Скрипнули дверные петли, а затем его робко окликнули:
— Сэр Гай?
— Леди Мэриан? — Гай постарался, чтобы голос звучал спокойно, как всегда. — Что вам угодно?
— Могу я войти? — девушка стояла на пороге и нервно теребила вышитый платок. Щёки её покрывал густой румянец.
— Конечно, миледи, прошу вас, — Гай со вздохом поднялся, придвинул к камину кресло для неё и отступил в тень, пряча покрасневшие от бессонных ночей глаза. — Желаете что-нибудь? Я прикажу подать вина и сладости.
— Нет… не стоит, — она сделала несколько шагов, продолжая терзать несчастный платок, раздергивая его на нитки. — Я… хотела спросить вас…
— Спрашивайте, — кивнул Гай, холодея при мысли о том, какой вопрос она ему задаст.
— Вы ведь знали? — пробормотала Мэриан. — Знали, что я иду… что я…
— Что вы идете на встречу с разбойниками, чтобы спасти Гуда? — договорил за неё Гай. — Да, знал.
Мэриан выдернула очередную нитку. Теперь у неё полыхали не только щёки, но и лоб, и шея.
— Значит, то, о чем болтали стражники у темницы, правда? — выпалила она и тут же опустила голову. От платка остались жалкие обрывки.
— И о чем же они болтали? — равнодушным тоном осведомился Гай, которому тоже хотелось что-нибудь разорвать или сломать. А лучше сжечь, весь этот чёртов замок, до основания, со всем и всеми, что в нём есть. Он заложил руки за спину и с такой силой стиснул кулаки, что ногти вонзились в ладони.
Но Мэриан, потупившись, молчала. Видимо, стыдливость оказалась сильнее желания узнать правду.
— Так о чем болтала стража, миледи? — уже теплее спросил Гай, подавив порыв смять серебряный кувшин с подслащенной водой, который по его распоряжению всегда был полон и стоял на столике у постели. Вместо этого он налил воды в кубок и залпом проглотил её.
— О том, что вы ночью приходили к… пленнику, — наконец прошептала Мэриан, по-прежнему не глядя на него. — И что после вашего ухода он выглядел… потрёпанным.
Гай хмыкнул, налил воды во второй кубок и протянул ей.
— Выпейте, миледи. На вас лица нет.
Мэриан подчинилась, а потом подняла на него сухие и какие-то помертвевшие глаза.
— Значит, поэтому вы нас выпустили. Вы хотели его спасти! — Она покачала головой, в углах губ обозначились горькие складки. — И его улыбка… там, на площади… предназначалась вовсе не мне, а вам.
— Миледи, я не владыка ни сердцу, ни чувствам Гуда, — тихо произнес Гай. Пустыня в душе начала оживать. — Вы жалеете, что спасли его?
Она вздрогнула как от удара.
— Конечно, нет!
Движимый внезапным порывом, Гай опустился на колено и взял её маленькие ручки в свои большие ладони.
— Если бы вы только знали, как я благодарен вам за это, леди Мэриан!
Чего он не ожидал, так это увидеть в ответ улыбку.
— Значит, такова воля небес, — тихо произнесла она. — Что ж, сэр Гай, я вижу, что недооценивала вас.
Гай прижался губами к её руке, чувствуя, как второй рукой Мэриан ласково гладит его волосы.
Мэриан ушла, на прощание поцеловав его в щёку. Гай закрыл дверь, прислонился к ней спиной и несколько раз стукнулся затылком. С одной стороны, на душе стало легче, с другой — всё ещё больше запуталось. Он стянул сапоги, стащил с себя котту и камизу, подошел к узкому каменному балкону, подставил ночному ветру пылающее лицо. Сердце гулко стучало, отдаваясь в висках тяжелыми ударами.
Робин наверняка сейчас в лесу, на той самой поляне, празднует со своими людьми побег. Тень заслонила лунный свет, а затем с парапета в комнату спрыгнула высокая фигура. От неожиданности Гай отшатнулся, не веря своим глазам.
Робин, откинув капюшон плаща, шагнул к нему, сгрёб в охапку и поцеловал с такой животной жаждой, что подкосились ноги. Чтобы не сползти на пол, Гаю пришлось обхватить разбойника за шею. Тот сжимал его в объятиях с такой силой, что трещали ребра. Воздух куда-то подевался, был только ненасытный рот, почти свирепо истязавший его губы, и горячая ладонь на груди. Гай застонал, подался вперед, впуская чужой язык и отвечая на поцелуи с той же яростью. Бедро Робина обосновалось у него между ног, ритмично прижимая член, которому уже было тесно в штанах.
