- Наверняка, Марианна сказала тебе, что я многого не помню. Зачем прилетать к тому, кто считает тебя врагом? Ты мог бы дождаться, пока Марианна познакомит меня со всеми новостями вашей, как я понял, большой и дружной семьи, и приехать тогда?
- Марианна может познакомить тебя с Ником, которого знает она. А я пришёл напомнить тебе о том Нике, которого до неё знал я. С Ником, который спина к спине дрался со мной и с отцом. С Ником, который, рискуя жизнью, спасал мою дочь из рук палача. С Ником, который наравне с нами воевал с любым злом, желавшим поставить НАШ клан на колени, и каждый раз выходил из этой войны победителем. Марианна знает тебя, как своего мужа и отца своих детей, а я тебе напомню, каким братом и сыном ты можешь быть.
Воронов резко подался и схватил за запястья обеих рук Ника, пристально глядя в прищуренные синие глаза:
- И чёрта с два я тебе позволю помешать мне в этом!
Мокану тихо зарычал, выпуская когти, и король отцепил свои руки, едва не выругавшись за то, что допустил мимолётную слабость. За эти годы Ник не раз заставлял его вспоминать, каким зверем он является, но как бы парадоксально это ни было, - никогда по отношению к самому Владу.
Воронов снова откинулся на спинку своего стула и, взбалтывая бокал с янтарной жидкостью и не глядя на старшего брата, продолжил:
- Я могу рассказать тебе, каким ты был королём. Королём всего Братства. Забавно, да, Мокану? Твоя мечта осуществилась в полной мере…а ты не помнишь ни одной минуты собственного счастья.
***
Меня раздражала его уверенность в моём доме. Меня чертовски бесило даже то, как он разговаривал со мной: так, будто это было нормой – вот так сидеть в моём кабинете и, растягивая бутылку виски, обсуждать что бы то ни было. Ни хрена это не было нормой. Это было неправильно. Это было самое невероятное из того, что я могу представить себе. Наша с ним норма – это взаимная ненависть и борьба за власть. Наша норма воняет предательствами и смертью друзей, а не совместными посиделками по праздникам.
И когда подонок схватил меня за руки, я зарычал, возвращая его в свою действительность. Добро пожаловать в реальность Николаса Мокану, в которой тебя, как минимум, не любят, благородный король! Мне плевать, что у вас происходило за это время! В моём мире ты всё еще находишься в шаге от того, чтобы я вцепился тебе в горло мертвой схваткой. И только благодаря дочери, у тебя есть расстояние в этот самый шаг.
Я прикурил сигару, не чувствуя её вкуса, во рту горчила плохо сдерживаемая злость.
- Королём Братства? И ты хочешь сказать, Воронов, что после того, как я был королём, я добровольно согласился стать каким-то князем? Давай, удиви меня…брат. Расскажи, как на одной из семейных вечеринок я проиграл тебе трон в карты.
Воронов усмехнулся:
- Ты одновременно и прав, и ошибаешься, Мокану. Да, это ты снова вернул мне трон. Но ты мне его не проигрывал. Ты убил меня, чтобы заставить стать королём.
Я засмеялся и похлопал ему:
- Смешно. Признаю. А потом явился добрый ангел и воскресил самого лучшего из вампиров, чтобы сделать его снова королём. Запомни, Вашество…, - он будто вздрогнул, и я осёкся.
- Нет, я был смертен. И ты убил меня, приказав отцу воскресить. У тебя тогда была другая цель, Ник. У тебя с некоторых пор трон вообще перестал вызывать интерес, Мокану. Каким бы невероятным это тебе ни показалось.
- Какая у меня была цель? – я склонил голову набок, прислушиваясь к его словам. А всё же, если способность улавливать чужие эмоции – это своеобразное извинение моего несостоявшегося убийцы за причиненные неудобства, то можно подумать о том, чтобы простить его и прикончить быстро, когда найду. А я ведь найду его.
Воронов не лгал. Периодически он мялся, возможно, недоговаривал, но лжи я не ощущал.
