– Это не твое решение. Отстань.
Я скользнула в тень рядом с домом.
– Мы говорим об этом снова и снова, Рейни, – сказал отец.
Я тихо втиснулась между веток и жадно уставилась на них.
Мама и папа сидели в белых плетеных креслах на веранде. Мама потягивала вино, а папа сжимал в руках стакан с бурбоном. Надеюсь, он не пил слишком много. После смерти Алины были тяжелые времена, когда он затуманивал себя алкоголем слишком часто, что меня крайне беспокоило. Отец не был пьяницей, он – трудяга. Но убийство Алины выбило нас всех из колеи. Я с жадностью вглядывалась в лицо моей мамы. Ее глаза были ясными, а лицо мягко очерчено и красиво как никогда. Мое сердце было переполнено эмоциями. Я жаждала прикоснуться к ней, крепко обнять их обоих. Папа выглядел здоровым и статным, как всегда, но в его волосах было больше седины, чем я помнила.
– Я знаю, что сейчас везде опасно, – сказала моя мама. – Но я не могу выносить эту неизвестность! Если бы я только точно знала, что она жива.
– Бэрронс сказал, что жива. Ты была здесь, когда он звонил.
Бэрронс звонил моим родителям? Когда? Каким образом работал его телефон? Черт возьми, мне нужен его оператор сотовой связи!
– Я ни капли не доверяю этому человеку.
И я тоже, мама. И я спала с ним. Мое лицо вспыхнуло. Секс и мама – две мысли, которые вместе не чувствовали себя уютно в моей голове.
– Мы должны поехать в Дублин, Джек.
Я направила в сторону мамы тысячу молчаливых «нет».
Отец вздохнул:
– Я пытался вернуться. Помнишь?
Я моргнула. Он пытался? Когда? Что случилось?
Мама ухватилась за это:
– Вот именно, Джек. Ты полагаешь, что этот мужчина загипнотизировал тебя, установил блоки в твоем разуме, которые помешали тебе привезти ее домой, вынудил тебя уехать и каким-то образом помешал тебе вернуться – ведь ты не мог даже сесть на самолет, потому что тебя тошнило, но как только ты покидал аэропорт, с тобой было все в порядке. Три раза ты пытался улететь! Несмотря на это ты веришь его словам, что с нашей дочерью все в порядке?
Я чуть не упала. Мой отец знал, что Бэрронс сделал с ним что-то такое и на самом деле поверил, что это возможно? Папа не верил во все эти штучки. Это он научил меня крайнему неприятию всего паранормального. И они с мамой спокойно потягивают свои напитки, обсуждая эту фигню?
– Мы не можем поехать сейчас. Ты слышала, что рассказали разведчики офицеру Дитону. Эльфийская реальность смешалась с нашей. Несколько самолетов, которые оторвались от земли, либо горящими падали вниз, либо исчезали.
– Как насчет того, чтобы заказать частный самолет?
– Какая польза будет от того, что мы погибнем, пытаясь до нее добраться?
– Мы должны что-то делать, Джек! Мне необходимо знать, что она жива. Нет, мне требуется больше, чем это. Мы должны сказать ей. Тебе следовало сказать ей это тогда, когда ты был там, когда у тебя была такая возможность.
Сказать мне что? Я придвинулась еще ближе вглубь кустов и вся обратилась в слух.
Отец потер глаза. Глядя на его лицо, я могла бы сказать, что этот разговор у них с мамой продолжается очень давно.
– Мы обещали, что никогда не будем говорить об этом.
От досады я почти втоптала кусты в землю. Говорить о чем?
– Мы давали и другие обещания, которые затем нарушили, – сказала многозначительно мама. – С этого как раз и началась вся эта история.
– Что, по-твоему, я должен был ей сказать, Рейни?
– Правду.
Ну, давай же, папа, скажи это.
– А что есть правда? Правда для одного человека – для другого…
– Не изображай передо мной адвоката, Джек. Я не судья, и это не твоя вступительная речь, – сухо сказала мама.
Он открыл и закрыл рот, выглядя сконфуженным. Спустя мгновение он сказал:
– У Мак хватало проблем, имеющих отношение к смерти Алины. У меня не было возможности рассказать ей о какой-то сумасшедшей ирландке и еще более бредовых пророчествах. Наша малышка месяцами боролась с депрессией. Она хлебнула сполна.
