– Хочу пошлый! Хочу! – продолжала смеяться Наталья, когда мы вышли уже на улицу.
– Н-н-н-ну ладно! – выдохнул я. – Сама просила!.. «Музыкальное образование вашей дочери стоило больших денег, но я думаю, что теперь она сама немало зарабатывает!» – «О, да! Рядом с нами живет профессор, так он платит пять рублей за час, когда хочет отдохнуть!».
– Пять рублей!.. Всего-то? – заливалась смехом моя нимфетка, взявшая меня под локоть, чтобы не подскользнуться.
Так, веселясь, мы добрались на метро до Арбата и пешком отправились по брусчатке к Калошину переулку, где жила семья декана Гнесинки Лебедева Анатолия Абрамовича.
– А ты знаешь, что в нашем доме когда-то жила актриса Малого театра Никулина?
– Оу! Бабушка Юрия Никулина? Везет же тебе! – схохмил я.
– Не-ет! Для нее сам Александр Островский специально писал роли!
– Ну уж так и сам Островский?
– Да!.. Перестань иронизировать!
– Не перестану!
– Отчего же?
– От того, что я тебя люблю!
Это признание вылетело у меня неожиданно для себя самого. Я сказал это как бы и не ей, не Наташе, а куда-то в сторону, будто рядом с нами был кто-то еще невидимый.
– Т-ты… Ты пошутил? – едва слышно спросила она.
– Н-нет! Это не шутка!
Она ждала от меня повторения этих слов, но я замолчал. Так, молча, мы и дошли до ее двухэтажки.
У подъезда она повернулась ко мне с грустными глазами:
– Ну все, мы пришли…
– Нет-нет, пойдем я провожу тебя дальше, – уверенно взялся я за ручку двери.
И когда оказались внутри, обнял ее и поцеловал. Она робко сложила свои маленькие ручонки у меня на груди, и, опомнившись через пару минут, обреченно спросила:
– А как же Света?
Я едва сдерживал дрожь во всем теле, желая Наташу в этот миг и только ее. Причем здесь была Света?
– Аааа… Мы ей ничего не скажем… Не будем расстраивать… – нашел выход из положения я.
– Нет, так не пойдет, Паш! – серьезно возразила Наташа. – Или ты встречаешься со Светой, или со мной. Фигаро по определению не может быть героем моего романа.
– Ой, господи, девочка моя, ну конечно же с тобой! Если нужно сделать выбор, то как видишь я его уже сделал. Я не остался со Светой сегодня на ночь.
– Да, но вдруг ты пожалеешь об этом завтра и вернешься к ней?
– Не вернусь! Вот увидишь!
– Поживем – увидим, – глубокомысленно сказала напоследок Наталья, чмокнув в щеку и не глядя мне в глаза. – Время покажет.
Прошло где-то полгода наших тайных поцелуев урывками у нее в подъезде, пока я, наконец, дождался, когда она сама проявит инициативу к тому, чего я хотел. Со Светой я порвал всякое общение сразу. Говорят, у нее даже была попытка суицида из-за меня. Я ее мысленно жалел, но ничем не мог помочь. Про подмосковных же моих девочек Наташа не знала и не могла узнать никаким образом. Услышав приглашение к ней домой на чай в субботу, я все понял и решил немного набить себе цену, так сказать.
– Малыш, у нас же экзамены на носу! Я как раз хотел позаниматься!
– Весненок, у меня родителей не будет, они уезжают на дачу! А нам так редко с тобой удается побыть вдвоем! Я новую видеокассету купила, посмотрим фильм, отдохнем… перед экзаменами… и с новыми силами возьмемся за учебу!
– Не знаю – не знаю…
Но я, конечно же, приехал к ней в назначенное время. Из-под совратительного глубокого выреза шелкового халатика проглядывали кружева нижнего белья. Она феерично увлекла меня с порога прямо в спальню – на родительскую двуспальную кровать. И я овладел ею. В телевизоре шел какой-то фильм. Когда мы с моей нимфеточкой взорвались от переполнявших нас эмоций и устало откинулись на подушки, она сделала звук погромче.
– Это «Девять с половиной недель». Слышал?
– Да-да. Новый эротический фильм?
– Мы с родителями на премьерный показ ходили все вместе. Зал был переполнен! Но ты бы видел мою маму потом! «Фи, какая пошлость! Фи, какая вульгарность!». Как будто они с отцом этим не занимаются! А мне понравилось, я даже плакала в конце. И купила себе кассету…
– А у тебя много было до меня парней? – спросил я ее, с интересом наблюдая, как Ким Бессингер снимает рубашку, призывно танцуя, и бросает ее в Микки Рурка.
