– Божественно, особенно после дня в обществе слонов, – объявила она и куском пиццы указала на его складную табуретку и на лежавшую на полу книгу. – Расскажи мне про поиски мистера Дарси и про то, как потом они жили долго и счастливо. Я уже заметила, что в заголовке есть слово «миф».
Камберуэлл, Южный Лондон
На часах было полвосьмого, когда Чарли Голдейкер позвонил в дверь крошечного дома Индии на Бенхилл-роуд. Света в окнах не было, но он сказал себе, что хозяйка может находиться в дальней комнате. Увы, ее там не было.
Когда на его звонок никто не ответил, Чарльз сошел с крошечного крыльца и отступил назад, чтобы посмотреть на окна второго этажа. Никаких признаков человеческого присутствия он не заметил.
Незваный гость огляделся по сторонам. Нет, ему ничто не мешало позвонить бывшей жене по телефону и высказать все, что он хотел, однако он решил, что лучше прийти самому. Что же теперь делать?
В конце концов, Чарли решил прогуляться до Камберуэлл-Черч-стрит, которая упиралась в Бенхилл-роуд. Если ему повезет найти приличный паб, он скоротает там часок-другой, а потом вернется, в расчете на то, что к этому времени Индия уже будет дома.
И он зашагал по улице. Впрочем, ушел недалеко. Он находился напротив ничем не примечательного желтого дома, похожего на общественный клуб по интересам, когда из открытых дверей донеслось звонкое, радостное пение. Чарли замедлил шаг.
Кто-то исполнял госпелы, причем а капелла. Воодушевление поющих, а также слова заставили его остановиться и прислушаться. «Кровь Авеля во мщение/ в ответ небесам/ Но кровь Иисуса кроткого/ несет прощенье нам». Поскольку песня не закончилась, любопытство вынудило Голдейкера перейти на другую сторону улицы. Только тогда он понял, что никакой это не клуб по интересам, а дом молитвенных собраний местной общины пятидесятников, а то, что он слышит, – репетиция церковного хора. «Пусть окропит она собою/ наши грешные сердца/ И дьявол вмиг повержен/ И ликованью нет конца», – пел теперь хор.
Из вестибюля Чарли заглянул внутрь. В алтарной части на ступеньках лестницы расположился хор примерно из сорока человек, перед которыми стоял дирижер. На глазах у Голдейкера он указал на солиста. Тот шагнул вперед и громко запел следующую строфу. Чарльз отметил, что хор представлял собой пеструю мешанину представителей самых разных рас – этакая Организация Объединенных Наций в масштабах одной церковной общины. Все были в повседневной одежде, в том числе и дирижер. Впрочем, психолог легко представил их себе в воскресенье, когда они, облаченные в красные, голубые или золотистые мантии, станут, как и в данный момент, пританцовывать в такт песне.
Он уже склонялся к тому, что послушать хор будет гораздо приятнее, чем торчать в пабе, когда внезапно заметил среди хористов Индию. К его удивлению, она пребывала в том же радостном состоянии, что и остальные участники хора, хлопала в ладоши и подпевала солисту.
Чарли был ошарашен. Подумать только! Индия, его кроткая жена, поет в расово смешанном хоре и получает от этого явное удовольствие… Такой он ни разу ее не видел. Голдейкер сделал шаг назад и оглядел вестибюль, а затем подошел к подоконнику, на котором были разложены религиозные брошюры, и встал, прислонившись к нему. Он подождет здесь и послушает.
Хор тем временем исполнил еще четыре песни. Чарльз поймал себя на том, что пение улучшило ему настроение. Затем репетиция закончилась, и он услышал, как дирижер принялся раздавать указания по поводу воскресной службы.
– Тебе, Иззи Болтинг, лучше прийти вовремя. Обещаю, я ни за что не позволю тебе с опозданием проскользнуть в хор, плюхнуться на задницу и в очередной раз выставить нас идиотами, – сказал он в заключение.
– Выбирайте слова, пастор Перкинс! – выкрикнул кто-то. Последовал взрыв смеха, и хористы начали расходиться по домам. Из прохода донесся топот ног.
Увы, прежде чем участники хора вышли в вестибюль, в церковь шагнул какой-то мужчина. Чарли мгновенно отпрянул назад. В незнакомце он узнал того самого типа, ухажера Индии, Нэта. Тот, по всей видимости, пришел, чтобы встретить ее после репетиции. И хотя он никак не мог узнать Голдейкера, тот застыл на месте как вкопанный.
