История вторая.
Письмо.
«Милая моя Сашенька!
Извини меня, что сразу не написал тебе записку. Думал: подумаешь, неделя-другая.
До этого редко встречались, переживём и эту маленькую разлуку.
Вот именно, только теперь я понял, что это значит: разлука.
Пока занят, на тренировках или на соревнованиях, конечно, все мысли о борьбе, но, когда присел отдохнуть, сразу вспоминается твоё милое лицо, твоя улыбка, ясные глаза. Не поверишь, у меня начинают дрожать губы и в глазах делается сыро.
Папа заметил моё состояние, велел собраться, а то проиграю.
Не проиграю, эту победу вырву для тебя!
А вот мама… Маме я говорил про тебя, и она сразу догадалась, что со мной происходит, и сказала папе. «Не рано ли?» – нахмурился папа. А мама посмеялась и спросила, в кого папа был влюблён в детском саду. Папа тоже посмеялся, потрепал меня по голове и сказал, что я уже совсем вырос.
Сказал, что это первая влюблённость, пройдёт, говорит.
Глупости, конечно, влюблённость, пройдёт.… Не хочу, чтобы проходило, хочу дружить с тобой, играть в разные игры, гулять по городу. Хочу скорее тебя увидеть! Встретить с тобой Новый Год!
До свидания, Сашенька, передавай привет своим братикам, меня уже зовут на тренировку.
Твой Саша».
Борька вздохнул, ещё раз повертел в руках так и не распечатанный конверт, вложил его в другой, который купил сегодня, заклеил конверт, подписал: «Сане Денисовой», а вместо адреса отправителя написал: «Прости».
Это письмо Борька вынул из почтового ящика ещё позавчера. Ящик был общий, Борька машинально заглянул туда и увидел газету «Пионерская Правда» и письмо. Увидев, от кого и кому это письмо, он забрал его, думая прочитать и потом намылить этому нахальному ухажёру шею. Пусть этот Сашка старше и сильнее, Борька злее и не боится кулаков!
Но, ещё раз осмотрев конверт, не решился его вскрыть. Если Саня узнает, будет презирать его и не будет Борьке прощения!
Порвать, сжечь? Приедет Сашка и спросит: «Где моё письмо?» Не дошло? До сих пор доходят письма с фронта, а с другой улицы не дошло?
Опустить в ящик? Пока Борька раздумывал, произошло ЭТО. Теперь стало ясно, что делать. Борька решительно надел шапку и вышел во двор, держа в руке письмо.
Постучавшись в дверь соседей и, не услышав ответа, Борька вошёл на кухню. За столом сидела мама Саньки и смотрела перед собой, не видя и не слыша ничего.
- Тёть Тань… - негромко позвал Борька, но мама Саши не повернулась к нему. Тогда Борька подошёл к ней, опустился на табурет рядом с ней и сказал:
- Тёть Тань, здесь письмо. Сане.
Женщина очнулась, увидела Борьку, прижала к себе и заплакала. Борька испугался и заревел в голос.
Саша Белов.
Наконец-то мы приехали! С бьющимся сердцем я упаковал подарки для Саши в два бумажных пакета, не особо волнуясь, как они легли. Шапка с этими дурацкими длинными ушами…
Вошла мама, посмеялась и погнала меня одеваться, а то выгляжу как беспризорник. Сама аккуратно уложила подарки, даже подписала открытку «С Новым Годом!». А я, балбес, и не догадался.
- Саша, не суетись! – смеялась мама, - Никуда твоя подружка не денется! Тоже, наверно, все глаза проглядела!
- Мама, ну как ты не понимаешь?!
- Понимаю я тебя прекрасно. Лучше, чем ты думаешь. Будет тебе от неё за бегство…
- Не я же виноват, мама!
- Записку хоть бы написал, передал с кем, а то от радости забыл про неё. Вот такие вы, мужчины!
Я покраснел, хотел ответить, что не такой, но сказал:
- Я ей письмо написал…
- Ну, хоть что-то. А то, наверно, подумала, что поиграл, да забыл.
Мне оставалось, только молча краснеть и сопеть.
Ну, всё! Мама придирчиво осмотрела меня со всех сторон, сказала:
- Совсем жених стал. Иди уже!