– Ты из-за того, что нет крови? – обиженно поджала губы Наталья.
– Ну что ты? Я вовсе ничего плохого о тебе не думаю! Все хорошо! – приобнял ее за плечи я и увлеченно продолжил следить за сюжетом.
– Ты – мой первый мужчина. Просто мне в детстве делали там какую-то операцию и повредили то, что ты должен был сейчас преодолеть…
Я внимательно посмотрел ей в глаза. Похоже, что она не врала. Мне было приятно ее доверие ко мне, как к мужчине, но, сбив оскомину, я уже не собирался порхать за Наташей в училище между занятиями.
Досмотрев фильм, я засобирался домой.
– Паша, нет! Ты же не бросишь меня вот так, когда у меня все впервые? Мне так нужна твоя любовь теперь, как никогда раньше! – сказала Наташа со слезами на глазах.
– А родители?
– Они приедут только завтра вечером.
И я остался.
Родители приехали ночью. Мать ее срочно вызвали на работу в клинику. Картина Репина «Не ждали». Акварелью. С элементом «Черного квадрата» Малевича, в который я затягивался с каждой секундой все глубже и глубже.
– Так! Что это за тип? Кто это? – кричал Анатолий Абрамович, возвышаясь надо мной, никак не желающему после долгожданного секса просыпаться. – А ну уматывай отсюда подобру-поздорову!
– Тише-тише, Толя! – успокаивала его рядом супруга. – Мы же тоже были молодыми! Ты забыл верно!
– Ничего подобного! Такими мы не были! И до свадьбы у нас с тобой один раз только было, когда заявление в ЗАГС отнесли! – уперто бухтел святой папаша.
– Анатолий Абрамович! Вы ничего не подумайте! Мы смотрели кино и случайно уснули! – наконец постепенно приходил в себя я и стал кое-как с грехом пополам оправдываться.
– Ах ты фигляр недоделанный! Вон из моего дома! Ноги чтоб рядом не было! Совратить мою девочку! Как ты посмел?
Наталья рядом заревела:
– Нет, папа! Он не виноват! Не ругай его!
– Ты еще тут! Рот закрой! – прикрикнул он на дочь.
Мне ничего не оставалось, как одеться и отправиться на Курский вокзал пешком – ждать первую электричку, так как метро еще не открылось, а на такси денег у меня не было.
Почему-то я решил, что после случившегося инцидента мне не дадут сдать экзамены. Однако, я получил пятерки и по специальности, и по концертмейстерскому классу, на котором играл в дуэте с известным скрипачом.
Наталья ходила с припухшими глазами, избегала меня, да я и не настаивал особо. Но накануне наших каникул она вдруг вызвала меня поговорить тет-а-тет. Мы сидели в парке на лавочке.
– Ну? И о чем ты хотела поговорить? – слегка надменно спросил я.
– Да так… Ни о чем… – Наташа вела себя необычно сдержанно. – Хотела узнать, как твои дела.
– У меня все гуд! Спасибо!
– Хорошо… А я замуж выхожу… За Вадима…
– Отлично! Удачи!.. И счастья!.. Семейного благополучия! – затараторил я скороговоркой, вскочив. – Мне пора. Извини.
– Да-да… – тихо ответила она, опустив взгляд.
Придя на занятия первого сентября, я узнал, что отчислен по какой-то незначительной причине: неявке на летнее собрание студентов, о котором я ничего не знал.
Жизнь получила наименование «Ад».
– Таисия Ивановна, я что – отчислен? Я же один из наиболее успешных ваших учащихся! Вы же надежды на меня возлагали!
– Ничего не знаю, Весник. Обратитесь в дирекцию училища, – равнодушно ответствовала она и захлопнула дверь.
– К Анатолию Абрамовичу можно? – то и дело заглядывал я в секретариат.
– Он еще не вернулся из командировки.
– А где Наталья Лебедева? – спросил я в аудитории.
– Она в декретном отпуске, – сказал кто-то знающий.
Через неделю я все же попал на прием к декану. Он перебирал кипу бумаг, заполонивших весь его Т-образный стол.
– Что вы хотели, молодой человек? – скупо процедил он, делая вид, что впервые меня видит.
– Я хотел просить вас восстановить меня в училище, так как имею хорошие отметки, занятия пропускаю только по болезни, а о собрании, на котором нужно было присутствовать, меня никто не известил.
– Незнание закона не отменяет ответственности, как известно. То, что вы не знали о собрании – сугубо ваши проблемы. Нужно было интересоваться культурной жизнью творческого мира, в котором вы пока еще… никто! Выйдите и закройте дверь с той стороны. Мое время очень дорого стоит. Боюсь, вы не расплатитесь.