Пророчество? Мама и папа знали о пророчестве? Неужели все, кроме меня, знали об этой треклятой штуке?
– То, что ты услышал много лет назад, когда поехал разыскивать медицинские карты Алины, сейчас не кажется таким уж бредовым, не правда ли? – спросила мама.
Отец глотнул бурбона. Он вздохнул. Он казался подавленным.
– Боже мой, Рейни, прошло 15 лет. Это совершенно нормально.
– Она говорила об эльфах. Кто бы не подумал, что она сумасшедшая?
Я не уверена, что папа даже слышал ее. Он опрокинул в себя остаток содержимого стакана.
– Я позволил Алине сделать то, что я обещал служащим из агентства по усыновлению никогда не разрешать делать ни одной из них, – сказал он резко.
– Мы позволили ей сделать это, – решительно сказала мама. – Перестань винить себя. Я тоже позволила ей поехать в Ирландию.
– Ты не хотела. Я настоял.
– Мы оба приняли решение. Мы всегда принимали важные решения вместе.
– Что ж, было одно решение, когда тебя не оказалось рядом, чтобы помочь мне его принять. Когда я был в Дублине с Мак, ты все еще не разговаривала со мной. Я не мог даже дозвониться до тебя по телефону.
– Мне жаль, – после долгой паузы сказала мама. – Горе… – Она замолчала, и мой живот скрутило. В ее глазах снова появился тот взгляд. Взгляд, который ранил мое сердце каждый день до того, как я сбежала в Дублин.
Папа с болью посмотрел на нее, и прямо на моих глазах преобразился. Я увидела, как он снова выпрямился, стряхнул с себя свои собственные эмоции и приободрился ради нее. Стал ее мужчиной. Ее каменной стеной. Я улыбнулась. Я так его любила. Он вырвал уже однажды брыкающуюся и визжащую маму из объятий горя, и я знала, что могла быть твердо уверена: он никогда не позволит скорби украсть ее у него снова. Что бы со мной ни случилось.
Он встал и шагнул к ней.
– Что бы ты предложила мне ей сказать, Рейни? – громко сказал папа, встряхивая ее, не позволяя ей ускользнуть внутрь себя, – «Малышка, я сожалею, что приходится тебе это говорить, но согласно одному древнему пророчеству, с тобой что-то не так, и ты обречешь на гибель весь мир»? – Он фыркнул, затем рассмеялся. – Посмейся со мной, Рейни. Ну же! – Он рывком поднял ее на ноги. – Только не наша девочка. Ни за что. Ты знаешь, что это чушь.
Я поперхнулась. Зажимая рот рукой, я попятилась назад и едва не упала. Со мной что-то не так? Я обреку на гибель весь мир?
– Их мать отказалась от них, потому что верила в это, – беспокоилась мама.
– Это то, что утверждала та выжившая из ума леди, – твердо сказал папа. – У нее не было ни малейшего доказательства. Я тщательно ее расспросил. Она никогда не видела этого воображаемого «пророчества» и не могла мне указать ни на кого, кто бы его видел. Ради бога, Рейни, это же страна, в которой верят в леприконов, радуги и горшки с золотом! Я все сказал.
– Но эльфы есть, Джек, – упорствовала мама. – Сумасшедшая женщина была права насчет них. Они здесь, сейчас, в нашем мире, разрушают его.
– Это совпадение. Одно точное предсказание не делает истинным все пророчество.
– Она сказала, что одна из наших девочек умрет юной, а вторая пожалеет, что не умерла!
– Алина чуть не умерла, когда ей было 8 лет, помнишь? Но она осталась жива. Вот это называется юная. Из того же, что она умерла после двадцати лет, вовсе не следует, что все сказанное той женщиной – истинная правда, и это, конечно, вовсе не означает, что с Мак что-то не так. Я думаю, что эльфы гораздо больше подходят для того, чтобы уничтожить наш мир, чем какой-нибудь человек. Кроме того, я не верю в судьбу, и ты тоже не веришь. Я верю в свободную волю. Все советы, которые я ей давал, вся любовь и мудрость, которыми ты окружала ее – вот то, что она есть сейчас, и я верю, что этого достаточно. Я знаю нашу дочь. В сущности, она не изменилась с тех пор, как мы их впервые увидели.
