Я кивнул. По коже пробежали мурашки. Я не хотел никого терять. Тем более дядь Вову.
- Готов? – въезжая на широкую автостраду, спросил водитель.
- Да, – во рту пересохло от волнения.
Наш водитель резко тормозит недалеко от желтой легковушки. Я выбегаю из «мерса», слыша, скрип тормозов еще нескольких наших автомобилей. Начинается перестрелка. Я уже не соображаю, кто и в кого стреляет. Вижу только желтую машину и открытую дверцу. Бегу, что есть сил. Сердце заходится в бешеном ритме, рюкзак болтается, грозя соскользнуть, но я крепко его держу и, пригнувшись, бегу к автомобилю. Кто-то что-то орет. Шум. Крики. Движение останавливается. Люди выбегают из своих машин. Все кричат. Суматоха. На дороге настоящее пекло. Я останавливаюсь всего на секунду возле открытой дверцы. Меня прикрывают два охранника, стреляя из-за своей машины, которая стоит недалеко от желтого такси. Дым. Выстрелы. Крики. Ужас на мгновение охватывает меня с головы до ног. Ко мне бежит дядь Вова.
- В машину! В машину! Миша, езжай!!!
Непонятный страх вызывает оцепенение. Я в центре перестрелки, и от этого перехватывает дыхание.
- Езжай!!! – снова кричит мне дядь Вова.
Он не успевает добежать. Словно в замедленной съемке я вижу, как дядь Вова неестественно выгибается и падает на колени.
Нет. Черт, нет!
Только не он.
Не соображая ничего, я бегу к нему.
Уши уже закладывает от шума. Стрельба продолжается.
Подбегая к нему, я падаю, коленями проехавшись по асфальту, но мне все равно.
- В машину. Живо, – с трудом произносит дядь Вова, прижимая руку к пулевому ранению. Меня трясет. Только не он. Нет. Дядь Вова… он же мне, как второй отец. Он не может умереть. Не может, черт возьми!
- Нет, – губы дрожат. Я едва могу говорить. В горле комок, по щекам бегут слезы. – В больницу… надо. Вставай.
- Михаил, будь мужчиной, – схватив меня за ворот жакета, прошипел дядь Вова. – Будь сильным.
- Нет, дядь Вов… я… я не оставлю тебя, – задыхаясь от бессилия, я осмотрелся по сторонам, шокировано наблюдая за непрекращающейся перестрелкой.
- Мальчик мой, – улыбнулся дядь Вова, окровавленной ладонью коснувшись моей щеки. Легкие обжигает огнем, когда глаза мужчины закрываются, и он заваливается на бок. Я в ужасе трясу его за плечи. Он не может меня оставить. Не сейчас. Только не сейчас. Пожалуйста…
Я выпадаю из реальности.
- Дядь Вов, – трясу его за плечо. Не верю. Не верю, что он умер.
- В машину! – кричат мне с разных сторон.
Дядя Вова не реагирует.
- Нет-нет-нет, – задыхаясь, продолжаю я шептать. – Очнись… очнись, пожалуйста.
- Малиновский, в машину!!!
Я поднимаю голову. Пробка на несколько метров, все кричат.
Я, как в трансе, сижу рядом с телом дядь Вовы, не силах что-либо предпринять. Ко мне подбегает Витя, один из наших охранников, он с силой дергает меня за руку и ставит на ноги. Слева раздается свист пули, Витя толкает меня к машине, что-то орет с перекошенным от ужаса лицом. А я ничего не могу понять, лишь смотрю на кровавую лужу, растекающуюся на асфальте рядом с дядь Вовой. Но когда рядом падает Виктор, мой мозг отключается, переходя в аварийный автоматический режим.
Отключаю все эмоции. Меня учили этому. Учили концентрироваться, учили игнорировать боль. Шатаясь, бегу к такси. По щекам текут слезы, утираю их рукавом и забираюсь в машину. Заведя двигатель, нажимаю на газ. Слышу, как бешено бьется сердце, чувствую, как дрожат руки, но ничего не могу с собой поделать.
- Ненавижу! – прокричал я в пустоту салона, до хруста сжимая руль. Педаль в пол. Скорость растет. Перед глазами все плывет, ничего не вижу. Автомобилем управляю чисто на инстинктах, оставляя позади заварушку. Слышу вой ментовских машин и выжимаю из машины все, что можно. Минут двадцать сумасшедшей гонки, и я сбавляю скорость, чтобы не выделяться среди потока машин. Не могу понять, преследует меня кто-то или нет. У меня появляется жуткая паранойя, что за мной следят все водители. Еду по МКАД и сворачиваю на Ленинградку. Никак не могу успокоиться.
