Тут раздался звонок в дверь.
– Боже мой, уже пришли! – в отчаянии вскрикнула тетя Петуния – и на пороге возник лучший друг Дудли, Пирс Полкисс, с мамой. Тщедушный, с крысиным лицом, Пирс обычно выкручивал руки тем, кому Дудли собирался вмазать.
Дудли сразу перестал плакать.
Через полчаса Гарри, не веря своему счастью, впервые в жизни ехал в зоопарк – рядом с Дудли и Пирсом, на заднем сиденье. Дядя с тетей так и не придумали, куда бы его сплавить, но перед отъездом из дома дядя Вернон отвел его в сторонку и прошипел, приблизив к нему огромное багровое лицо:
– Предупреждаю, парень: один фокус, одна-единственная твоя штучка – и ты не выйдешь из чулана до Рождества.
– Да я ничего и не собирался, – сказал Гарри, – честно…
Но дядя Вернон ему не поверил. Никто ему не верил, никогда.
Беда в том, что с Гарри часто происходило странное и убеждать Дурслеев, будто он тут ни при чем, было бесполезно.
Однажды, например, тетя Петуния, возмутившись, что Гарри опять вернулся из парикмахерской «будто не стригся вовсе», обкорнала его кухонными ножницами почти налысо и оставила только челку, «чтобы прикрыть этот гадкий шрам». Дудли чуть не лопнул от смеха, а Гарри всю ночь не спал – представлял, как завтра пойдет в школу, где его и так дразнили за мешковатую одежду и склеенные очки. Однако утром обнаружилось, что волосы снова отросли, будто их никто и не стриг, и Гарри на неделю упрятали в чулан, хоть он и пытался объяснить, что не может объяснить, как они отросли так быстро.
В другой раз тетя Петуния хотела обрядить его в омерзительный старый свитер Дудли (коричневый с рыжими помпонами). Но, чем сильней она старалась натянуть его на Гарри, тем стремительней уменьшался свитер, и в конце концов стало ясно, что он не налезет и на куклу. Тетя Петуния решила, что свитер, видимо, сел при стирке, и Гарри, к великому его облегчению, не наказали.
Зато, когда он неизвестно как очутился на крыше школьной столовой, ему пришлось туго. Дудли с дружками, по обыкновению, гонялись за ним, и вдруг оказалось, что Гарри сидит на трубе, чему сам он удивился не меньше прочих. Дурслеи получили сердитое письмо от его классной руководительницы, уведомлявшее, что мальчик лазит по крышам школьных построек. А мальчик всего лишь (как он пытался втолковать дяде Вернону через запертую дверь чулана) пытался запрыгнуть за мусорные баки, выставленные у столовой. Но его, наверное, подхватило и унесло сильным ветром.
Но сегодня ничего плохого не произойдет. И даже с обществом Дудли и Пирса можно смириться – ради счастья побыть не в школе, и не в чулане, и не в капустной гостиной миссис Фигг.
Дядя Вернон крутил руль и жаловался на жизнь тете Петунии. Он вообще любил жаловаться: подчиненные, Гарри, местный совет, Гарри, банк, Гарри – вот лишь несколько излюбленных его тем. Сейчас ему не угодили мотоциклы.
– …носятся как полоумные, хулиганье, – буркнул он, когда мимо промчался мотоциклист.
– А я мотоцикл во сне видел, – вдруг вспомнил Гарри. – Он летал.
Дядя Вернон едва не врезался в идущую впереди машину. Он резко обернулся, напоминая лицом гигантскую свеклу с усами, и завопил:
– МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!
Дудли с Пирсом хрюкнули.
– Знаю, – согласился Гарри. – Но это же сон.
Он пожалел, что раскрыл рот. Хуже лишних вопросов для Дурслеев были только рассказы о вещах, действующих не так, как положено, пусть во сне или даже в мультфильме: Дурслеям сразу казалось, что у Гарри появляются опасные мысли.
Суббота выдалась очень солнечной, и в зоопарке было полно народу. Дудли и Пирсу купили по большому шоколадному мороженому, а потом – улыбчивая продавщица успела спросить, чего хочет Гарри, прежде чем его оттащили от ее тележки, – Дурслеям пришлось раскошелиться на дешевый лимонный лед и ему. Тоже неплохо, решил Гарри, облизывая мороженое и наблюдая за гориллой, чесавшей голову: ни дать ни взять Дудли, только волосы черные.
