Глава 2
Всегда приятно, если в тебя верят, а похвала друга всегда милее, чем дюжина газетных статей с дутой рекламой.
Луиза Мэй Олкотт. Маленькие женщины
Май 1901.
В лесу было тихо, лишь только иногда ветер проносился средь деревьев. Солнце в мае палящее; конечно, в полдень стоило остаться дома, но Каролина хотела прокатиться на своей рыжей кобылке. В лесу пахло весенними цветами и сосновыми иголками, что хрустели под копытами, молодые листочки шелестели, и пели птахи. Каролина выехала на поляну, осмотрелась — там стояла лачуга. Здесь она никогда не была. С незапамятных времен в этих местах жили местные ведьмы, или, как их звали, знахарки. Местные жители их не трогали, потому что те знали многие секреты и лечили порой то, что не могли вылечить обычные врачи.
Каролина спрыгнула с лошади, в нос ударил аромат трав и снадобий, она закрыла глаза, блаженно втягивая в себя запах прелой земли:
— А... явилась наконец-то, — услышала она скрипучий голос и, обернувшись, увидела перед собой старуху. — А я все ждала тебя, гадала, когда ты придешь.
— Почему меня? — робко спросила Каролина, не понимая толком ничего.
— Потому что двести лет никто не пытался рушить спокойствие этой семьи, а ты это сделала, — старуха замолчала. — Пойдем присядем.
Они сели на поваленное дерево, старуха посмотрела на Каролину, и начала сбивчиво говорить ей что-то:
— Будет у тебя трое детей... но твои мечты рассыплются одна за другой. Один твой сын... станет богатым... другой... разрушит все здесь. Одного ждет... все, другого ничего. Все потомки одного будут великими, а другого... станут безвестными.
— Это все бредни! — прошипела Каролина, ее лицо стало пунцовым.
— Ты еще вспомнишь этот день, когда получишь весточку о рождении внука, — старуха встала. — Месть делает нас слабыми, и лишает возможности мыслить здраво.
Каролина отвернулась, но старухи уже не было рядом. Что если та права, и все сложиться именно так? Нет, ничего этого не будет, потому что она так решила. Женщина запрыгнула на лошадь и направилась к замку.
Как только она вошла в дом, Сьюзи забрала у нее шляпу и перчатки, подавая чашку чая. Эдвард уже приехал с завода и сидел напротив нее. С момента рождения Руфуса он не касался ее. По утрам они вежливо здоровались и завтракали в Цветочной столовой, что находилась в зимнем саду; обедали они чаще всего по отдельности, а вечером он говорил «Спокойной ночи!», и каждый шел в свою спальню. Каролина знала, что он спит с гувернанткой, и делала вид, что ничего не знает. С детьми она проводила мало времени. Единственного, кого она любила по-настоящему, так это была она сама: месть грела ее сердце.
***
Февраль 1902.
Снег бесшумно ложился на землю и подоконники. Каролина молча смотрела на медленно падающие снежинки. Она провела кончиками пальцев по губам и взглянула на часы. Уже пора. Ее муж сейчас был с любовницей, и она, тщательно все продумав, была готова к разоблачению. Все будет выглядеть как случайность: утром она зашла вместе с Руфусом, чтобы показать мужу первые шаги сына, и специально оставила записную книжку. Супруги долго умилялись над сыном, а потом вместе вышли из спальни.
Не было и тени сомнения, роль будет сыграна идеально, в отличие от прошлого раза, два года назад, когда Каролина выставила себя в дурном свете — полной идиоткой, особой, не умеющей держать себя в руках — накинулась на него при всех. Скандал мог испортить репутацию Эдварда, и ему пришлось холодно ответить ей, поставить на место, унизить в глазах гостей, а после выгнать любовницу из дома, иначе слухи дошли бы до самого Антрима, а там и до Дублина.
Каролина до сих пор не могла забыть, каким он пришел к ней. Муж похож был на мальчишку, у которого забрали любимую игрушку. С глазами, полными гнева, он, впервые за пять лет брака, поднял на нее руку. После этого случая он не заходил в ее спальню, посещая бордели Антрима. Там знали его все, Эдвард был готов отвалить круглую сумму за новенькую проститутку или просадить деньги за карточным столом. Каролина не могла осуждать его — они не любили друг друга, но честь и долг для супруга гораздо больше значили, чем собственное удовольствие. Она смотрела на это все сквозь пальцы, но сейчас ей была просто необходима ночь с мужем.
