- Водыыыы, - простонал пленник и Курд вскинул на него тяжелый взгляд темно-карих глаз.
- Начнем с самого начала. Где прячется Король и его семейство?
- У меня пересохло в горле… я не могу говорить.
- А если я вскрою его и вытяну голосовые связки щипцами ты сможешь говорить со мной мысленно. Точнее я вдерусь в твой мозг и заставлю это делать.
Пленный дернулся от ужаса, а Курд начал раздражаться. Ему хотелось побыстрее все узнать и начать действовать. Он чувствовал, что время его сильно поджимает.
- Они все находятся в пещере у скалы. Сразу за Асфентусом по дороге на Арказар есть лабиринт Мертвых Камней.
Курд знал о каком месте говорит ублюдок – это лабиринт жертвоприношений Высшим. Когда-то туда приводили смертных и оставляли. Чтобы потом найти обескровленные иссушенные тела. Лабиринт как раз находился за Белым Храмом воздвигнутым для поклонения этим существам, которых когда-то называли богами.
- И что? За лабиринтом начинается приграничная зона. Там нет никакой пещеры!
- Дддда…верно. – пленник быстро закивал и его светлые волосы упали ему на лоб. А голубые глаза заблестели все той же надеждой, - Приграничная зона и скала так и называется Невидимый Пик. – Курд знал и это. Но пленного не перебивал, - Если пройти через лабиринт Мертвых Камней, то вы выйдете к берегу ядовитой реки. Текущей из Мендемая. Только так можно увидеть пещеру.
- И что? Король прячется именно там? Почему я должен тебе верить? Ты знаешь, что меня волнует сундук. Он взял его с собой?
- Не знаю…насчет сундука не знаю. Он прятал его несколько дней назад в самом лабиринте. Они охраняют его по очереди. Думаю, что его. Больше там нечего охранять. Отпустите меня…мне обещали…
Курд отвел взгляд от пленника и медленно выдохнул. Значит Король сумел сбежать за пределы Асфентуса и даже пройти через лабиринт. Не иначе как его сука чанкр провела отряд.
- Сколько их там? Мне нужно знать точное количество.
Вскоре он знал все и сколько вампиров охраняют лабиринт и кто, и когда выезжает за едой и даже как долго они там будут пребывать и куда двинутся через неделю. Когда Курд выходил из камеры пленник дергался на цепях и орал:
- Вы обещали меня пощадить. Внести в писки помилованных. Обещалииии. Я работал на вас столько лет. Внесите меня в списки…Артура Игорского. Вы обещалиии.
Курд ухмыльнулся – да, он обещал не убивать ублюдка и дать ему еды, и воды. И он свое обещание выполнит. А убьет его сам Морт, когда поймет, что эта трусливая мразь сдала его родственников Главе и этим подписала им всем смертный приговор.
***
Ему и самому не помешал бы чанкр в дороге, который провел бы его через лабиринт Мертвых Камней. Показал бы дорогу. И Курд знал где его взять. Но не знал получится ли его завербовать. Но он готов был все же попробовать.
Когда он спустился ярусом ниже к камерам где содержались особо опасные преступники, стража так же молчаливо впустила его в камеру Самуила Мокану.
Мокану…Курда раздражала даже эта фамилия. Намного больше, чем фамилия Воронов в свое время. И пацан этот, так похожий на своего отца, тоже раздражал. Как можно было усомниться в собственном отцовстве если сукин сын похож как две капли воды и внешне, и внутренне. Но дикая ревность и патологическая ненависть к себе сыграли злую шутку с Мортом. Потому что себя надо любить, только тогда все это не имеет никакого значения: чье-то предательство, измена и так далее. Потому что сам себе ты никогда не изменишь, а на остальных просто плевать.
Обвел пленника взглядом - висит на цепях рядом с разложившимися трупами его друзей и смотрит так, будто Курд вошел в его роскошные хоромы и помешал отдыху. Наглый. Спесивый ублюдок, которого не коснулись ни плети инквизиции, ни щипцы, ни ментальные пытки. Морт не смог. Слабак. Жалкий слабак, каким бы сильным не казался… Но в чем-то Курд ему завидовал и именно за это и ненавидел – проклятому Вершителю никогда не будут снится по ночам отрезанные им самим же головы его детей. А Курду снились, иногда даже виделись наяву. Но он не должен об этом думать – в этом его сила. Он не привязан ни к кому.