Так он стал свидетелем встречи этих двоих – своей бывшей жены и ее хахаля. Оба даже не заметили его присутствия.
Индия вышла в вестибюль вместе с последними хористами и тотчас же направилась к Нэту.
– Ты пришел. Замечательно, – сказала женщина. – Мне нужно буквально на пять минут заскочить домой, – произнесла она, подставляя для поцелуя губы. – От тебя пахнет шоколадом.
– Это я специально, – ответил ее ухажер. – Хочешь еще?
Индия рассмеялась и отстранилась от него.
И в этот момент она увидела стоящего возле окна Чарли. Ее лицо тотчас же сделалось белым как мел, на основании чего Голдейкер сделал вывод, что она уже спит с этим идиотом. Мучительное осознание этого факта буквально парализовало его.
– Чарли! – воскликнула Индия. – Что ты здесь делаешь? Как ты узнал, где искать меня?
Из ее слов тот заключил: она решила, что он снова начал ее преследовать. Чарли открыл было рот, чтобы возразить, запротестовать. Увы, услышав из уст Индии имя ее первого мужа, Нэт покровительственно обнял ее за плечи. Интересно, подумал Голдейкер, что она наговорила про меня этому типу? Что он еще не врубился, что между ними все кончено? Или что он пытается урезонить ее, объяснить, что из последних сил старается изменить в себе то, что, по ее словам, ему нужно изменить? Или же нечто большее?.. Вроде того, каково ей было с ним в те моменты, когда он закатывал слезливые истерики, требуя от нее быть Мадонной и блудницей одновременно, чтобы он мог, наконец, все забыть? Нет, такое Индия вряд ли стала бы рассказывать. И все-таки она наверняка выдала этому говнюку Нэту что-то, потому что на его лице промелькнуло нечто похожее на глубокое презрение. Как будто он знал самый постыдный секрет Голдейкера.
– Чарли, что ты здесь делаешь? – повторила Индия свой вопрос.
– Я случайно проходил мимо и решил заглянуть, – глуповато, хотя и честно признался психолог.
– Здесь случайно не проходят те, кто живет в другом конце Лондона.
– А он? – кивнул Чарльз на Нэта.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я, – сказала Индия. – Ты снова ходишь за мною по пятам, разве не так?
– Она пока еще не звонила в полицию, – встрял в их разговор ее приятель, – но если это не прекратится, она позвонит. Вы ведь знаете, что за это бывает, не так ли?
Чарли ощутил первый прилив злости.
– Заткнись! – огрызнулся он. – Это тебя не касается!
Нэт шагнул ближе. Индия положила руку ему на плечо и сказала, обращаясь не к нему, а к бывшему супругу:
– Мы собирались поужинать.
– Как я понимаю, на меня приглашение не распространяется. Третий лишний и все такое, – съязвил тот. – Подумаешь, постылый муж, который становится на пути у жены и ее любовника. Она ведь сказала тебе, что я ее муж? – спросил он у Томпсона.
– Пока что, – ответил тот.
Чарли был готов наброситься на этого придурка. Эх, врезать бы кулаком по его смазливой роже, подтащить к церковному окну и со всех сил стукнуть лбом о стекло! Увы, он понимал, насколько смехотворны его мечты. Хотя Нэт и был на пару дюймов ниже его, он был в прекрасной физической форме и мог легко постоять за себя. А еще Голдейкер заметил, что его рука – не та, что крепко лежала на плече у Индии, а другая – уже сжалась в кулак.
– Нэт, ты подождешь меня минуту на улице? – быстро произнесла Индия.
Ее воздыхатель ответил не сразу. Он оценивающе посмотрел на Чарли, и тот понял: в глазах этого высокомерного нахала он – жалкий хлюпик. Однако Индия вновь окликнула Нэта по имени, и тот кивнул.
– Если я вдруг тебе понадоблюсь…
– Спасибо, дорогой, – сказала женщина, и стоило ей произнести последнее слово, как ее лицо залилось краской смущения. Нэт вышел из церкви, и она повернулась к Чарльзу: – Я не нарочно. Так получилось. Прости.