Надо собраться. Не знаю, что делать. Оставаться в Москве опасно, учитывая, как быстро на нас вышли. От мысли, что дядь Вову убили, снова хочется кричать. В груди сжимает так, что дышать тяжело. Надо взять себя в руки. Если меня поймают, то и отцу не жить. Надо убираться из страны. На автомате доезжаю до аэропорта, припарковываюсь не очень далеко от входа. Открыв рюкзак, начал смотреть содержимое: паспорт, билет, документы о переводе, страховка, еще какие-бумаги. Найдя бумажник, обнаружил у себя пять сотен долларов и несколько бумажек в корейской валюте. Отыскав платок в бардачке, стал очищать руки от крови. Прикусив губу, чтобы снова не зареветь, я снял окровавленный жакет и засунул его в пакет. Мой мозг лихорадочно соображал, что делать дальше. Протерев руль, я вышел из машины и перекинул рюкзак через плечо. Незаметно вытер ручку двери и направился к магазинчику с одеждой, пакет с пиджаком и платком выкинул в мусорку на входе в магазин.
Продавец смерил меня подозрительным взглядом. Еще бы. Разбитые в кровь коленки, белые брюки в грязи, ботфорты и футболка. Не знаю, что творилось у меня на голове, но явно там было не все в порядке.
- В аварию попал, – выдавил я из себя улыбку и прошел к витрине с одеждой.
- Деньги-то есть? – хмыкнула продавщица.
Я сжал кулаки, но грубить не стал. Есть ли у меня деньги? Да у меня машина стоит дороже, чем все магазины на этой улице!
- Да, – сглотнув, ответил я. – Беру вот это, – схватив первые попавшие джинсы и кеды, я достал из бумажника сразу две сотни баксов.
Не став ждать, когда мне выдадут сдачу, я вышел из магазина и перебежками направился к туалетам в здании аэропорта. Охрана следила за моими передвижениями, так что у меня сердцебиение учащалось. Я специально достал телефон и громко, чтобы они слышали начал говорить с несуществующим собеседником.
- Да, пап. Я уже иду. Свалился с лестницы, представляешь? Сейчас переоденусь и приду.
Заметив, как охранники расслабленно отвернулись от меня, потеряв интерес, я вернул телефон на место. Добравшись до туалета, я с облегчением вздохнул. Коленки саднили, но сейчас я мало обращал на них внимание. Сильнее болело в груди.
- Не думай, Мих, не думай, – произнес я своему отражению в зеркале. Смыв кровь с коленок, я открыл рюкзак, зрительно помнил, что там была аптечка. Дядя Вова, как бойскаут, ко всему подготовился – бинты, антисептики, жаропонижающие, болеутоляющие. Обмотав бинтом коленки, я быстро переоделся, выкидывая старую одежду в мусорное ведро. Умывшись, я привел свои волосы в порядок и взглянул в зеркало. Бледный, глаза покрасневшие, губа прикушена. От одного вида тошно. Надо купить очки.
Собрав волю в кулак, я оторвался от раковины и вышел из туалета.
- До окончания регистрации на рейс «Москва-Сеул» осталось десять минут, – раздалось из динамиков объявление.
Я быстрым шагом направился к пункту регистрации, не успевая прикупить очки.
- Здравствуйте, – с легкостью перешел я на английский язык, когда у меня по-русски попросили паспорт. Я протянул документы.
- Несовершеннолетний без сопровождения взрослых? – спросил мужчина.
- Я переводом. Ученик по обмену, – натянуто улыбнулся я, указывая на документы.
- Американец?
- Да.
- С какой целью были в Москве?
- С девушкой встречался. Расстались.
По-моему виду легко можно было поверить, что я в расстроенных чувствах. В глазах напротив вижу сочувствие. Уже хорошо. Быстрее бы меня отпустили.
- Сожалею. Держи, – вернул мне документы мужчина, отпуская.
- Спасибо, – стараясь дышать как можно ровнее, произнес я.
Самое сложное позади. Пройдя все таможенные процедуры, я услышал, как объявили посадку на рейс.
Уже сидя в первом классе комфортабельного самолета, я смотрел в иллюминатор и понимал – моя прежняя жизнь закончилась.