Он взял ее за руки и притянул к себе.
– Детка, она жива. Я знаю это. Я чувствую это сердцем. Я знал, когда Алина умерла. И я знаю, что Мак жива.
– Ты это говоришь только для того, чтобы успокоить меня.
Он несмело ей улыбнулся:
– И как? У меня получается?
Моя мама легонько его ударила.
– Ах! Ты!
– Я люблю тебя, Рейни. Я едва не потерял тебя, когда мы лишились Алины, – он поцеловал ее. – Я не упущу тебя сейчас. Возможно, есть какой-нибудь способ связаться с Бэрронсом снова.
– Если бы только я точно знала, – сказала мама.
Он снова ее поцеловал, затем она поцеловала его в ответ, и я почувствовала себя необыкновенно смущенной, потому что мои родители очень хорошо справлялись с этим.
И все же они представляли собой обнадеживающее зрелище. Они были друг у друга, и между ними была любовь, которая выдержит все, что угодно. Мы с Алиной всегда это чувствовали, без малейшей ложной обиды на то, что, хотя наши родители обожали нас и сделали бы для нас все, что угодно, друг друга они все же любили больше. Поскольку я беспокоилась за них, это был лучший вариант из всех возможных. Дети вырастают, идут дальше и встречают свою собственную любовь. Опустевшее гнездо не должно оставлять родителей в печали. Оно должно приводить их в состоянии готовности и предвкушения, чтобы насладиться их собственными приключениями, включая, разумеется, и множество поездок к детям и внукам.
Я бросила на них последний долгий взгляд и отошла, чтобы присоединиться к В’лейну.
Он молча появился в шаге от меня и предложил свою руку, но я покачала головой.
Я подобрала свой хлам, подошла к почтовому ящику и вытащила фотоальбом ГМ из рюкзака. Пролистала его в течение нескольких минут, пока не обнаружила безупречную фотографию Алины, стоящей перед арочным входом в Тринити-колледж. Она улыбалась, вот-вот собираясь рассмеяться. Я улыбнулась ей в ответ.
Я перевернула фотографию и написала наспех на обороте:
Она была счастлива.
Я люблю вас, мама и папа.
Я вернусь домой, как только смогу.
Мак.
Глава 20
– Ты поймешь, что я нужен тебе, МакКайла, – сказал В’лейн, когда мы материализовались на улице перед BB&B.
Я как раз раздумывала над тем же самым. Не было сомнений, что В’лейн – это самый скоростной лифт в здании. Дэни была великолепна на земле, но не над океаном. Перемещение – это бесценный инструмент. Даже несмотря на то, что В’лейн появлялся только в половине случаев, когда я его звала, это было лучше, чем ничего. Я больше никогда не стану на него рассчитывать, но если получится, я его использую.
– Я не могу все время проверять, когда понадоблюсь тебе. Когда я не выполняю задания своей королевы, я вместе с другими Видимыми сражаюсь против наших темных собратьев. Они не довольствуются твоей землей. Они также стремятся отобрать двор у нас. Моя королева находится во всевозрастающей опасности, как и мой дом.
Он развернул меня в своих объятиях, приподнял мое лицо и нежно провел пальцем по моим губам.
Я взглянула на него. Я все еще была ошеломлена встречей с папой и мамой и подслушанным разговором. Я хотела, чтобы он снова дал мне свое имя, и побыстрей, чтобы я могла, наконец, заползти внутрь, принять душ и залезть в теплую привычную постель. Укрыться с головой одеялом и всеми силами постараться мгновенно заснуть, чтобы больше ни о чем не думать.
Обречешь на гибель весь мир.
Ни за что. Только не я. У них было неверное пророчество, не о том человеке. Я покачала головой.
Он неправильно меня понял.
– Это дар, – произнес он натянуто.
Гордый раненый принц. Я прикоснулась к его лицу. Он вернул мне маму с папой, мой город и всю Джорджию.
– Я качала головой из-за того, о чем думала, а не из-за твоих слов. Да, мне бы хотелось, чтобы у меня было твое имя, В’лейн.