Когда обоим стало нечем дышать, Робин отстранился, окинул голодным взглядом жилистую гибкую фигуру стоящего перед ним Гая.
— Хочешь меня? — он с трудом переводил дыхание. — Скажи.
— Да… — Гай нервно облизнул припухшие губы.
— И позволишь мне всё, что я пожелаю? — в голосе Робина слышались опасные нотки, как у зверя, почуявшего добычу. Он провел ладонью по животу Гая, вниз, накрыл твердый член, туго натянувший тонкую ткань брэ.
От этого бесстыдного и грубого предложения-вопроса Гай вздрогнул, возбуждение кипятком прокатилось по венам.
— Всё… что захочешь.
— Что захочу, — зачарованно протянул Робин. — Ох, Гисборн, откуда ты только взялся на мою голову?
Толкнув Гая на постель, он торопливо содрал с себя одежду и лег, накрыв его своим поджарым телом, на несколько мгновений уткнулся лбом в плечо. А потом снова поцеловал, повторяя языком движения бедер. Гай скользил руками по телу Робина, словно перевитому тугими веревками мышц, поглаживал ягодицы, теснее вжимаясь чреслами в его чресла. Их члены соприкасались и терлись друг о друга, заставляя мучительно дрожать в преддверии наслаждения.
— Повернись, — велел Робин, приподнявшись на локте. — Хочу тебя.
Гай вздрогнул, глаза его на миг расширились. Робин не просил, а практически заявлял права на собственность, и от этого тона и шалой, безумной улыбки сорвало все барьеры. Он перекатился на живот, спиной чувствуя всё тот же голодный взгляд, под которым горела кожа. Робин разорвал на нём брэ, провел ладонью по пояснице.
Было неловко, крошечной искоркой вспыхнул стыд от беспомощности, когда чужие пальцы, смоченные в масле из светильника, осторожно проникли в его тело. Гай закрыл глаза, упиваясь собственной покорностью и зависимостью. Его с детства приучили держать под контролем чувства, эмоции, действия. Только тот, кто владеет собой, способен владеть другими и подчинять их. Отец, считавший чувствительного сына слабаком, вбивал в него эту науку вначале затрещинами, а потом — тяжелой сыромятной плетью. И Гай усвоил урок. Усвоил настолько хорошо, что когда на первом турнире наконечник его копья вонзился сэру Эдмунду Гисборну в щель забрала, пробив глаз и выйдя из затылка, он не испытал ничего, кроме холодного удовлетворения от точного удара. Потом, через несколько дней, пришла радость — вместе с осознанием, что отныне он больше никому не позволит быть сильнее себя. Но временами, когда усталость давила на плечи каменной глыбой, хотелось, чтобы был кто-то, на кого можно переложить ответственность. Кто-то, с кем можно позволить себе слабость. Кто-то, кому он сумеет доверять. И теперь, покоряясь властной силе Робина, Гай впервые за долгие годы чувствовал себя свободным.
— Ты такой красивый, — шептал Робин, касаясь губами и языком его спины, слизывая капли пота. — Ты моё проклятие, Гай, я тебя ненавидеть должен, а вместо этого люблю…
С последними словами он втиснул в тело Гая ещё и третий палец. Тот прикусил кулак, подавляя желание освободиться, но почти тут же место пальцев заняло нечто более крупное. Гай глухо ахнул от боли, вцепился зубами в подушку, на глаза навернулись слёзы. Он как издалека слышал собственные стоны, чувствовал железные пальцы, сжимающие бёдра, движение горячей плоти внутри — казалось, ещё немного, и его разорвет пополам. А потом широкая ладонь обхватила его стоящий колом член, и по телу прошла острая сладкая судорога. Гай взвыл, дрожа, выгибая спину, подставляясь под сильные толчки. Он будто стал металлом, а Робин — горном, в котором этот металл раскалялся добела, плавился, расплескиваясь подобно греческому огню.
Первое, что почувствовал Гай, когда рассеялся туман в голове, — прижавшееся к нему сзади мокрое тело. Поперек груди его обхватывала сильная рука, теплое дыхание ерошило волосы на затылке. Сердце до сих пор билось где-то в горле, и ныла каждая мышца. Гай медленно повернулся и поморщился — задницу заметно саднило. Робин смотрел на него настороженно, почти виновато.