Когда я подходил быстрым шагом к школе, мимо меня промчались какие-то ребята, я даже не заметил, кто там был. Во дворе школы было много народу, я подумал, что опоздал и все мои знакомые уже разошлись по домам.
Я действительно, опоздал…
Ребята и взрослые молчали, толпясь у крыльца. Там кто-то плакал навзрыд.
Протолкавшись сквозь толпу, я увидел милиционера, возле него кто-то лежал на бетонном тротуаре, рядом стоял на коленях Толик и ревел.
- Куда?! – остановил меня милиционер.
- Это мой друг.
- Нельзя. Звонили в «скорую», там сказали, ни в коем случае не трогать!
Я взглянул на того, кто лежал. Сашенька! Это Сашенька! Пакеты выпали у меня из рук, я упал на колени рядом с Толькой, глядя на восковое лицо Сашеньки. Из-под её головы натекла небольшая лужица крови.
- Да где эти врачи? – в сердцах сказал милиционер, - Тут и здоровому человеку станет плохо!
Я повернулся к Толику и заметил, что половина лица у того синяя. Кто-то напал на них?
Возле крыльца сидел, прямо на земле, Борька, бледный до синевы, а кто-то совал ему ватку, наверно, с нашатырём.
Я недолго был в замешательстве, всё-таки меня тренировали военные.
- Товарищ милиционер! – громко сказал я, - У меня мама работает в Госпитале, помогите мне позвонить!
К чести милиционера, тот принял решение моментально: нашёл в толпе физрука, поставил на своё место, и мы побежали в учительскую.
К счастью, мама ещё никуда не ушла, а у нас дома был телефон.
Несколько сбивчиво я рассказал маме, что произошло, мама пообещала помочь, а я вернулся к Саше.
Возле неё уже были санитары с носилками.
- Машина сломалась, - развела руками врач.
- Сейчас приедут из военного госпиталя, - сказал я, еле держась на ногах.
- Эй, парень! – услышал я, как сквозь вату.
Меня посадили рядом с Борькой, совали мне под нос нашатырь.
- Какие мужчины слабые, - ворчливо сказала врачиха, - Жива, жива ещё девочка!
- Что значит «ещё»?! – испугался я.
- Организм молодой, выкарабкается, - пожала плечами врачиха, - Отвезли её в военный госпиталь, не волнуйся. Поместят в реанимацию, пока не пустят никого, кроме милиции и родителей.
- Вы можете сказать, что с ней?
- Ничего сказать не могу. Возможно смещение шейных позвонков, травма затылочной части головы.
Пойдём, вон машина подъехала. Там твои товарищи, вставай, идём, дам чего-нибудь успокоительного.
Нам с Борькой дали валерьянки, а Тольку забрали в больницу с подозрением на сотрясение мозга. Кто-то сунул мне в руки пакеты с Сашиными подарками и заботливо отряхнул мою одежду. Буркнув «Спасибо», я поплёлся домой. Поговорю с мамой, может, пустит к Сашеньке.
Сашенька.
…Как хочется пить! Во рту пустыня Сахара! Язык шершавый и не помещается во рту. Что со мной? Заболела? Не помню ничего. Хочу пошевелиться и не могу. Попробовала приоткрыть глаза. Глаза слиплись, как от гноя. Как-то был у меня ячмень, так по утрам, пока не промоешь, глаза не открывались.
Хотела протереть, но не могу пошевелить рукой. Что со мной?! Я застонала от досады и разодрала веки на одном глазу. Наполовину. Плохо видно, мутно всё и не протереть глаз! Я застонала громче.
Кто-то вскрикнул:
- Сашенька! – я услышала, как кто-то упал рядом со мной на колени, взял мою руку в свою, оцарапал чем-то.
- Пить… - еле слышно сумела сказать я.
Вот так я очнулась. Возле меня дежурил папа, а я была в палате, которая называется «Реанимация».
Что такое «реанимация»? Потом я узнала: это когда людей с того света возвращают. Я была на «том свете»? Не помню я. Была без сознания. Я вообще сначала ничего понять не могла. Лежу на кровати, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, голова привязана к спинке кровати какой-то сбруей.
Называется «на вытяжке». Это издевательство придумано, чтобы не сместились позвонки.
Сдвинулись они или нет, неизвестно, но вытянуть надо. Говорят, делали рентген, ничего страшного не нашли, я даже чувствую руки и ноги, только двигать пока не могу.