То было лучшее утро в жизни Гарри. Он предусмотрительно держался поодаль от остальных, чтобы Дудли и Пирс, которым к обеду зоопарк поднадоел, не вздумали обратиться к своему любимому занятию – колотить его. Они пообедали в ресторане прямо в зоопарке и, когда Дудли учинил скандал – якобы в десерте «Полосатый чулок» сверху слишком мало мороженого, – дядя Вернон купил ему другую порцию, а Гарри разрешили доесть первую.
Словом, все шло чересчур хорошо, а потому быстро закончилось.
После обеда они отправились в террариум. Внутри было темно и прохладно; вдоль стен тянулись освещенные витрины. За стеклом, меж камней и бревен, ползали, извивались, шныряли всевозможные змеи и ящерицы. Дудли с Пирсом хотели посмотреть здоровенных ядовитых кобр и толстых питонов, способных задушить человека. Дудли быстро отыскал самую большую змею. Она могла бы дважды обернуться вокруг машины дяди Вернона и сплющить ее в лепешку – только сейчас была не в настроении. Вообще-то она спала.
Дудли постоял, прижав нос к стеклу, поглядел на блестящие коричневые кольца, и заканючил:
– Пусть она поползает!
Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея не шелохнулась.
– Постучи еще, – приказал Дудли.
Дядя Вернон громко забарабанил костяшками. Змея дрыхла.
– Ску-у-учно, – простонал Дудли и побрел прочь, загребая ногами.
Гарри подошел к витрине и вгляделся в змею. Он бы не удивился, если бы узнал, что та сдохла со скуки, – подумать, целый день болван за болваном, которые долбят по стеклу и не дают покоя! Хуже, чем спать в чулане – там колотит в дверь одна только тетя Петуния, и Гарри разрешают ходить по всему дому.
И вдруг змея открыла круглые глаза. Медленно, очень медленно подняла голову и уставилась ему прямо в лицо.
И подмигнула.
Гарри вытаращился на нее. Потом быстро огляделся: не видит ли кто. Никто не видел. Тогда он повернулся к змее и тоже подмигнул.
Змея качнула головой на дядю Вернона и Дудли, а затем возвела глаза к потолку. Ее взгляд ясно говорил: «И так все время».
– Понимаю, – пробормотал Гарри в стекло, хотя и не был уверен, что змея его слышит. – Небось достало?
Змея энергично кивнула.
– А ты вообще откуда? – полюбопытствовал Гарри.
Змея постучала хвостом по табличке у стекла. Гарри прочитал: «Боа-констриктор, Бразилия».
– Хорошо там, в Бразилии?
Боа-констриктор снова постучал по табличке, и Гарри прочел дальше: «Этот экземпляр выведен в зоопарке».
– Вот как? Значит, ты не был в Бразилии?
Констриктор потряс головой, и тут за спиной Гарри раздался оглушительный вопль, так что и он, и змея вздрогнули:
– ДУДЛИ! МИСТЕР ДУРСЛЕЙ! ИДИТЕ СЮДА! ПОСМОТРИТЕ НА ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ВЫТВОРЯЕТ!
Дудли подбежал вразвалку.
– Прочь с дороги, ты, морда! – крикнул он, ткнув Гарри под ребра. От неожиданности Гарри упал на бетонный пол. Дальше все произошло до того быстро, что никто не успел ничего понять: только что Пирс с Дудли стояли, уткнувшись носами в стекло, а через секунду уже отскочили, взвыв от ужаса.
Гарри сел и ахнул: стеклянная витрина, ограждавшая вольер с боа-констриктором, исчезла. Огромная змея, стремительно развертывая кольца, ползла наружу. По всему террариуму люди с громкими воплями неслись к выходам.
Змея быстро и бесшумно скользнула мимо Гарри, и тот услышал – готов был поклясться, что услышал, – ее тихий, свистящий шепот: «Бразилия, жди меня… С-с-спас-сибо, амиго».
Смотритель террариума был в шоке.
– Стекло, – повторял он как попугай. – Куда делось стекло?
Директор зоопарка, ни на секунду не переставая извиняться, собственноручно заварил тете Петунии крепкого сладкого чая. Дудли и Пирс беспомощно что-то бормотали. Насколько видел Гарри, боа-констриктор, проползая мимо, всего-навсего слегка прихватил их за пятки, но, когда все расселись в машине, Дудли уже рассказывал, что питон едва не откусил ему ногу, а Пирс клялся, что его чуть не задушили. Но самое мерзкое – по крайней мере для Гарри – началось, когда Пирс, слегка успокоившись, заявил:
– А Гарри с ним разговаривал! Скажешь, нет, Гарри?