Несмотря на владевшую им злость, Голдейкер почувствовал, что его душевная боль внезапно стала столь велика, что ею пульсировала каждая клеточка его тела.
– Индия, я знаю тебя как свои пять пальцев, – сказал он.
– Спасибо, – отозвалась она. – А сейчас скажи мне, зачем ты пришел сюда? Если дело в Нэте, то с твоей стороны некрасиво…
– Я пришел пригласить тебя на поминовение Уилла. – Если Индия не заговорит о Нэте, можно сделать вид, пусть всего на мгновение, что того не существует в природе, решил Чарльз. – Я подумал, вдруг ты захочешь прийти.
Индия озадаченно нахмурилась.
– Но ведь заупокойная служба уже была. Перед кремацией.
– Ты не так меня поняла. Речь идет о памятнике. Мемориале. Состоится церемония посвящения. Я надеялся, что ты… – От волнения слова застревали у Чарльза в горле. – Я был бы благодарен тебе, если бы ты приехала.
– Куда?
– В Шафтсбери.
После этих его слов Индия как будто возвела вокруг себя защитную стену, гордо вскинув подбородок.
– Если это дом твоей матери, то я туда ни ногой.
– Нет, не там. Чуть ниже Бимпорт-стрит из земли бьет ключ…
– Где именно?
Чарли отмахнулся от ее вопроса.
– Не важно. Это чуть ниже дома Клэр Эббот. Мама сможет приходить туда – к источнику – в рабочие дни, если у нее вдруг возникнет желание вспомнить об Уилле или помедитировать.
Психолог откашлялся. Он никак не ожидал, что поддастся эмоциям.
– Это своего рода подарок от Клэр Эббот. Знак сочувствия маминому горю, – объяснил он. – Она даже пригласила дизайнера. Думаю, это будет пара скамеек и мемориальная плита с именем Уилла. Может, что-то еще. Подробностей не знаю. Пока шли работы, Клэр мне время от времени звонила. Сейчас все готово. Она под каким-нибудь предлогом приведет туда маму, а мы, остальные, будем их там ждать.
– А твой отец?
– Для мамы это было бы настоящей пощечиной, – презрительно фыркнул Чарли. – Нет, его не пригласили. Будут Клэр, Алистер, я… Я надеялся, что ты тоже придешь. Я искал Лили, чтобы пригласить и ее, но не нашел. Думаю, придут дамы из Женской лиги в Шафтсбери. Точно не знаю. Я лишь… Понимаю, наверное, я много от тебя требую, тем более сейчас, когда в кадре нарисовался твой Нэт…
Заметив, что женщина смягчилась, он умолк.
Голдейкеру было неприятно думать, что причиной тому была лишь жалость. Ничего, он как-нибудь это переживет, лишь бы она согласилась приехать в Шафтсбери! Они отправятся туда вместе, и он сможет провести с ней целый день. Он докажет ей… что-то… что-нибудь… то, что нужно доказать, чтобы она согласилась вернуться к нему.
– Конечно, я приеду, – пообещала Индия и протянула руку, но так и не прикоснулась к нему. – Поверь, Чарли, мне жаль. Я сильно переживаю. Ты же знаешь.
– Надеюсь, не из-за него, – сказал Голдейкер, кивнув на выход из церкви, возле которого Индию поджидал этот тип.
– Мне нет причин переживать из-за Нэта.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Сама не знаю.
За шесть недель до описываемых событий
Август, 10-е
Шафтсбери, Дорсет
Жительница Лондона, Рори Стэтем всегда приезжала в Шафтсбери с одним и тем же чувством: будто ее уносит течением прочь от цивилизации, туда, где ветер приносит из широкой заболоченной чаши долины Блэкмор зеленый песок, отчего сам город уныл зимой и слишком подвержен превратностям английской погоды всю остальную часть года.
Лично для нее все претензии Шафтсбери на красоту сводились к живописной, мощенной брусчаткой улочке под названием Голд-Хилл, причем этот короткий, спускавшийся вниз с холма «проспект» предлагал случайному туристу всего две достопримечательности.