Он снова одарил меня сияющей улыбкой и накрыл мой рот своим. На этот раз, когда он меня целовал, его непроизносимое эльфийское имя скользнуло на язык мягче тупелового меда и, прежде чем погрузиться внутрь, улеглось там, теплое и восхитительное, наполняя мой рот таким великолепным вкусом, который невозможно было описать. В отличие от других ситуаций, когда он давал мне на язык имя, оно ощущалось там как родное, совершенно ненавязчивое. И в отличие от предыдущих случаев, меня не атаковали эротические ощущения, меня не захватил оргазм от одного лишь его прикосновения. Это был необыкновенный поцелуй, он приглашал, но не захватывал, давал, но не брал.
В’лейн отстранился.
– Мы учимся друг у друга, – сказал он. – Я начинаю понимать Адама.
Я моргнула.
– Ты о первом человеке? Тебе известно об Адаме и Еве? – В’лейн не походил на того, кто изучает мифы о создании человека.
– Нет. Это один из нашей расы, который сделал выбор и стал человеком, – уточнил он. – А, Бэрронс уже рычит.
Он выдал некий пугающий аналог человеческому хихиканью, и был таков. Я инстинктивно потянулась к своему копью. Оно вернулось в ножны. Я нахмурилась. Я забыла проверить. А оно вообще исчезало?
Я повернулась. «Рычит» – это было еще мягко сказано. Бэрронс стоял в дверях, и если бы взгляд мог убивать, с меня бы уже живьем содрали шкуру.
– Со стороны можно подумать, что вы бы перелизались со всеми эльфами, которые бы согласились, мисс Лейн.
– Со стороны можно подумать, что я перелизалась бы со всеми, кто относится к мужскому полу. Но однажды я сама выберу, когда и кого целовать. И это случится не потому, что меня изнасилуют, и не потому, что меня соскребут с улицы как При-йю, и не потому, что мне дадут мистический аналог мобильника, когда у всех остальных проблемы со связью, а просто потому, что я сама до чертиков этого захочу!
Я протиснулась мимо него. Он не сдвинулся ни на дюйм. Там, где наши тела соприкоснулись, ударил электрический разряд.
– Завтра ночью. В десять. Будьте здесь, мисс Лейн.
– Завтра ночью я буду сражаться вместе с ши-видящими, – бросила я через плечо.
– Назовите это ранним вечером. Или найдите себе другое место для жилья.
В полдень следующего дня Дэни, все ши-видящие из аббатства и я собрались в одной из их огромных столовых. Мы сидели за столиками и слушали обращение Ровены. О, эта женщина на самом деле знала, как воздействовать на чувства окружающих.
Хитрая ГМ-ша был непревзойденным политиком. Я слушала и делала себе в памяти зарубки по поводу ее тактики. Анализировала подбираемые ею слова, то, как она их связывала, как играла чувствами всеми способами.
Да, говорила она, она не будет обращать внимания на разногласия с молодой и непослушной ши-видящей, которая не прошла должного обучения и чья сестра предала весь мир, помогая своему любовнику, гнусному Гроссмейстеру, освободить Невидимых, чтобы те истребили миллионы людей по всему миру, включая две сотни наших. Да, она согласна пойти на все, что должно быть, по их мнению, сделано, чтобы выиграть наиважнейшую в истории человечества битву, с которой оно когда-либо сталкивалось. Находясь в здравом рассудке, она не могла стоять в стороне или отбросить свои одежды, которые носила уже сорок семь лет (более чем в два раза дольше, чем прожила негодяйка ши-видящая), но она готова протянуть руку, если ее возлюбленные дочери считают подобное ее первейшим долгом, даже несмотря на бесчисленные и веские аргументы против сего деяния.
После ее недлинной речи я снова заметила следы сомнения на некоторых женских лицах, поэтому я поднялась и произнесла свою. Да, я отрину все разногласия со старухой, которая отвернулась от меня в первый же вечер, когда мы с ней встретились, даже не спросив моего имени, и которая совершенно определенно пожелала мне умереть где-нибудь в другом месте и потребовала оставить ее в покое, хотя в тот момент было очевидно, что я – ши-видящая, отчаянно нуждавшаяся в помощи. Почему же в тот вечер я не была ее «возлюбленной дочерью»? Разве моя вина в том, что я росла, не имея понятия, кем являлась? Почему она не взяла меня с собой?