Дядя Вернон дождался, пока Пирса заберут, и взялся за Гарри. От злости он едва мог говорить. Выдавил только:
– Вон – в чулан – сиди – без еды, – и рухнул в кресло. Тетя Петуния побежала за бренди.
Позже Гарри лежал в чулане и мечтал о часах. Он не знал, сколько времени и все ли уже заснули. А до того не смел вылезти и пробраться на кухню хоть что-нибудь съесть.
Он жил у Дурслеев почти десять лет, десять несчастливых лет, с младенчества, с того дня, когда его родители погибли в автокатастрофе. Он не помнил себя в той машине. Иногда, подолгу сидя в чулане и сильно напрягая память, он словно бы видел ослепительную зеленую вспышку и ощущал жгучую боль во лбу. Видимо, это и было воспоминание об аварии, хотя непонятно, откуда взялась вспышка. Родителей он не помнил совсем. Дядя и тетя о них не говорили; спрашивать, разумеется, запрещалось. Их фотографий в доме не держали.
Малышом Гарри все мечтал о неведомом родственнике: вот он приедет и заберет его. Но такого не случалось. Кроме дяди и тети, у него никого не было. И все же иногда ему казалось (или он это придумывал?), что посторонние люди на улице его узнают. Очень, кстати, странные посторонние. Однажды они ходили по магазинам с тетей Петунией и Дудли, и какой-то крошечный человечек в фиолетовом цилиндре поклонился Гарри. После яростных расспросов, откуда Гарри знает этого типа, тетя волоком вытащила детей на улицу, так ничего и не купив. В другой раз, в автобусе, ему весело помахала рукой дикого вида старуха, вся в зеленом. А на днях некто лысый в длиннющем пурпурном плаще молча пожал ему руку и тут же ушел. Самым же странным было то, что все они исчезали при малейшей попытке их рассмотреть.
В школе у Гарри друзей не было. Все знали, что Дудли с приятелями терпеть не могут дурака Поттера с его мешковатой одеждой и разбитыми очками, а идти против Дудли и его компании никто не хотел.
Глава третья
Письма невесть откуда
Побег бразильского боа-констриктора обошелся Гарри дорогой ценой. К тому времени, когда его выпустили из чулана, уже начались летние каникулы и Дудли успел сломать новую видеокамеру, разбить радиоуправляемый самолет и при первом же выезде на гоночном велосипеде сбить с ног старую миссис Фигг, тащившуюся по Бирючинной улице на костылях.
Гарри радовался, что уроки кончились, но от Дудли и его приятелей, ежедневно являвшихся в гости, деться было некуда. Пирс, Деннис, Малькольм и Гордон, как на подбор – тупые здоровяки, охотно признавали своим вожаком Дудли, самого среди них здорового и тупого, и с радостью составляли ему компанию в любимом занятии «гоняем Гарри».
Гарри старался почаще уходить из дома, бродил по окрестностям и думал о новом учебном годе. Там, казалось ему, брезжил слабый лучик надежды. В сентябре ему предстояло идти в среднюю школу – впервые в жизни без Дудли. Того зачислили в частную школу «Смылтингс», где некогда учился и дядя Вернон. Туда же записали и Пирса Полкисса. Гарри же определили в «Бетонные стены», районную общеобразовательную школу. Дудли это страшно веселило.
– В «Бетонных стенах» в первый день всех макают головой в унитаз, – сообщил он Гарри. – Хочешь пойдем наверх, потренируемся?
– Нет, спасибо, – ответил Гарри. – Чего-чего, а твоей башки нашему бедному унитазу не переварить: его стошнит! – И убежал, пока до Дудли не дошел смысл сказанного.
Однажды в июле тетя Петуния с Дудли отправились в Лондон покупать форму для «Смылтингса», а Гарри остался с миссис Фигг, которая оказалась не так ужасна, как раньше. Выяснилось, что ногу она сломала, споткнувшись об одну из своих питомиц, и это несколько охладило ее любовь к кошкам. Миссис Фигг разрешила Гарри посмотреть телевизор и угостила ломтиком шоколадного торта – судя по вкусу, тот пролежал у нее не год и не два.