- Ты хотел отомстить за смерть Марианны… Мы думали, что она мертва. Знаешь, Ник, с тех пор, как ты встретил мою дочь, ты перестал держаться за трон. Ты был тогда королём, а я смертным. И чтобы ты не тратил время на злорадство, Мокану, это я тебе передал, - он изобразил пальцами кавычки, - корону.
- Смертным? Ты стал смертным, Воронов? Расскажешь старшему брату, каким образом вампир может снова стать человеком? А главное, - я сделал большие глаза, наклоняясь к нему через стол и пододвигая к себе бутылку с виски, стоявшую возле его руки, - зачем ему это?
- Ритуал я расскажу тебе потом. Мне кажется, это не самое главное из того, что должно интересовать тебя, так? – Он посмотрел на меня, и я кивнул. Он был прав. Сейчас мне куда важнее было узнать другое.
- Ты не ответил, зачем такой, как ты, отказался от трона и от бессмертия?
- У меня была своя причина, - Воронов остекленевшим взглядом смотрел на то, как разливаю в пустые бокалы алкоголь, - такая же, как и у тебя. Или ты думаешь, что это ты ввёл в нашей семье традицию отказываться от короны ради женщины?
Это его «в нашей семье»...снова по нервам резануло. Грёбаный ад! Я привыкну к этому когда-нибудь? Он произнес эти слова так естественно, словно привык. Словно это само собой разумеющееся. Словно я не должен был сжимать до треска стакан пальцами, потому что это тоже не про меня – семья. И не просто семья, а одна семья с ним.
- А я смотрю, у вас с братом, с тем братом, это…как ты там сказал? Семейное? Отказываться от всего ради женщины? Еще твой отец так поступил, как мне помнится.
***
- Наш отец, - Влад поправил его чисто машинально и тут же замолчал, заметив, как у Ника заходили желваки. Интересно, успели ему рассказать о смерти отца? До сих пор Мокану не произнес ни слова о нём, возможно, уже знает, – Твоя женщина, брат, - как же непросто называть братом вот этого Ника, но король дал себе мысленное указание делать это почаще, чтобы не только князь привык к этому обращению, но и он сам, - оказалась достойной намного большего, чем всё.
Влад сглотнул, глядя в абсолютно пустые глаза Ника. Единственное, что он там видел – заинтересованность. Ни одного отблеска воспоминаний. Как же они вернут его, если этот подлец ни черта не помнит? Просто рассказать – ничтожно мало. Этот Мокану не испытал и толики того, что тот перенес на своей шкуре…И даже, когда её с него живьём сдирали, тот Зверь обрастал новой шерстью, еще более плотной. Обрастал во имя своей жены и семьи. А этот…Влад говорил, но чувствовал, что его слова, подобно камням, лишь стучат по броне этого Зверя, и король понятия не имел, как подступиться к нему поближе.
И он решил про себя быть честным с ним. Настолько, насколько вообще можно быть честным с этим Ником. Быть честным, чтобы подобраться поближе и вонзить в эту броню острый меч, который вскроет гребаные пластины и заставит его, наконец, почувствовать боль, которую испытывают сейчас и Влад, и Марианна, и ее дети.
Но ублюдок, сам того не ведая, первым нанёс удар боли, и Влад стиснул челюсти так, что заболели зубы, услышав его вопрос.
- Моя женщина, говоришь? А твоя? Твоя, Воронов, оказалась недостойна твоих жертв?
***
Я улыбнулся, ощутив волну боли, которая накрыла его. Я демонстративно вдохнул её в себя. О, да, король, кажется, я нашёл твою слабую сторону. И мы оба знаем, что я обязательно использую ее против тебя. Нужно будет узнать у Зорича. Вряд ли Марианна расскажет мне о таком.
И я оказался прав, потому что Воронов так же демонстративно бросил взгляд на часы и сказал:
- У меня сегодня назначена встреча с местной властью. Об открытии новой фабрики. Между прочим, твоей фабрики. Я предлагаю тебе поехать со мной на эту встречу. Ты многое не помнишь, - он явно пытается сгладить повелительный тон своих слов, - хотя не сомневаюсь, что Зорич, который тут всю ночь проторчал, тебе так же многое поведал.
