниного халата вместе с супругом. Этого короткого момента «козлику» хватило, чтобы вывернуться из лап разъяренного «льва», и он понесся по лестнице со всей моченьки. В спину беглецу полетел тапок, затем стул. Следом осыпалась осколками фарфоровая ваза в розочках.
– Знатно стрекача задал гонец, – шепнула Фонька на ухо постоялице. – Пора ноги уносить, покамест и нам не перепало.
Слуги, толпившиеся вокруг зеваками, тут же вспомнили об обязанностях и не мешкая вышмыгнули один за другим из коридора. Тиса не стала испытывать судьбу и последовала их примеру. Служебным выходом она покинула дом, слава Единому, живой и невредимой.
Шагая вдоль балясин канала, девушка то и дело качала головой, с коротким смешком вспоминая минувшую сцену. Фонька ничуть не преувеличивала – Лев Леонидович действительно в гневе скор на руку. Крепко же досталось тому пареньку из торжка. Странно, все же богатое и именитое семейство, а не гнушается рукоприкладства. Или же в таких вот как раз и в ходу обычай лупить слуг хозяйской дланью? Тиса вспомнила отца. Тот, как бы ни был зол, всегда сохранял трезвость ума и никогда не распускал руки на подчиненных. В этом и необходимости не было. Батюшка и без того имел талант подчинять словом.
Мысли об отце переметнулись к письмам, которые уже должен был доставить голубь. Отец, наверное, вздохнет облегченно, узнав, что с ней все в порядке. А Ганна, если получила ее послание, выйдет в воскресенье на зеркальную беседу. Так они меж собой назвали придуманный ими способ общения. Пользоваться же для этого почтовой имперской службой Тиса остереглась. Если вэйну взбредет в голову ее искать, то облегчать ему задачу она не желала, скорее наоборот.
У чугунной птицы Евсифоны Войнова оказалась раньше назначенного времени. Серебряные часики, что скрывались под манжетой, показали, что до начала урока оставалось не менее получаса. Ничего другого не оставалось, кроме как слоняться на территории школы в ожидании. У старого учительского общежития девушка снова остановилась, прикидывая мощь былого землетрясения, что разломила здание пополам, словно пирожок. Воистину чудовищная сила. Чем дольше она глядела на забитые окна, обрушенную кладку и черный зияющий проем трещины, тем настойчивее проявлялось желание войти внутрь заброшенного здания. Чахлый частокол, преграждающий путь, нисколько не смущал. Не моргая, Тиса сделала пару шагов, сойдя с дорожки в жухлую мокрую траву.
– Здравствуйте, с-сударыня! – на сей раз от созерцания ее отвлек отнюдь не учитель.
Тиса обернулась. К ней приближался юноша в очках. Конец его длинного полосатого шарфа так и грозил угодить в лужу. Завсегдатай Увлеченного клуба, как помнится. Имя еще у него необычное какое-то.
– Простите покорно. Вы меня не п-помните? Я – лаборант и помощник Климентия Петрониевича по клубу. Клим в прошлый раз не потрудился нас представить, но я вас знаю. Вы его ученица. – Он коротко поклонился. – Виталий Романович Стручков, с вашего разрешения.
Интересно, как можно быть таким словоохотливым и при этом заикаться? Но, судя по всему, парень совершенно не стесняется собственного произношения и чувствует себя свободно в общении.
– Тиса Лазаровна Войнова, – кивнула в ответ девушка, ступив обратно на твердь дорожки.
– Вы, должно быть, на урок пришли?
– Да, только вот раньше времени.
– Главное, не п-позже, – усмехнулся Виталий, легко забросив официальный тон. – У Петрониевича к пунктуальности невероятная слабость. Стоит раз опоздать, и он будет весь день зудеть на ухо, как комар. «Как можно терять время, когда столько накопившихся дел простаивает! Вопиющ-щая небрежность!» – смешно передразнил он друга. – Кровушки он все равно выпьет, будьте уверены!
Тиса невольно улыбнулась.
– Так что хотите спокойно заниматься, приходите вовремя, – подмигнул нечаянный собеседник. – П-простите за любопытство. Я слышал, что вы из искунов, как и Клим?
Глаза паренька за круглыми окулярами очков восхищенно блеснули.
– Отчасти, – промямлила Тиса. – Дар мне пока не совсем подчиняется, – с сожалением призналась она.
– Не волнуйтесь, Климентий вас научит! – махнул рукой Виталий. – Уж если Ложкин за что берется, то с пути не собьешь, хоть волами тащи. Вот взять наш клуб. Без Клима его уже давно бы прикрыли, ей-богу. Противщиков – пруд пруди. Но Петрониевич каждый раз на собрании школы отстаивает наши археологические потуги. Добрый день, Карп Соломонович, – Стручков поздоровался, пропустив на дорожке проходящего мимо старичка-преподавателя.
Его полосатый шарф все же замочил бахрому в луже. Заметив это, юноша оттянул лямку от шеи.
– Да я, наверное, вас совсем заговорил, – виновато произнес Виталий. – Простите, пожалуйста. Правду Клара говорит: мой язык с в-версту длиной. Клим не простит мне вашей задержки. Пойдемте от старого корпуса, Тиса Лазаровна, а то Манила утащит в трещину и с крыши сбросит.
Они двинулись по дорожке к клубу.
– Манила? – Тиса поняла, что уже как-то слышала это слово.
– Вы еще не знаете? – удивился собеседник, счастливый оттого, что может рассказать нечто интересное. – Это местное п-привидение. Многие считают, что его придумали специально для острастки, чтобы дети в развалюху не лазали. Тут – звонки, шум, гам, а ведь призраки предпочитают уединение. Какой рискнет здесь поселиться? Однако Г-гаврилыч божится, что кто-то в прошлом веке и впрямь тут убился. Манила, стало быть, сбросила. Упаси Единый! – Стручков быстрым смазанным движением руки наложил на себя святое знамение и тут же задорно хихикнул. – Дворник еще тот басенник, его россказни слушать – себя не уважать! А вот нашей Люсеньке я как себе верю. И она, з-знаете ли, видела фигуру в белом саване в одном из незабитых окон. Во-он в тех!
Тиса бесстрастно подняла глаза к окнам четвертого этажа. Еще пару месяцев назад наверняка слушала бы о привидении, прикрыв ладонью рот от испуга. А сейчас – ничего. Впрочем, «ничего» – это ее обычное состояние в последнее время. Но лучше такое, чем…