Курд обошел парня со всех сторон, рассматривая сильное смуглое тело, обнаженное до пояса. Неплохой бы получился солдат для нейтралитета и для войска самого Думитру.
- Я вижу у некоторых есть привилегии даже в инквизиции Нейтралитета.
Остановился напротив Мокану-младшего и сложил руки на груди, сверкая перстнями.
- Ну если это привилегии, то я не хотел бы знать, что значит прямая протекция.
Дерзит. Интересно знает кто перед ним или нет? Конечно же знает. Курд снова обошел вокруг пленника прекрасно осознавая, что это нервирует, особенно когда он стоит сзади.
- Привилегии могут быть разными, мальчик. Полезными и бесполезными. Например, болтаться здесь на балке, вбитой в потолок, закованным в цепи весьма сомнительное удовольствие, верно?
- А вы хотите предложить мне болтаться в другом месте с менее сомнительным удовольствием, верно?
Курд рассмеялся, и парень вместе с ним, только глаза синие остались холодными, как ледяные пики на той самой невидимой скале.
- Я пока что ничего тебе не предлагал…но ты прав, я пришел сюда именно за этим.
Снова стал напротив парня и даже подошел поближе. Увидел, как тот вздрогнул, глядя вниз и опустил взгляд на окровавленные лохмотья кожи – ублюдок Мокану явно тяжело переживал смерть своих друзей убитых собственным отцом. Курд преодолел желание пройтись по останкам, демонстративно продолжая их рассматривать.
- С тобой он поступит точно так же. Не сейчас. Чуть позже. Я знаю. Я видел распоряжение Вершителя.
Резко взглянул на парня и увидел, как тот сжал челюсти.
- Наверное, это больно осознавать, что тебя убьет твой родной отец?
Взгляд юнца стал непроницаемым. Смотрит исподлобья и широкие брови сошлись на переносице. Не топиться стать разговорчивей. Нужно найти болевую точку и надавить на нее. И отец – это не самое больное место мальчишки. Но обязательно оно есть. Такое место…оно имеется у всех.
- Что он считает твою мать шлюхой и сомневается в своем отцовстве ты, наверняка, тоже знаешь?
Если бы в руках Главы была плеть то, наверное, точно так же пленник взвивался бы от ее ударов. Вначале несильных…но достаточно ощутимых. Как проверка на болевой порог. Это был тот самый удар, от которого Самуил вздрогнул.
- Я думаю ты так же знаешь, что он держит её в своей келье на цепи, как животное?
Шаг в сторону для нового обхода вокруг, с наслаждением впитывая страдания пленника, который не сдержал стон и стиснул руки в кулаки, дергая цепями.
- А то что он ее лишил голоса? – еще шаг под вздрагивание, которое похоже на реакцию от ударов по голому мясу, - Что он бьет ее и зверски насилует каждый день?
Рык и судорожный вдох без выдоха. Не шевелится. Обошел парня и стал напротив с трудом удержавшись чтобы не закатить глаза от удовольствия при взгляде на дикую муку, исказившую лицо Самуила..
- Она теперь немая и даже не может закричать, когда подонок рвет ее на части.
От напряжения на лице сученыша выступили вены и когда он открыл глаза они светились ярко-красным фосфором.
- Убью-ю-ю-ю тварь! Я его…убью!
У каждого есть свои слабости…а у обоих Мокану – это одна и та же женщина. Так все просто. Проще и не придумать. И ни слова лжи на этот раз. У Морта появился личный палач. Ведь это было бы очень забавно убить отца руками сына, а немая сучка чтобы за всем этим наблюдала. Интересно она наложит на себя руки до последнего акта представления или после?
- Ты можешь прекратить ее страдания, - вкрадчиво сказал Курд и теперь приблизился к самому пленнику, которого продолжало трясти как в лихорадке, и Глава слышал хруст сжатых в кулаки пальцев. – ты можешь отомстить ему, а я тебе в этом помогу…если ты поможешь мне.
Теперь он подошел к чанкру вплотную и смотрел прямо в красные глаза, сверкающие такой яростью и ненавистью, что у Курда по венам растеклось острейшее удовольствие сродни оргазму. Ненавистью к врагу самого Думитру и это непередаваемо вкусно осознавать, что теперь у них один и тот же враг. Игра обещала быть забавной. Давно Главе не выпадало счастье двигать по шахматной доске столь родственные фигуры, наслаждаясь тем, как они сами убивают друг друга.