Первая состояла в возможности усладить взор вереницей довольно симпатичных старых домиков, прилепившихся к склону холма. Вторая предлагала – тем, кто имел глупость спуститься по улице вниз, – совершить тяжкое восхождение назад, в центр городка к церкви Святого Иоанна. В ясный день отсюда, с асфальтовой дорожки так называемого Паркового променада, открывался изумительный вид на чашу Блэкморской долины. Оттуда можно было увидеть даже далекие зеленые бугорки холмов Хэмблдон и Балберроу, а еще дальше – меловые гребни и известняковое плато острова Пурбек, лежащего в тридцати пяти милях от этого места. По мнению Рори, ничего другого заслуживающего внимания в городе не было.
Клэр Эббот всегда утверждала, что этот вывод ее редактора был полной чушью. Мол, на рыночной площади в центре городка есть вполне приличная средневековая церковь, а рядом с нею – ратуша, которая, хотя и была построена в XVIII веке, по крайней мере, выглядит достойной соседкой старинного храма.
Ах да, еще – хотя там и имелось великое множество благотворительных магазинчиков для такого маленького города, в Шафтсбери были также и пабы, чайные, отель, супермаркет, магазины одежды и полицейский участок. Все, что нужно для жизни, утверждала писательница. На все настойчивые вопросы Виктории о том, как Клэр может проводить столько времени в этом захолустье, когда у нее есть дом в Лондоне, та обычно отвечала коротким:
– Потому что это не Лондон, Рори.
После чего добавляла, что само отсутствие в Шафтсбери лондонских соблазнов или – «чего уж тут говорить!» – даже тех немногих, какими мог похвастаться Шерборн, и есть та самая причина, почему она предпочитает жить здесь. И вообще, заявляла она не раз, король Альфред правильно поступил, когда решил основать здесь город. Тот стоял на стратегически важном месте и был прекрасно защищен уже тем, что отсюда можно было издалека увидеть приближение врага.
Когда же Рори спросила подругу о том, от каких врагов прячется здесь она сама, та рассмеялась и сказала, что ее единственные враги обитают у нее в голове. Мол, стоит ей сесть за письменный стол, как они поднимают страшный шум, мешая ей работать. Но ветер их всех перекрикивает, добавила она.
Редактору было нечем на это возразить. Ветер здесь и впрямь был еще тот. Дом Клэр на Бимпорт-стрит, в западной части городка, был обращен фасадом на юго-восток. И хотя просторная лужайка перед ним давала возможность понежиться на солнце, сидя в старых садовых шезлонгах, сад позади дома страдал от того же, что и весь Променад, – от безумного ветра, насквозь продувавшего всю долину. Налетая один за другим, его порывы разбивались о заднюю стену дома Эббот. Задним садом можно было пользоваться лишь в самую хорошую погоду. Все остальное время он, как и сам город, был жертвой своего местоположения и особенностей рельефа.
Подъехав к дому Клэр, Рори открыла чугунные ворота – знак того, что дальше простираются частные владения. За воротами к стоянке для гостей вела короткая подъездная дорожка, а дальше располагался гараж, где стояла старенькая «Джетта» писательницы. Сейчас, в разгар лета, в листве дубов, что росли между домом и улицей, не было ни ветерка. Стэтем вылезла из своего «Фиата» и шагнула к задней двери, чтобы достать из машины переноску с Арло. Выпущенный на свободу пес принялся с радостным визгом носиться по лужайке, обнюхивая землю и «помечая» цветочные клумбы.
Стоял прекрасный день – теплый, ясный, сухой и безветренный. По прогнозам, завтрашний день ожидался такой же, если не лучше. Что было просто замечательно, потому что назавтра планировалось открытие мемориала, который Клэр создала в память о младшем сыне Каролины Голдейкер.
Рори и Арло приехали в Шафтсбери по случаю этой «церемонии», как ее назвала Эббот. Редактор не имела представления, что это будет, и, если честно, предпочла бы уклониться от этого мероприятия. Слишком много было у нее неотвеченных вопросов о том, что касалось Каролины Голдейкер, и все они вызывали у нее нехорошие мысли.
Но Клэр проявила настойчивость. Когда же дело касалось Клэр, Виктория обычно сначала колебалась, а потом уступала.
– Скажем так, я хотела бы видеть тебя здесь в качестве моей подруги, – сказала писательница. – Пожалуйста, пообещай, что приедешь, Рори. Потом мы могли бы… ну, не знаю… например, прокатиться в Чезил-Бич. Или в Корф-Касл? Или возьмем Арло и прогуляемся до замковой горы? Как скажешь. Называй свою цену.