Так и лежу. Всю жизнь мечтала! Как это противно, лежать без движения! Уколы колют, ухаживают за тобой. Брр! Могла бы ходить, сбежала бы! Мало того, что не двигаюсь, так ещё и привязали!
Лицо обтирают губкой по утрам, кормят капельницей. Кушать не могу, тошнит и ничего не лезет.
Хорошо хоть, на ночь что-то вкалывают, мало мне, днём глазами хлопать, так ещё бы и ночью!
Папа побыл недолго, отпуск у него кончался. Он пообещал, что скоро часто будет дома, манёвры заканчиваются, и он будет ходить на службу, как на работу.
Толик… Толик, после того, как меня ударили, бросился на негодяев, даже повалил кого-то, но, получив по лицу, тоже покатился по ступенькам. Хотел бежать за бандитами, но увидел меня и разрыдался. Да и уже начали выбегать взрослые из школы. Позвонили в «скорую».
Славку Быка? Взяли, подержали да отпустили. Несовершеннолетний. Пусть гуляет.
А Толика попросили пожить у нас дома. Говорят, мама совсем никакая первое время была, с трудом малыша сохранила, Юрик маленький, за ним тоже уход нужен. Папа вместо праздника разрывался между мной и мамой. Борька тоже помогал. Воду носил, печку топил. Тётя Валя готовила им всем еду. Такие вот дела. А потом папа принёс мне письмо от Саши.
Увидев на конверте «прости», чуть не потеряла сознание. Потом увидела, что это не его, совсем детский почерк, написанный перьевой ручкой. Саша пишет авторучкой.
Я даже плюнула в сердцах: ох уж этот Борька!
Руки у меня уже двигались, я достала из Борькиного конверта Сашин, и грела его у себя на груди.
Не стала вскрывать. Я и так знала, что там написано. Не дословно, конечно, но знала, что ничего, кроме хорошего, Саша написать мне не мог. Мне уже рассказали, что он, скорее всего и спас меня. Он и Елена Владимировна, мой лечащий врач. Тоже странно, ведь она не педиатр. Приглашали и педиатра, врачи переговорили между собой, и Елена Владимировна продолжила моё лечение.
Знаете, почему я двигаю руками и ногами? Со мной работает массажист.
Массажист мужчина. Я была абсолютно беспомощна, когда он за меня принялся. До него за мной ухаживали нянечки, и я притерпелась к ним. Убирают за мной, моют…
А тут мужчина! Так стыдно…
Но Валерий Яковлевич, так его зовут, быстро успокоил меня, объяснив, что у него такая работа, выводить из неподвижности всяких девочек и мальчиков. И если его будут стыдиться, то так и останутся лежать.
А я и не сопротивлялась. Лежала и не сопротивлялась. Валерий Яковлевич мял мои руки и ноги, всё тело, я чувствовала его как сквозь ватное одеяло. Зато чувствовала! За это массажист меня похвалил.
Меня перевели в отдельную палату, сбрую сняли, надели на шею корсет и велели вести себя хорошо. Не вертеть головой, разминать кисти рук и стопы ног. Больше мне ничего не оставалось делать. Скукотища!
Но вот разрешили приём посетителей, и первым пришёл Саша!
Я не могла поверить, что это он. А Саша стоял и улыбался. Принёс мне что-то в пакете, я даже не видела. Я видела Сашу и тоже улыбалась. Саша сел на стул, взял мою руку и стал легонько поглаживать её.
Только ему было так неудобно. Он встал на колени, положил голову мне на живот и смотрел на меня.
Я другой рукой решилась погладить ему волосы. Давно хотела убедиться, какие они мягкие. Убедилась. Саша счастливо улыбался, прижав к щеке мою руку.
- Вот, сбылась ваша мечта! – капризно сказала я. - Постригли меня. Только без чёлки. Под ноль!
Саша тихонько засмеялся.
Только наше счастье было недолгим. Открылась дверь и вошла Елена Владимировна. На её лице я увидела неудовольствие, а может быть, досаду.
- Саша, сейчас придёт массажист.
Саша поднялся с колен.
- Мне уйти?
- Валерий Яковлевич решит.
- Ага! Уже посетителей пускают! – услышали мы весёлый голос, и вошёл мой массажист.