- Я сделаю тебя сильнейшим из бессмертных, я вознесу тебя на те высоты, которые и не снились твоему предателю отцу. Ты сам будешь вершить справедливость, мальчик. Ты согласен, Самуил Мокану? Согласен стать нейтралом и помочь мне уничтожить своего отца?
Несколько минут молчания. Долгих минут. Все это время Курд не сводил взгляда с лица юного отпрыска Морта. С точной его копии. Капли пота стекали по скулам юноши и по его вискам, дрожали солью на губах. Думитру трепливо ждал пока Самуил трясся от напряжения, зажмурившись и стиснув челюсти. Постепенно дрожь утихала. Исчезли вены и цвет лица пленника разгладился. Наконец-то тот медленно открыл глаза и спокойно посмотрев на Главу ледяным взглядом отчетливо произнес.
- Что от меня для этого требуется?
ГЛАВА 3. Сэм
У каждого есть своя точка невозврата. У некоторых даже несколько. Когда ты неосознанно ставишь позади самой первой вторую, затем третью…Наиболее слабые чертят не просто многоточие, а пунктирные линии, которым не видно ни конца, ни края. Самуил Мокану никогда не считал себя слабаком, а самое страшное – никогда им не был. Поэтому его точка невозврата состоялась в том подвале, пока на цепях висел и слушал Курда. Хотя нет, не слушал. Глава понимал: такой, как Сэм, не поверит ни единому слову своего врага. Поэтому он не просто говорил - он с самым искренним наслаждением позволял сыну Морта считывать с себя воспоминания. Сэм не просто слышал, он видел всё то, что видел Думитру. Он вздрагивал от звуков, доносившихся из кельи отца, и Глава едва сдерживал довольное рычание, поглощая в себя ту ненависть, которая вскипала в венах молодого Мокану.
Сэм видел триумф на лице ублюдка. Но ему было плевать в этот момент на победу, которую тот одержал над их семьей. Разве имеет значение, что именно празднует твой враг, если от этой семьи остались жалкие ошмётки? Если осталась только горечь воспоминаний и едкое чувство безысходности перед безумием отца?
Да, к сожалению, Сэм никогда не был слабаком и сумел собственной кровью вывести ту самую, жирную точку, запятнав ею последний кадр того самого семейного альбома.
Сэм перевернулся на живот и громко застонал от боли. Всё тело не просто болело. Нееет. Казалось, он сам и есть боль. Она пульсировала в каждой клетке, она дрожала на кончиках трясущихся пальцев, которыми он пытался откинуть влажные от пота волосы со лба и не смог. Руки были словно свинцовые: тяжёлые и неподъёмные. Первое время он не мог даже дышать. Дыхание вырывалось из груди со свистом, рвано и через страдания. Грудь поднималась от попытки сделать вздох, и Сэм кричал, потому что чувствовал, как крошились на части кости грудной клетки. Он тут же останавливался и кусал губы, когда от нехватки кислорода схватывало горло. От привкуса прогнившей крови во рту тошнило и тянуло выблевать внутренности. Так, наверное, умирают бессмертные. Но Сэм не умирал. Он воскрешал. Воскрешал нейтралом после ритуала, проведённого Курдом и его сообщниками…день назад? Неделю? Месяц? Сэм пока понятия не имел. Он не представлял, сколько провалялся бесчувственным трупом в какой-то пещере, продуваемой всеми ветрами. Помнил только, как проснулся от жуткого холода, как колотило всё тело и от озноба стучали зубы.
Вот когда ему стало страшно. Когда постарался понять, сколько времени прошло с тех пор, когда он склонил колени перед фигурой в длинном чёрном одеянии. Сэм невольно отшатнулся тогда, увидев, что фигура не стояла на земле, а словно парила над ней. Страх. Он вдруг ясно ощутил, что фигура вызывала у него страх. Именно вызывала. Намеренно. Словно копаясь в его голове, протягивая холодные длинные щупальца своей энергии к его эмоциональной сетке, чтобы вытянуть нужные струны, поигрывая ими на пронзающем ветру его сознания. Первой реакцией стало сопротивление. Сэм попытался закрыться…и не смог. Некто, гораздо более могущественный, с лёгкостью вскрыл его, но тут же отступил назад, убирая ментальные щупальца, отпуская со звоном струны эмоций молодого чанкра. Словно давая в последний раз сделать выбор. И Сэм сделал его. Сцепив зубы и проклиная себя мысленно за проявленную слабость, склонил голову, протягивая руку за чашей, в которой плескалось нечто, напоминавшее по запаху кровь, а на вкус оказавшееся откровенным дерьмом.