====== Глава 2. ======
Перелет занял чуть больше восьми часов. Этого времени мне хватило, чтобы все обдумать и взвесить. Я не знал, где мой отец, не знал, кому можно довериться в России. И если отец решил, что мне лучше спрятаться в Корее, то я должен это сделать. К тому же, он хотя бы будет знать, где я, и, когда разберется со своими делами, приедет за мной. Другого выхода у меня все равно пока нет.
В аэропорту было слишком шумно и многолюдно. Я стоял в зале, не зная, куда идти. Меня вроде бы должны встречать. Наверное, выглядел я как типичный потерянный иностранец, ни хрена не знающий корейский. Еще было бы неплохо знать: а меня этот брат отца хоть видел? Как мы узнаем друг друга?
Я оглядывался по сторонам в поисках европейского вида мужчины. Но это же аэропорт! Тут таких полно было. Туристы, родственники, прилетающие, улетающие.
- Миша? – неожиданно объявился передо мной мужчина. Я вздрогнул и сделал шаг назад.
- Да, – потерев виски, ответил я. Меня все еще не отпускало после того боя, с которым я выбирался из Москвы. Мужчина посмотрел на меня с сочувствием, и это взбесило меня окончательно. Ненавижу жалость!
- Петр Семенович? – сухо уточнил я. Мужчина кивнул. – Отлично. Мой отец приказал мне отправляться к вам.
- Доигрался все-таки, Лешка, – тяжело вздохнул дядя.
- У него временные трудности, – процедил я сквозь зубы. – Но скоро все утрясется. Мне нужно временное укрытие.
- От твоего отца у меня всегда были проблемы. Надеюсь, ты не такой.
- Никаких проблем, – сдержанно ответил я. – Две недели и вы меня больше не увидите.
- Отлично. А где твой багаж?
- У меня его нет, – нервно сглотнув, я снова вспомнил о дядь Вове и перестрелке.
- Плохо. Ну, да что же теперь. Поехали, – бросил мужчина, шагнув к выходу.
Я не ждал теплого приема, но не рассчитывал на такую холодность. Петр Семенович был похож на отца высоким ростом и пронзительным взглядом. И если бы не это, я бы начал сомневаться в родственных узах. Видимо, они с отцом сильно когда-то повздорили, раз не виделись столько времени.
Мы ехали так долго, что я не выдержал и уснул прямо в автобусе, измученный событиями последних суток. Проснулся я от того, что меня трясли за плечо.
- Приехали, – сообщил дядя, поднявшись со своего места и направившись к двери. Я быстро последовал за ним, еще не до конца понимая, где нахожусь. В чувство меня привели непонятные иероглифы перед выходом из автобуса, а еще реклама с «узкоглазыми» моделями на остановке.
- Не отставай и запоминай дорогу, – бросил мне дядя, быстрым шагом направившись в сторону слабоосвещенного переулка. Запомнить что-то по дороге было просто нереально. Улицы петляли между собой, уходили то вверх, то вниз, словно построенный в несколько этажей город. Я уже ничего не воспринимал, механически двигался за фигурой перед собой. Мне чертовски сильно хотелось спать и есть. Я только завтракал сегодня или… это уже было вчера? Я окончательно во всем запутался. Еще минут десять побродив по лабиринтам, мы наконец-то пришли к низенькому домику, который лично мне напоминал нищенский барак. Я удивленно застыл на месте, не веря, что именно здесь мне придется жить. Может, стоило Петру Семеновичу деньги высылать, раз он в такой нищете живет?
- Проходи, – открыл мне дверь мужчина. Я оставил свои замечания при себе и молча прошел в дом.
- Приехал! – на ломаном русском встречала нас женщина.
- Знакомься, это Га Иль, моя жена. А это Миша, мой племянник, – представил нас Петр Семенович друг другу.
Я смотрел на улыбающуюся корейскую женщину и медленно начинал сходить с ума. Нафиг. Моя голова просто отключалась. Не хочу ничего знать и ни о чем думать. Где я? Куда попал?
- Рада была познакомиться с тобой, – женщина по-прежнему пыталась говорить на русском. Понять можно, но слух резало сильно, особенно сейчас, когда я находился в полусонном состоянии.
- Где я буду спать? – решил я сразу перейти к делу. Неужели они не видят, что я едва на ногах стою?
- Там, – указала мне хозяйка дома на соседнюю комнату.
- Отлично, – я направился по указанному направлению, но Петр меня остановил.
- Где твой отец сейчас? – сурово спросил он. Я повернулся к ним, всеми силами стараясь не сорваться.
- Не знаю.
- Куда он влип? Почему отправил ко мне? – задал дядя следующие вопросы.
