Возможно ли, что животные – лишь усовершенствованные марионетки: едят без удовольствия, кричат без боли, ничего не желают, ничего не сознают, а их интеллект – лишь видимость?
14
Это был вечер пятницы. Я, вместо того чтобы прямиком отправиться в номер, зашел в правление мотеля. Розовые фламинго на лужайке перед зданием – этого я никогда не понимал. Мотель, насколько я знал, не был тематическим. Название самое безликое: «Мотель Блэкли». Темная прямоугольная постройка, глазу не на чем остановиться, приземистая трехэтажка с наружными галереями вдоль верхних этажей. Он был точь-в-точь как десятки других старых мотелей, испещривших побережье в этой части света, – и такой же благородной потертости, – но здесь перед фасадом стояли два розовых фламинго из пластмассы. Может, в этом и был смысл. Может, безликому бурому зданию без пары фламинго никак.
Портье на первом этаже, заметив меня, махнула пачкой конвертов.
– Для вас почта, – сказала она. Звали ее то ли Мишель, то ли Марта.
Я взял протянутые ею конверты и заплатил за месяц вперед. Мне казалось, что в мотеле предпочитают постоянных жильцов, у которых можно прибираться раз в неделю. Почту я унес к себе в номер и бросил на стол.
Два письма. Одно аккуратное, деловое. Другое накорябано от руки.
Первое было с работы. Вскрыв конверт, я нашел внутри один сложенный лист бумаги.
«ЛАБОРАТОРИИ ХАНСЕНА
Эрику Аргусу, рабочее место 1246
Подтверждение прямого депозита.
Дорогой мистер Аргус, мы рады сообщить, что вы прошли испытательный срок и переводитесь в постоянные сотрудники. Прилагается премиальный чек на 1000 долларов в вознаграждение за ваши усилия. Ваше жалованье будет с этого момента повышено на 15 процентов. Добро пожаловать в Лаборатории Хансена».
Я положил письмо на стол и стал рассматривать. Я снова и снова перечитывал первую фразу. Постоянный сотрудник. Я толком не знал, что делать. Хотелось то ли плясать, то ли позвонить кому-то. Как положено себя вести в таких случаях? Постоянный сотрудник… – только теперь я понял, что никак этого не ждал. Даже после статьи.
Я достал чековую книжку. Вписал в графу пятьсот долларов. Вложил чек в новенький свежий конверт и надписал адрес сестры.
Я был ей должен больше. Намного больше. Одни чеки за лечение…
Я подумал, не позвонить ли ей – нажать несколько кнопок на телефоне. Хотелось ей сказать… что-нибудь. Хотелось поговорить, рассказать обо всем. Опыты, зоопарк, статья. Я достал телефон из кармана и подержал перед собой, но не сумел себя заставить.
– Этого мало, – сообразил я. Два месяца трезвости. Пятьсот долларов. Этого недостаточно.
И как объяснить ей статью? В ушах еще звучал голос Джереми: «Что она означает?»
Я не стал звонить, закрыл телефон. Скоро, пообещал я себе. Когда еще месяц продержусь трезвым. Когда смогу ей сказать, что сделал что-то стоящее. Тогда позвоню. Я сложил письмо и засунул его в карман.
И только после этого взял второе. С написанным от руки, в спешке адресом. Я взглянул на обратный адрес. Название улицы в Индианаполисе мне ничего не говорило. А вот имя было хорошо знакомо.
Я вскрыл конверт. Внутри один листок.
От руки. Одна строчка.
Надо поговорить.
Я долго смотрел на нее. Удивлялся, как он заполучил мой адрес. Научный мир тесен. Он мог прочитать об эксперименте. А может, совпадение по времени – случайность. Может, из пепла предыдущей работы поднялся новый феникс, и Стюарт расширялся. Пришли в голову и более мрачные мысли. Может быть, он в беде.
«Надо поговорить». Одно-единственное предложение.
Я скомкал листок и бросил его в мусорную корзину.
15
Еще месяц приходили новые письма из новых источников, отфильтрованных по официальным рабочим каналам. Какой-то медик по имени Роббинс, тщательно подбирая слова, выражал свой интерес к проекту.