- Король хочет наглядно продемонстрировать свое покровительство, я понял. Заманчивое предложение, Воронов, но я откажусь, - он раздражённо забарабанил пальцами по столу, - ты прав – Зорич мне и об этой встрече рассказал. Так что я в курсе дела. А если ты всё же хочешь помочь мне, - я замолчал...Последние слова вырвались невольно, и я уже мысленно проклинал себя за них. Я ведь мог спросить у Марианны. Хотя нет. Сукин сын был прав: кроме него, больше некому мне рассказать об этом.
- Расскажи мне об…о Самуиле.
***
Воронов грустно улыбнулся, увидев, как изменился взгляд брата. Теперь он не смотрел на Влада, скорее, обшаривал глазами помещение кабинета, останавливаясь то на корешках книг, то на стенах, то на мебели.
Возможно, это первая его победа, ничтожная, но очень важная именно потому что первая. Влад дал слово самому себе, что заставит этого недоверчивого сукиного сына капитулировать и признать себя частью их семьи.
- Он любил тебя, знаешь? С того мгновения, как узнал, что ты его сын. Он корил себя за то, что не видел раньше вашего сходства. За то, что позволил тебе пережить всё то, что ты пережил.
Мокану усмехнулся, вздернув бровь, но король вдруг ясно увидел в этой нарочитости горечь, которую Ник пытался скрыть.
- Видимо, наличие троих внуков, сделало тебя сказочником, Воронов. Но я в сказки всё же не верю.
- Ну во-первых, у меня пять внуков, - Воронов не смог сдержать улыбки, когда зять поперхнулся виски и недоверчиво посмотрел на него, - Да, Ник. У меня, кроме Марианны, есть другие дети…твои племянники, между прочим. Причём одна из них – твоя женская копия…чтоб тебе.
Влад ожидал привычной самодовольной улыбки или хотя бы удивления, но в глазах Ника всё была всё та же пустота, и король сжал ладонь в кулак, глубоко вдыхая и напоминая себе, что не должен ожидать от брата тех чувств, на которые он пока неспособен. Долбаное «пока», которое заставляло ощущать себя таким же опустошённым.
- Он действительно любил тебя. Ты так на него похож. Помимо внешности. В чём-то даже больше, чем я. Одно время он даже был с тобой близок больше, чем со мной.
В этот момент дверь сзади открылась, и Влад, не оборачиваясь, понял, что в кабинет вошла Марианна.
Взгляд Мокану изменился, и король едва не вскинул руки в победном жесте. Наконец-то. Опостылевшая пустота сменилась не просто заинтересованностью. Взгляд князя заполыхал. И король мог поклясться, что увидел в нём всполохи как похоти и чисто мужского интереса, так и неожиданной для Зверя теплоты.
- Я хотела спросить, возможно, вам что-нибудь нужно?
Лгунья, она пришла проверить, не поубивали ли они друг друга. Возможно, тишина ей показалась подозрительной. Влад прикрыл рот ладонью, пряча улыбку, когда Ник весь подобрался, напрягаясь и пожирая голодным взглядом жену. Всё же хорошо, что кое-что в этом мире не меняется. Где бы они ни были, какие бы сложности им ни приходилось перенести, чего бы их ни лишили, этим двоим достаточно было просто увидеть друг друга. И для них всё вокруг исчезало.
Марианна подошла к отцу и положила руку на его плечо, сжимая, и Влад прищурился, глядя на Ника. Понимает ли Мокану, что это провокация чистой воды? Что жена проверяет его? Навряд ли. Потому что князь с шумом отодвинул свое кресло и уже через секунду оказался возле жены.
***
Перехватил ее за запястье и повел к двери, процедив сквозь зубы:
- Мы сообщим, если нам что-нибудь понадобится.
- Хорошая сигара и старый добрый виски, что еще нужно для мужского разговора? - донеслось сзади, а я стиснул руки в кулаки, желая врезать ему. Когда увидел, как она положила руку ему на плечо, меня от злости перекосило. Не будет моя женщина других мужиков трогать! Я лучше ей руку оторву, чем позволю так себя унижать. Но, бл**ь, ведь было что-то другое, Мокану? Ведь не только из-за этого ты вихрем через стол пронесся, чтобы скинуть её руку с его плеча? Ведь почему-то внутри ревностью всё скрутило так, что захотелось Воронова в стену впечатать и кулаками в него вбивать, что нельзя мою жену обнимать, нельзя смотреть на нее и улыбаться её прикосновением. Потому что МОЯ! И плевать что считает её дочерью. Моя она! Я так решил.