— В следующий раз я подумаю, прежде чем обещать тебе «всё», — проворчал Гай и с блаженным вздохом закинул ногу ему на бедро. — И где ты научился-то? Я про масло… и остальное.
Видеть Робина смущенным было столь же приятно, как то, чем они только что занимались.
— Так где? — Гай вопросительно выгнул бровь.
— У шлюхи одной спросил, — буркнул наконец Робин и подгреб его поближе.
— Ну, тогда передай ей от меня спасибо, — усмехнулся Гай. Лежать так было хорошо и уютно, однако через несколько минут в голову полезли не слишком веселые мысли. — Что нам теперь делать, Робин?
Робин молча поглаживал его по плечу, ерошил волосы, и Гай не заметил, как задремал.
— А чего ты хотел бы? — прорвался сквозь сон тихий голос.
— Не знаю, — Гай открыл глаза. — Убраться подальше отсюда, куда угодно, туда, где никто нас не знает.
Робин грустно улыбнулся, тронув его губы своими.
— Послал же тебя дьявол, Гисборн! Но есть кое-что ещё…
— Что?
— Леди Мэриан… она спасла меня.
— Знаю. А она знает о нас, Робин. Она умная девочка.
В следующий миг Робин стальным захватом стиснул плечи Гая, вжал его постель.
— Ты сказал ей о нас?! — лицо его перекосилось от ярости. — Ты посмел?!
— Робин, я…
— Ты рассказал ей о нас, ты, подлая дрянь!
— Я не…
— Ты, чертов норманнский ублюдок!
Гай вывернулся из захвата, будто распрямившаяся пружина, отшвырнул Робина от себя и сел на кровати.
— Вот, значит, как, — процедил он. — Стало быть, на леди у тебя есть виды. А я для тебя — лишь ночная утеха. Но да, хорошо, что теперь она знает о нас. Потому что эта женщина заслуживает лучшего, чем такая сволочь, как ты, Гуд! Пошел вон отсюда, пока я не позвал стражу!
— Стражу? — переспросил Робин, поднимаясь с пола. — Ну, давай, зови! Интересно, что скажет стража, увидев тебя таким?
— Какая же ты мразь на самом деле, — Гай скрипнул зубами. — Ни чести в тебе, ни совести. Хотел усидеть сразу на двух стульях? Заполучить и кузину короля в жены, и меня в постель?
— А ты как думал? Что я откажусь от такой партии? И расскажу Мэриан о нас? — усмехнулся Робин. — Расскажу, что иногда кидаю тебе кость, как собаке? И что ты — моя подстилка?
Гаю казалось, что он падает в пропасть.
— Ты всего лишь моя девка, Гисборн, — хрипловатый голос приторным ядом вливался в уши. — Моя красивая потаскушка, которую я нагибаю, когда мне хочется…
— Гай, проснись, Гай! — его с силой встряхнули за плечо.
Он открыл глаза, всё ещё во власти липкой чёрной безысходности, от которой внутри всё сжималось и переворачивалось. Над ним склонился встревоженный Робин. Гай сипло выдохнул.
— Ты…
— Я, — Робин улыбнулся, но взгляд оставался внимательным и серьёзным. — А ты кого ждал?
Гай сглотнул. Сон! Просто кошмарный сон! Иисусе… Но где-то внутри грызло и свербело, подтачивало, словно червь. Гай притянул Робина к себе за волосы, чтобы не дать ему отвернуться, видеть его глаза.
— Мэриан всё известно о нас с тобой, — выпалил он одним махом, будто в омут кинулся. — Известно, что я приходил к тебе в темницу. И что выпустил её из замка, зная, что она идёт к твоим людям.
— Тем лучше, — мягко произнес Робин, даже не поморщившись, когда пальцы Гая судорожно сжались на его волосах. — Я всё равно не смог бы ей врать. Такая женщина заслуживает лучшего, чем муж, который любит другого мужчину.
Гай медленно расслабил пальцы и рассмеялся, нервно хватая ртом воздух. Робин поспешно накрыл его губы своими, заглушая предательские звуки. И это стало последней каплей. Гай уткнулся лицом в подушку и впервые за много лет рыдал взахлеб, то и дело срываясь в болезненный, истерический смех. Страшное напряжение последних дней постепенно отпускало, вытекало вместе со слезами, как вытекает яд из вскрытого нарыва. Робин молча гладил его спину, плечи, целовал затылок.