Настало время выгнать Ипполиту из дому. Каролина тихо открыла дверь и замерла. Гувернантка стояла на четвереньках, а муж был сзади, чего никогда себе не позволял с женой. Она театрально ахнула, отрепетировано что-то пробормотала, и все же это было не совсем то, что она ожидала.
— Каролина... — Эдвард оттолкнул Ипполиту.
— Я... я оставила здесь книгу... Мне просто она... Мне была нужна... — сбивчиво стала говорить Каролина. Она быстро взяла ее с дубового стола, прижимая к груди, и бросилась к двери. В этом спектакле ей была отведена роль жертвы. Эдвард кинулся к ней, преграждая путь рукой.
— Прости меня, я...
— Все хорошо, — ответила она и ушла. Внутри все ликовало. Всю ночь его будет мучить чувство вины перед ней.
Утром Каролина завтракала в Цветочной столовой., сильно напудрив лицо, чтобы показать, что всю ночь не спала. Пришел Эдвард.
— Какое чудесное утро, — проговорила она, он нежно поцеловал ее в щеку, прежде чем сесть напротив.
— Прости меня за весь этот ужас. Я не должен был разводить блуд. Я не думал, что это тебя оскорбит.
— Все хорошо, — она мило улыбнулась.
— Каролина, я выгоню ее...
— Все прекрасно, — она сжала его пальцы, поднялась, мягко смотря в его глаза, расправила юбку и ушла.
Вечером она наблюдала за тем, как Ипполита уезжает. Каролина знала, каких усилий это стоило Эдварду, человеку с железной волей, но иногда его одолевали пороки, которые были сильнее его и которые победят его когда-нибудь.
***
Растирая в руках травинки, Виктор вдыхал их особый запах. Он на всю жизнь запомнит незабываемый аромат ирландской земли. Ветер приятно ласкал лицо, легонько волнуя высокую траву. Старший сын Лейтонов любил убегать из дому в поля, скрываясь от всех, чтобы иметь возможность побыть одному, предаваясь мечтам.
Лес, поле, озеро были ему роднее дома. Мать его не любила, отец возлагал все свои надежды, но уже сейчас Виктор понимал, что он не такой, как все. У него был хваткий ум, превосходная память, и он умел руководить, а еще он был легкомысленным романтиком, гоняющимся, как за призраком, за своей мечтой.
Сегодня он не взял Марию, считая, что ему нужно побыть наедине со своими мыслями. В шесть с половиной он считал себя взрослым, готовым нести ответственность за себя и за других. Уже тогда начались первые распри между ним и братом. Отец навязывал ему общество Руфуса, а мать ругала, если Руфус на своем птичьем языке жаловался на брата. Виктор знал, что, пока Каролина и Руфус наедине, она внушает ему, какой он гадкий, какие они с Марией плохие, что от них можно ждать только одни неприятности. Если Руфус что-то совершит, то обязательно за это достанется ему, Виктору, и неважно виноват он или нет. В одну из таких ссор, Виктор зло сказал:
— Я ненавижу вас всех! — и выбежал из большой гостиной.
Когда отец его нашел, стал объяснять, что надо признавать свои ошибки, на что Виктор ответил:
— Я уеду отсюда когда-нибудь, уеду навсегда и не вернусь!
— Ты мой наследник и останешься здесь! — вскипел Эдвард.
— Нет!
Виктор вновь вдохнул запах прелой земли и растертой травы, ветер откуда-то приносил пряные нотки, и мальчик втягивал их в себя. Он встал с земли, отряхивая травинки с брюк и рубахи, и пошел на запах, что привел к старой лачуге, где жила местная ведьма. Мальчишка не верил в истории, связанные с магией. В прогрессивный век, когда мир обрастает телефонными и электрическими проводами, это было невозможно. Виктор до сих пор не забыл восторг, когда отец возил его в Антрим, — в городе показывали кино; и неважно, что оно было немое и не цветное, главное, что это — настоящее чудо, одно из достижений человечества.