Когда дверь за Марианной закрылась, подошёл к королю, внимательно наблюдавшему за нами, и, схватив его за грудки, прорычал:
- Слушай сюда, Воронов! Я плевать хотел на то, как ты её называешь! Если она не родная твоя дочь, я запрещаю тебе притрагиваться к ней, понял?
Я не ожидал, что уже через мгновение этот сучий потрох впечатает меня в стену, схватив за горло рукой и, оскалившись, так же медленно процедит:
- Слушай сюда, Мокану! Марианна моя старшая и родная дочь, и я убью любого, кто оспорит это! И я плевать хотел на твою одержимую ревность! Я буду обнимать и любить своего ребенка так, как посчитаю нужным. И в следующий раз, если ты, извращенец конченый, позволишь думать о нас с ней в таком контексте…я тебе все кишки выпущу, и ни одна тварь на свете больше не воскресит тебя. Понял?
Схватил его за запястье и прохрипел:
- Твою мать, Воронов! Я никогда не уважал тебя так, как сейчас.
И это было, мать его, абсолютной правдой. Потому что я чувствовал от него такую ярость в этот момент, которую не чувствовал никогда. И он верил в то, что говорил, он действительно видел в ней только свою дочь.
Воронов удовлетворённо кивнул, убирая руку…а говоря на моем языке, совершая непоправимую ошибку. Я размахнулся и ударил его кулаком в челюсть так, что костяшки пальцев болью обожгло. А этот психованный франт склонился над столом, демонстративно поправив ладонью челюсть, и громко рассмеялся.
Затем рухнул на свой стул и, продолжая смеяться, произнёс:
- Так что тебе уже донёс твой ищейка?
Сказал таким тоном, будто ищейка действительно был близок ко мне. Вряд ли он знал о том, кто много лет сливал информацию о Чёрных Львах, иначе Зорича вряд ли оставили бы в живых. Воронов славился своим благородством, а не глупостью.
Я пожал плечами и начал рассказывать о нашем разговоре с Серафимом. О том, как он принёс с собой несколько стопок бумаги, которые оказались договорами, ожидавшими срочного подписания. О том, как спокойно и безучастно ищейка рассказывал о роли моей компании в европейской системе металлургии и золотодобычи. О том, что моей жене приходилось уже взваливать на себя семейный бизнес, и, более того, что некоторыми делами занималась сугубо она лично. Зорич вскользь упомянул о том, что я больше не являлся Гиеной, подтверждая тем самым слова Марианны. Правда, крыса очень ловко увела в сторону мой вопрос о родителях жены, сославшись на экстренность некоторых деловых вопросов, не предполагавших задержки. Видимо, это была своеобразная месть за тот разговор в клубе.
О том, что Зорич подробно рассказал мне об угрозах Охотников и об уничтоженных доказательствах моей вины в многочисленных убийствах людей и бессмертных, я решил не упоминать. Сер осторожно заметил, что приказ об изъятии и уничтожении любых улик отдавала именно Марианна.
И пока единственными, кому я начинал доверять, были именно она и ищейка, но никак не Воронов.
ГЛАВА 10
Мне казалось, что я хожу по минному полю вслепую. Я вроде знаю, где могут прятаться эти самые мины, но иногда создается впечатление, что здесь все перезаминировали заново. После приезда отца прошло две недели. Безумно тяжелые и в то же время какие-то невероятные. Я попросила отца пока что дать нам это время и так же сдерживать всех остальных от желания увидеться и поговорить с Ником. По крайней мере, до того момента, когда он хотя бы немного будет к этому готов. Я знала, что это непросто и что дети изнывают от желания хотя бы услышать его. Особенно Ярослав, который еще не обладал сдержанностью своих брата и сестры. Им было тяжело прятать свои эмоции, каждый раз в наших разговорах я слышала это нетерпение, это искреннее и отчаянное желание увидеть Ника. Но они ждали…Так же, как и я.