Потом слёзы иссякли, и Гай затих, только вздрагивал всем телом. И вдруг развернулся, дернул Робина к себе, впился в губы — неловко, отчаянно, не столько с желанием, сколько в поисках тепла. Тот ответил на поцелуй с такой нежностью, что Гай задохнулся, обмяк в его руках, позволил себе плыть по течению, принимая ласку.
— Ты когда последний раз нормально спал? — спросил Робин, когда они оторвались друг от друга.
— Не знаю, — пробормотал Гай. Он был измотан, глаза слипались, но засыпать было страшно — на краю сознания все ещё маячил недавний кошмар. — Не помню.
— Тогда спи, — Робин вытянулся на боку и подпер рукой голову. — А я посторожу до утра.
— До утра? — Гай не сумел скрыть радости в голосе, он и не надеялся, что Робин останется.
— А ты думал, я променяю мягкую, тёплую кровать и тебя под боком на жёсткую землю с кочками и храп Маленького Джона? — тихо рассмеялся Робин. — Спи.
Гай хотел съязвить в ответ, но не успел — заснул, едва голова коснулась подушки.
========== Часть V. Любовь ==========
Робин ушел на рассвете и с тех пор не давал о себе знать. Дни летели, словно листья, гонимые ветром. Гай не находил себе места, старался любым способом отвлечься, только ни охота, ни пиры, ни изматывающие тренировки не помогали. Он ждал хоть какого-то знака от Робина, но тот словно в воду канул. И постепенно холод и безумие, изгнанные было его ласками, вернулись, голодными псами вгрызлись в душу.
Да еще и Мэриан уже несколько дней избегала его и смотрела с какой-то странной, жуткой жалостью. Гай перехватил ее взгляд, когда они выезжали на охоту, потом — дважды в замке, и это совсем выбило его из колеи. В один из вечеров, когда от тягостных мыслей хотелось выть и крушить все вокруг, он решил нанести Мэриан визит. Однако разговора не получилось. Мэриан смотрела на него с плохо скрываемым ужасом и отвращением, а в глазах ее кормилицы читалась неприкрытая ненависть.
— Вы лгали, — наконец, не выдержала Мэриан, когда он в третий раз спросил, чем провинился, и что происходит. — Вы солгали, когда сказали, что вы… что у вас… — она густо покраснела.
— Вашей служанке следовало бы удалиться, — Гай бросил выразительный взгляд на Бесс, которая с таким остервенением сматывала в клубок нитки, будто представляла на их месте чье-то горло.
— Бесс, оставь нас, пожалуйста, — Мэриан нервно дернула кружево на рукаве, и оно с треском порвалось. Кормилица возмущенно фыркнула и вышла, не осмеливаясь перечить госпоже.
— Так что вы хотите от меня? — Мэриан все-таки посмотрела Гаю в глаза.
Он слабо улыбнулся.
— Вы ведь помните ту ночь, когда отправились в «Голову сарацина», чтобы спасти Робина?
Она вздрогнула и отступила на шаг.
— Не смейте произносить его имя. Он рассказал мне все. И то, как вы пытали его в тюрьме, и то, что его спасение было лишь трюком с вашей стороны. Вы… вы отвратительны, сэр Гай, вы чудовище! У вас нет ничего святого!
Гай отшатнулся. Пытал? Трюк? Что за бред? Робин приходил к Мэриан и сказал — такое? Дышать стало тяжело, словно вокруг шеи затянули удавку.
— Ну, конечно… откуда взяться святому у такого, как я? — севшим голосом ответил он. — Святой — это ваш ненаглядный Локсли. Лишь он правдив во всем. Непогрешим, словно Папа Римский.
— Да, он честный человек! И заботится о народе, о людях…
— Честный? — Гай горько усмехнулся. — Что ж, оставляю вас его чести и честности, миледи. И честности ваших ненаглядных смердов.
Он резко развернулся и вышел, даже не закрыв за собой дверь. Хотелось или крушить все вокруг, или умереть. Гай жалел, что сейчас не война, или что он не в Святой земле. Тогда можно было бы выплеснуть боль и ярость на врагов, утопить в крови. Из-за угла вывернул молодой слуга, тащивший четыре тяжелых кувшина. Перед глазами Гая мелькнула светлая прядь, и этого хватило, чтобы его захлестнуло бешенство. Бедный парень, не успев сообразить, что происходит, отлетел к стене, кувшины разбились, вино выплеснулось на пол темной лужей. Гай вздернул его в воздух, будто он ничего не весил. Тот захрипел, застучал ногами по стене, судорожно пытаясь отцепить стиснувшие горло стальные пальцы.