Из лачуги вышла старуха в простом саржевом платье, она была не так уж и безобразна, как рассказывали все, — обычная пожилая женщина. Она не сразу заметила его, а когда заметила, широко улыбнулась и помахала рукой. Он подошел к ней, ни капли не боясь, — она всего лишь знахарка, а не какая-нибудь ведьма из темного Средневековья.
— Как тебя зовут? — спросил Виктор.
— Розалин, — ответила она, — а тебя — Виктор. Я знала, что ты придешь.
— Почему? — поинтересовался он.
— Над тобой сияют звезды, — просто сказала она и в то же время загадочно.
— А чем пахнет? — он втянул в себя еще раз пряный аромат.
— Делаю настой от кашля, — она развешивала на солнце листья березы, клена и багульника.
— Зачем?
— Это лучше, чем лечить докторскими пилюлями, — Розалин присела на маленькую скамью и принялась перебирать корни одуванчика.
— А ты научишь меня? — старуха улыбнулась, Виктор щурился от ярко солнца и тоже улыбался.
— Только для этого тебе придется выучить название всех трав и узнавать их чуть ли не закрытыми глазами.
— О, я выучу их все, я хочу лечить людей.
Розалин, в отличие от его собственной матери, знала, что в сердце мальчика зияла открытая рана. Ему было четыре, когда умер дед. Уже тогда все замечали, как они похожи и внешне, и духовно; они были очень близки. Дезмонд Лейтон поранился на охоте и умер от заражения крови, не успев промыть рану; он был совсем молодым, и для Виктора это стало ударом.
— Похвально. Ну что ж, найди дома все книжки с травами и начни учить, а потом будешь искать их в поле.
В то лето Виктора легко было застать за изучением трав по книжкам. Его никто не понимал, кроме Марии, которая знала, что, может быть, так осуществится его мечта.
***
Как же он ненавидел Каролину! И он поклялся, что больше не прикоснется к ней. Для этого он снова станет постоянным посетителем борделей, а лучше — заведет содержанку и поселит в Антриме. Так больше не может продолжаться!
Его жена — ведьма, хотя он это давно знал. Любая женщина, ставшая женой одного из Лейтонов, станет однажды такой. Его мать выразила по этому поводу недовольство, но все же чему-то она была рада, ведь это была девочка. Но все же Фелисите по-своему ненавидела невестку. Когда-то ее выбрал Дезмонд, и она согласилась, только позже поняла, что Каролина всегда будет ставить свои цели превыше целей семьи.
Еще она видела, как она сталкивала ее внуков. Руфус и Виктор много и часто ссорились. Виктор всегда знал: что бы не произошло, виноватым будет только он, и Каролина умело на этом играла. Мария просто стала в себе замыкаться. Сам же Виктор закрывался в своей комнате с книгами и учил, также он собирал гербарий, зная название каждой травинки.
— Эдвард, Виктора нужно отдать в пансионат, ему нужно нормальное образование, — твердила Фелисите. — И води его с собой на заводы, когда он будет дома. И Марию, когда подрастет, тоже отправляй в пансион.
— Да, мама я уже думал об этом, — ответил он как примерный сын. — Мы с Тревором об этом много говорили. Он тоже хочет отдать своего Артура.
— Это правильно, они друзья. И потом, я знаю, что Тревор тоже жалуется на сына. Их нужно встряхнуть, — согласилась леди Холстон.
— Да, ему нужно получить превосходное образование. Времена меняются, мама, — Эдвард расстегнул одну из пуговок на рубашке (жара сегодня была невыносимая).
— Да, ты прав, сын мой. И еще: приструнив Каролину, ты получишь настоящую свободу. Тебе давно пора указать ее место, — Фелисите встала, подходя к окну.
— Я не могу, она... Она словно околдовала меня.
Эдвард, понимая, что жена ссорит сыновей, выставляет Виктора не в лучшем свете, увы, не мог ничего с этим поделать. Она так сильно завладела его умом, что он ненавидел ее до любви. Иногда возникало жгучее желание придушить ее, а временами — затащить к себе в постель.
— Ты должен! Иначе ты поможешь разрушить все то, что наша семья создавала веками. Подумай об этом! — Фелисите направилась к двери, еще раз окинула кабинет взглядом.