- Не знаю, – уже тише произнес я.
- А где Владимир? Он должен был приехать с тобой, – добил меня мужчина.
Я замолчал, взглядом уставившись в пол. Перед глазами снова перестрелка и мертвое тело в моих руках. По коже пробежал озноб. Захотелось упасть на пол, обхватить себя руками и разрыдаться, потому что сегодняшний день, как железобетонная плита, придавливал меня каждую минуту.
Но нельзя быть слабым. Только не сейчас. Вот отец приедет за мной, и я выскажу ему все, заставлю уйти из криминальных структур, наору, закачу истерику и потребую купить мне собственную квартиру в центре Москвы. Но сейчас нельзя срываться и говорить этим людям правду.
- Не знаю, – поднял я голову. – Я ничего не знаю, – голос самопроизвольно дрогнул. – Еще с утра я жил в особняке и планировал участвовать в гонках со своими друзьями. А потом меня просто запихнули в самолет и сказали, чтобы я разбирался на месте. Я не знаю ничего о делах своего отца. У меня теперь даже имя другое, – нервно хохотнул я.
- Дай ему отдохнуть, – вступилась за меня женщина.
- Хорошо. Иди, отдыхай. Завтра поедем устраивать тебя в школу, – сдался Петр.
Мне показалось, что я ослышался. Школа?
- Что? – непонимающе уставился я на мужчину. – Нет. Мне просто нужно переждать две недели. Отец приедет за мной.
- Ты не будешь бездельничать, – категорично отозвался дядя. – Пока ты живешь в моем доме, будешь делать то, что я тебе говорю. И завтра ты пойдешь в школу.
У меня не было больше ни сил, ни желания с ним спорить. Я просто хотел остаться один.
- Как скажете, – устало буркнул я и направился в свою комнату.
Добравшись до кровати, я скинул рюкзак и рухнул на матрас. Сжав в кулаках простынь, я старался выровнять дыхание. Так тяжело не было никогда. Что бы ни случилось со мной, я всегда знал, что отец прикроет, вытащит меня из любой передряги. И остаться вот так, одному, было сильным потрясением. Мне выть хотелось от ужаса. Свернувшись на кровати, я поджал колени к груди. Надо подождать. Всего лишь подождать. Отец приедет. Обязательно. И вытащит меня из этой дыры.
Успокаиваясь от самовнушения, я благополучно уснул на новом месте.
Утро выдалось паршивым, меня снова будил дядя. После ночных кошмаров, я чувствовал себя как выжатый лимон. А уж проснувшись в незнакомой комнате и увидев незнакомого человека, мне стало казаться, что я еще не проснулся, и сон продолжается.
- В школу, – коротко отдал он приказ и кинул мне на кровать форму.
- Зачем? – прохрипел я со сна, неуклюже поднимаясь с кровати. – Я не знаю корейский, как буду учиться? И я тут все равно ненадолго.
- Зная твоего отца, ненадолго может растянуться надолго, – колко произнес дядя. Я чуть не зарычал. Что же он так ненавидит моего отца?
- Хорошо.
Мне постоянно приходится сдерживаться, молчать, несмотря на то, что в груди просто все бурлит и кипит от всей этой несправедливости.
- Одевайся, надо торопиться, – бросил дядя и вышел из спальни.
Я сел на край кровати и схватился за голову. Блин, ну, как получилось, что я влип в такое дерьмо? К черту! Что толку ныть? Надо просто переждать. И все.
Переодевшись в дебильную школьную форму, я не сдержал обреченный стон. Светло-коричневые брюки обтягивали, темно-зеленый пиджак с эмблемой на корейском языке бесил.
- Спокойней, Малиновский. Это всего две недели. Ты сможешь, – бросил я своему отражению в зеркале и, подхватив рюкзак, вышел из комнаты.
Желудок заурчал. Я уже ужасно хотел есть.
- Идем, – приказал дядя.
- Как? А завтрак? – в ступоре остановился я на месте. – Я есть хочу.
Каждое утро в прошлой жизни меня встречал красиво сервированный стол с различными вкусностями, а тут меня что, даже кормить не будут?
Дядя засмеялся как-то насмешливо, издеваясь.
- В школе поешь, – бросил он, отсмеявшись.
Мне захотелось ударить его. Со всего размаху. Сволочь!
Плевать! Думает, я буду его упрашивать? Обломись, старикашка!
Я распрямил плечи и с высоко поднятой головой прошел мимо него к выходу. Малиновские просто так не сдаются!