Эти письма оборачивались телефонными звонками. Голоса в трубке принадлежали адвокатам из тех, что водятся в глубоких карманах. Роббинс работал на консорциум, поставивший себе целью раз и навсегда определить, когда именно возникает сознание у человеческого эмбриона.
Хансеновские давали ему от ворот поворот, пока сумма не стала семизначной.
Джереми отловил меня с утра, за сменой кофейного фильтра – рассчитал, я думаю, когда моя оборона слабее всего.
– Он добивается твоего участия.
– Не хочу, – сказал я.
– Роббинс запрашивал конкретно тебя.
К тому моменту торговля продолжалась уже некоторое время.
– А я конкретно отказался. – Я насыпал в фильтр молотого кофе и вставил пластиковую сеточку в гнездо. – Не желаю принимать в этом участия – хоть увольняйте.
Джереми устало улыбнулся.
– Тебя уволить? Уволь я тебя, мой босс уволит меня. А тебя наймет обратно. Возможно, повысив жалованье. Как раз на мое место и возьмет.
– Я на твоем месте – страшно подумать! Первым же распоряжением я принял бы тебя обратно, так что, может, все и сложилось бы.
Кофемашина гудела, темная жидкость лилась в подставку, пока Джереми доставал из шкафа чистую кружку.
– Точно не согласишься?
– Точно.
Видел я, что предлагал этот Роббинс. Надо признать, в своем роде изобретательно. Такое применение эксперимента мне и в голову не приходило. Но я бы к этому на милю не подошел.
– Ну и ладно, – сказал Джереми. – Так и передам.
Это было не то же самое, что принять отказ. Он налил себе исходящего паром кофе и прислонился к стойке. Когда заговорил снова, весь босс из него вытек – остался просто Джереми, мой старый друг.
– Этот Роббинс – большая дрянь, знаешь?
– Знаю. Видел его по телевизору.
– Но это не значит, что он не прав.
– Да, – кивнул я, – и это знаю.
* * *
Хансен предоставил для эксперимента технических работников. Я не вникал в переговоры по контракту, но и так было ясно, что в Хансене нашли изящный выход, позиционируя себя как нейтральную экспертизу и в то же время всемерно отстраняясь от сомнительных толкований возможного результата. Не так легко пройти по столь тонкому канату.
Сатвик оказался главным переговорщиком по проекту – и кажется, эта обязанность его особенно тяготила.
В середине дня я застал его в кабинете. Он ссутулился над мотком оптоволокна, зажав уши тонкими плечами. На лбу узкой полоской была закреплена лампочка и крошечная камера. На плоском экране монитора изображался вид с нее очень крупным планом – провода выглядели канатами подвесного моста, пальцы – древесными стволами.
– Как идет подготовка?
Он отложил паяльник. Изображение развернулось, когда он поднял ко мне лицо.
– Скоро завершающая проверка на дым.
Я увидел на мониторе свое лицо: огромное, чужое.
– «Проверка на дым»?
Он снова обратился к канатам.
– Запускаешь и надеешься, что нигде не задымит.
– Ты успеешь закончить?
– Ящик готов. Я буду готов. А ты как?
– Мне досталась благая часть. Можно не готовиться.
– Не говори, – возразил он. Паяльник на видео ушел в глубину механизма. – Это теперь твой опыт. Смотри, еще прославишься.
– Что? Как так?
– Если опыт провалится. – Он ниже склонился над работой. – Или если закончится успехом.
– Я не хочу славы.
Сатвик покивал, вроде бы соглашаясь.
– В этих водах ты утонешь, друг мой.
– Погоди-ка. А если бы я хотел славы?
Он бросил на меня взгляд.
– Плохо было бы.
Прямолинейный Сатвик.
Я оставил его работать.
* * *
За несколько недель до эксперимента мне позвонили. Я ждал этого звонка. Сам Роббинс. Трубка холодила мне висок.
– Вы никак не можете приехать?
Голос у него был не такой, какого я ожидал. Мягче, естественнее. Я слышал его только по телевизору, когда он грохотал с кафедры или трубил в кабельный рог на всяких теледискуссиях. Врач, перекрасившийся в пастора, а там и в медийную персону. Но в трубке был другой Роббинс. Не такой громогласный.
Я подумал, прежде чем ответить, – прикинул, что за человек на том конце линии.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.