- Посетителей удалить? – спросила Елена Владимировна.
- Сейчас переговорю с мальчиком. Ты кто Саше? Брат, друг?
- Друг.
- Очень хорошо. Сашеньке надо помогать разрабатывать кисти рук и стопы ног. Поможешь ей?
- Конечно! – с готовностью ответил Саша.
- Тогда смотри. Надо делать так…
Потом Саша ушёл, пообещав вернуться завтра, а Валерий Яковлевич занялся мной.
Я терпела. Сначала.
- Больно! – вскрикнула я.
- А ты думала! – радостно воскликнул массажист, - Это же лечебный массаж! Теперь будем увеличивать нагрузку, а то залежалась ты…
Наконец-то ко мне пустили Толика и Борьку! Когда не было Саши, это был для меня такой праздник! Они сказали, что мои каникулы кончаются, и они будут проводить со мной занятия, чтобы не отстала. Мало того, ко мне будут приходить учителя!
А я уже могла сидеть, мне поставили на кровать маленький столик, я на нём кушала, теперь смогу делать уроки.
Толик всегда задерживался, сколько мог. Он мне вслух читал весёлые книжки. Не фантастику, а брал в библиотеке детские книжки и читал мне смешные рассказы про мальчишек и девчонок.
Но, конечно же, радостнее всех мне было видеть Сашу. Конечно, после мамы! Но мама работала, часто приходить не могла, зато ребята обо мне заботились. Когда приходил Саша, нас оставляли наедине. Саша с видимым удовольствием разминал мне кисти рук. Ещё с большим удовольствием – стопы ног.
- Какие маленькие! – умилялся он, нежно разминая мои пальчики.
- Никакие не маленькие! – притворно надувалась я. - Тридцать второй размер. У мамы всего тридцать седьмой!
Наконец я решилась. Достала письмо и показала Саше.
- Ты не читала? – удивился он, - Отдай, а?
- Не отдам, - прижала я конверт к себе, - он греет мне душу.
- Тогда почему не читаешь?
- Я и так знаю, что там написано.
- Откуда? – удивился мой друг.
- Глупый! – засмеялась я, - Что ты мог ещё написать?!
- Действительно… - покраснел Саша.
- Я прочитаю это письмо, когда мы расстанемся, - серьёзно сказала я.
Сначала Саша хотел возмутиться, потом сообразил и сказал:
- Значит, никогда! – и не удержался, наклонился и чмокнул меня в щёчку.
- Если бы ты знала, сколько мы пережили! – вздохнул он, - Какая ты молодец, что выздоравливаешь!
- Я верю тебе, Саша. Если бы что-то случилось с тобой… Лучше самой болеть, правда!
Так я и болела. Ко мне приходила Раиса Ивановна, и даже Екатерина Семёновна!
Они читали мне лекции, объясняли новую тему, разъясняли непонятные места.
Приходили почти все одноклассники, даже Витька Шлыков. Он пришёл один и подарил мне свою любимую машинку. Сказал, что хотел мягкую игрушку, но в больницу не рискнул нести.
- Спасибо, Витя, - поблагодарила я. Потом мы с ребятами часто играли с ней. Красивая была машинка, пацаны были в восторге.
Толик рассказывал, что Юрик спит только с ним, один боится чего-то. Когда Толика не было, просился к маме.
- Выписывайся скорее! – просил Толик, - Очень скучно без тебя!
Синяк у него почти прошёл, осталась только желтизна под глазом. С этим пятном он напоминал мне щенка.
- Наверно, уже скоро, - пообещала я, - Я уже сама хожу.
Мне дали ходунки… Видели ходунки для малышей? Вот и у меня такие были. Только без колёсиков.
Переставляешь, опираешься и дальше идёшь. Без ходунков не разрешали, боялись, что закружится голова и я упаду. Но голова вела себя хорошо, и я рассчитывала выписаться из госпиталя раньше.
Уже просила Елену Владимировну. Она смеялась и обещала поговорить с главврачом. Но главврач не хотел отпускать «такую хорошенькую пациентку». Хотел убедиться, что всё прошло без последствий.
Но всё когда-нибудь кончается. Сняли с меня корсет, посмотрели, как я поворачиваю голову, как сажусь, как встаю.
Волосики на голове уже немного отросли. Смотрела я на себя в зеркало и вздыхала.