Тем же вечером в гостиной Дудли демонстрировал новую, с иголочки, форму. Мальчики в «Смылтингсе» носили бордовые фраки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы под названием «канотье». Кроме того, каждому полагалась шишковатая палка, чтобы лупить друг друга, пока не видят учителя. Это умение считалось крайне полезным для взрослой жизни.
Глядя на сына в новых бриджах, дядя Вернон охрипшим голосом произнес, что гордится им сейчас как никогда. Тетя Петуния разрыдалась и сквозь слезы пролепетала:
– Просто не верится, что это – наш крошечка Дудликин… Такой взрослый, такой красивый…
А Гарри ничего сказать не решился. Он с таким трудом сдерживал хохот, что у него, похоже, треснула пара ребер.
Наутро, когда Гарри вышел к завтраку, в кухне стояла отвратительная вонь. Шла она из большого цинкового корыта, водруженного на раковину. Гарри заглянул внутрь. В серой воде плавали какие-то грязные половики.
– Что это? – спросил он тетю Петунию. Та поджала губы – как, впрочем, всегда, на любые его вопросы.
– Твоя новая школьная форма, – ответила она.
Гарри еще раз посмотрел в корыто.
– Ой, – сказал он. – Я не знал, что она должна быть мокрая.
– Не идиотничай, – разозлилась тетя Петуния. – Я перекрашиваю для тебя старые вещи Дудли в серый цвет. Будет не хуже, чем у других.
Гарри сильно в этом сомневался, но почел за благо не спорить, сел за стол и постарался не думать о своем первом дне в «Бетонных стенах» – все, пожалуй, решат, будто он напялил старую слоновью шкуру.
Вошли Дудли с дядей Верноном и от неприятного запаха брезгливо сморщили носы. Дядя Вернон, по обыкновению, развернул газету, а Дудли грохнул на стол смылтингсовую палку, которую теперь повсюду таскал с собой.
От входной двери донесся шум: это почтальон сунул почту в прорезь, и на коврик упали конверты.
– Принеси почту, Дудли, – велел дядя Вернон из-за газеты.
– Пусть Гарри принесет.
– Принеси почту, Гарри.
– Пусть Дудли принесет.
– Ткни его палкой, Дудли.
От палки Гарри увернулся и пошел за почтой. На коврике лежали три послания: открытка от Марджи, сестры дяди Вернона, отдыхавшей на острове Уайт, бурый конверт, очевидно, со счетами, и – письмо для Гарри.
Он взял письмо и уставился на него; сердце, как большая струна, дрожало в груди. Никто никогда за всю жизнь не писал ему никаких писем. Да и кому бы? У него ни друзей, ни родственников. Даже в библиотеку не записан, и на грубые требования вернуть просроченные книги рассчитывать не приходится. И все же вот оно, письмо с адресом. Ошибки быть не может:
Суррей
Литтл Уинджинг,
Бирючинная улица, дом № 4,
Чулан под лестницей,
Мистеру Г. Поттеру
Конверт толстый, тяжелый, из желтоватого пергамента, адрес написан изумрудно-зелеными чернилами. Марки нет.
Перевернув конверт трясущимися руками, Гарри увидел на обратной стороне лиловую сургучную печать с гербом: лев, орел, барсук и змея вокруг большой буквы «Х».
– Чего застрял? – раздался голос дяди Вернона. – Проверяешь, нет ли бомб? – И он засмеялся собственной шутке.
Гарри вернулся на кухню, не сводя глаз с письма. Протянул дяде Вернону открытку и счета, а сам сел и начал медленно распечатывать желтый конверт.
Дядя Вернон рывком вскрыл счета, раздраженно фыркнул и переключился на открытку.
– Марджи заболела, – сообщил он тете Петунии, – съела какую-то морскую тварь.
– Пап! – закричал вдруг Дудли. – Пап, смотри, что это у Гарри?
Гарри почти уже развернул послание, тоже написанное на плотном пергаменте, но дядя Вернон грубо выдернул письмо у него из рук.
– Это мое! – закричал Гарри, пытаясь вернуть письмо.
– Кто станет тебе писать? – осклабился дядя Вернон, встряхивая письмо одной рукой, чтобы развернуть. Но, едва он глянул на текст, цвет его лица сменился с красного на зеленый быстрее, чем на светофоре. Впрочем, и зеленым дело не кончилось. Еще секунда – и лицо дяди Вернона посерело, как засохшая овсяная каша. – П-п-петуния! – воскликнул он сиплым шепотом.