Теперь, спустя столько лет, она поняла, что любила своего мужа, пускай и была часто холодна с ним, и он знал об этом, ведь, когда умирал, сказал:
— Я ведь знаю, ты любишь меня. И тебя люблю, дорогая. Прости, что не говорил тебе...
С того дня она поняла, как коротка жизнь, и, наверное, у ее внука все сложиться по-другому. «Ведь мы сами кузнецы своего счастья», — подумала Фелисите, когда вновь покидала Холстон-Холл.
***
Осень 1902.
Виктора и Артура отправили в закрытый пансион недалеко от Дублина. Первый был рад покинуть Холстон-Холл, только не хотелось расставаться с любимым лесом, хорошо знакомым ароматом ирландских трав и любимой сестрой Марией. Всю дорогу они с Артуром молчали, каждый по-своему прощался с беззаботным детством, теперь им наконец придется стать взрослее.
Они вышли из экипажа в маленький дворик, засаженный простыми бархатцами. Их встретила маленькая женщина в строгом темно-синем костюме, в белой блузке с красивым жабо. Они неуверенно подошли к ней.
— Добрый день, я мисс О’Ди, — начала она. — А вы, как я понимаю, мистер Лейтон и мистер Йорк?
— Да, — ответили они хором.
— Прекрасно, следуйте за мной, я покажу вам здание и ваши комнаты.
В тот день их тепло приняли. Виктор легко находил общий язык со всеми, да и Артур легко сходился с людьми. Они оба не кичились происхождением и богатствами родителей, и эта скромность нравилась остальным. Участвовали во всех общих проказах, и все удивлялись сдержанностью и преданностью двух новых мальчиков. Виктор не мог забыть аромат трав, что прислала ему Мария, каждый вечер он забирался под одеяло и вдыхал далекий аромат Холстон-Холл. Но здесь, в пансионе «Терновник», он нашел новых друзей.
Первый, кого заметил Виктор среди всех, был Джерад Брауд, тому нужна была помощь с математикой, и мальчик согласился ему помочь. Он никогда не требовал ничего взамен, но Джерад предложил ему взаимопомощь, например: написать сочинение или рецензию на книгу. Второй, кто присоединился к ним с Артуром, стал Гарольд Рон. Он любил переводить тексты, особенно латынь, и все трое этим пользовались.
В воскресенье, когда им было разрешено выйти за пределы «Терновника», они набрели на большой камень, где высекли клятву стать врачами. Виктор знал, что когда-нибудь в его жизни будет все по-другому. Он учил языки и увлекался биологией, читал все научные статьи, которые выходили, несмотря на то, что не всегда понимал, о чем они, и что многие из них осуждали консервативное общество или церковь. Виктор и его друзья восхищались Дарвином и его теориями, они, как губки, впитывали все новое в себя. Потому что именно они были двигателями будущего страны, они — творцы, и им доведется пережить весь триумф и всю трагедию двадцатого века.
Пансион еще больше отдалил Виктора от семьи и еще больше дал ему право верить, что, может быть, он действительно «освещен звездами» и станет тем, кем хотел быть. В этом он еще больше убедился, когда получил письмо от Марии:
Дорогой братик,
Жизнь в Холстон-Холл без тебя стала серой и пресной. Мама постоянно кричит на меня, я жду не дождусь, когда тоже уеду в пансион подальше отсюда. Вчера Руфус разбил старинную вазу, что стояла в папином кабинете, и, конечно же, она обвинила в этом меня, назвав глупой девчонкой. Я не могла плакать.
А на днях я слышала, как она внушала Руфусу, что лишит тебя всего когда-нибудь. Она сошла с ума, братик. Это ужасно.
Я очень рада, что у тебя там все получается, но жизнь здесь не выносима. Пиши мне чаще.
Твоя любимая сестра Мария.
Он еще больше укрепился в мысли, что мать его не любит, а отец не хочет поддержать, чтобы не ссориться с женой. Все было слишком запутано.
— Виктор, ты спишь? — спросил Артур как-то ночью.
— Нет.
— Ты скучаешь по дому? — Артур скучал своему и по отцу.
— Нет, я не хочу домой, — зло прошептал Виктор.
— Я тебя понимаю, — ответил подбадривающим голосом Артур.