Какие-то слова, игры с энергией, словно этот некто вплетал свою частицу в неё…а после глоток этой зловонной жижи, и Сэма вырубило. Вырубило с единственной мыслью в голове: даже если он не переживёт это обращение, по крайней мере, он сдохнет почти равным по силе с тем, кого считал своим отцом.
И он бы расхохотался, очнувшись. Он бы позволил своему смеху взорваться под сводами пещеры, нарушив мерное капание вод, стекавших с потолка. Возможно, он даже попробовал бы сразу связаться с матерью, как только пришёл в себя…если бы мог. А он не мог. Только разомкнуть горевшие словно в огне веки и смотреть, как ползут над головой мокрицы. Омерзительные, тошнотворные. Состоящие из мышц. Излучающие силу. Наверное, именно в этом и проявляется могущество – не в красоте, не в эстетике, а в способности выживать без рук и без ног, превращаться в тварь, готовую выгрызать себе путь любыми способами, на любой поверхности и в любом положении.
Пару раз он ощущал где-то рядом энергетику Курда. Он его не видел, но понял, что именно Глава стоял у самого входа в пещеру. Пару раз ублюдок даже ощутимо пнул его в бок, словно проверяя, жив ли младший Мокану. Видимо, в тот момент Сэм даже не дышал.
А ещё однажды ему показалось…точнее, он ощутил присутствие другого нейтрала. Словно бред. Кошмар, в который трансформируется с невиданной скоростью ваш сон. Кошмар, в котором вы пытаетесь закричать, но не можете издать ни звука. Кошмар, в котором вы пытаетесь оглянуться, но не можете двинуть и шеей. В котором вы бежите вверх от чудища по лестнице, и она обрывается...и вы бы спрыгнули вниз, выбирая разбиться к чертям…и вы даже делаете этот прыжок, но ваши ноги стали слишком ватными, вы превратились в бесполезный мешок с кучей желейных костей, неспособный сделать даже шага.
Однажды он почувствовал рядом со своим бездвижным телом отца. Он не мог это объяснить самому себе, но если раньше он просто ощущал запах Ника или его присутствие рядом, то сейчас энергия отца, частица его забилась где-то в самом Самуиле, оглушила его слабое сознание. Он попытался открыть глаза, и ему даже удалось слегка разлепить их, чтобы заорать…но только мысленно, потому что вслух он этого сделать физически не смог…чтобы заорать, когда над его лицом нависло такое родное лицо с ненавистными белыми глазами. Обесцвеченными, до адской боли чужими глазами, в которых плескалась ненависть. Целую вечность в ней плескалась, и всего доли секунд вдруг Сэм увидел сквозь прикрытые ресницы, как синяя радужка в глазах отца ярко вспыхнула и даже горела…горела эти доли секунд, что Мокану смотрел на того, кого отказывался называть сыном. Жалкие мгновения, в которые в его виски словно врезались одновременно тысячи острейших игл.
А через несколько часов он проснулся окончательно уже без едкой, выворачивавшей наизнанку боли в районе груди. Очнулся преисполненным невероятной силой, которая ревела внутри него зверем.
***
- Ты ничего не говорил о том, что собираешься в Мендемай. Сейчас, в разгар войны.
Сэм сжал кулаки, глядя со злостью в безразличное лицо Курда, увлечённо стряхивавшего с пальто снежинки. Почему-то отметил про себя, что здесь, на вершинах гор, снег крупный и твёрдый, в сугробах ноги не проваливаются, а ступают по ним, словно по льду.
- Насколько я помню, я вообще не раскрывал наших планов.
- Твоих планов.
- Ну-ну, мальчик мой, в итоге мы с тобой придём к одному финалу.
- Очень сомневаюсь, Думитру.
- А вот это правильно – не верить никому и никогда, Самуил. Это главное качество нейтралов.