Я осторожно сделал шаг назад с блуждающей глупой улыбкой на лице. Лебедев сурово посмотрел мне в глаза.
– Ммм… Молодой человек, мне кажется, мы с вами уже встречались… Да-да, я вспомнил при каких обстоятельствах это было… Ну что же! Простите мне отцовскую строгость! Сейчас у Наташи с мужем все хорошо. Они ожидают ребенка… Да-да, обещают подарить мне внука…
И он снова закопался в своих бумагах, а я выскочил как ошпаренный из кабинета. Забрав документы, больше никогда не возвращался в эти стены. С музыкой было покончено. Сильные и гибкие пальцы пианиста пригодились в другом – я с успехом закончил курсы массажистов. Через десять лет в сауну, где я работал, пришла компания гламурных леди. В одной из них я узнал Наташу Лебедеву.
– Вот так встреча! – улыбнулась все так же очаровательно почти не изменившаяся нимфетка. – А мы с сыном позавчера только что вернулись из Финляндии. Пять лет не приезжали в Россию. С Вадимом разошлись через два года, когда сгоряча сказала, что сын – не от него, и вышла замуж за финна…
– …А сын все-таки от него? – заикаясь, осторожно спросил я, осененный догадкой, которая до сих пор почему-то ни разу не приходила в голову.
– Сын – твой, – уверенно заявила Наташа. – Но теперь это не имеет никакого значения… Я больше не люблю тебя!.. Сделаешь массажик?..
Глава 4. Лариса
– Какой-такой любовник Фордиани? Какое-такое письмо? Ты бредишь? Кто тебе – начинающей, еще даже совсем не журналистке, – поверит? И потом… Если ты действительно нашла предсмертное письмо утопленника в номере Фордени, то обязана была предъявить его полиции! А вместо этого ты его крадешь. Ты – воровка, Лариса Игнатова?
– Не пытайся меня запугать, Артур. Лучше скажи, как мне получить разрешение на посещение морга. Может, позвонишь насчет меня?
– Ну что ты со мной делаешь? Вот зачем заваривать кашу? Там же люди совсем другого сорта замешаны. Продюсер этот, супруг опять же, Фордиани! Смотри! – редактор «Коммерсанта» достал из дипломата несколько разных газет, с обложек которых взирал безутешный вдовец и ослепительная Анастасия Фордиани в черной рамке. – Нужна ему инфа про любовника жены, который к тому же мертв, как и она? Да, у тебя появится минута славы! Но что ты получишь окромя головной боли? Мало того, что огребешь проблемы с полицией, так еще и этот придурок выставит нам счет за клевету.
– Короче, ты не желаешь мне помогать в моем сенсационном расследовании. Я верно тебя поняла? – обиженно спросила Лариса, вставая из-за столика в «Шоколаднице», где они встретились выпить по чашке кофе.
– Сядь! – приказал вдруг Артур. – Сядь и слушай меня внимательно! В делах, где замешана смерть, она одна не ходит, она разевает роток и на любопытных, тех, кто слишком близко к ней приближается. В морг я завтра позвоню, сходишь полюбуешься на своего Павлика Морозова. Но если потом вдруг ты почувствуешь что что-то не так, опасность в своей жизни, сразу бросай это дело и звони мне! Слышишь?
– Угу! – серьезно кивнула Игнатова, снова присевшая на стул.
– Все поняла?
– Так точно, товарищ командир!
– Не юродствуй. Теперь иди. Не смею задерживать. Мне еще за дочкой в детский сад успеть нужно.
Лариса намеренно взяла с собой только одну страницу из письма Павла Весника, чтобы показать Артуру, что не лжет, но чтобы он не забрал его у нее для собственного расследования. Она чувствовала, что у нее в руках – бомба замедленного действия. И что рано или поздно она взорвется. Поэтому сказала на всякий случай, что спрятала письмо в надежном месте, а не у себя в комнате, которую снимала у хозяйки – ветхой дотошной старушки – на первом этаже старенькой высотки, которые, одинаково грязно-серые, гнездились по окраинам всей Москвы.
Ларисе очень хотелось поскорее взглянуть на автора письма и составить свое представление о нем. Почему-то ей казалось, что его вид должен был что-то ей подсказать. Но пока Артур дал ей отмашку, прошла половина следующего дня.
Торопясь успеть в их рабочее время – до трех – на Фрунзенскую, в паталогоанатомическое отделение Сеченова, куда доставили найденного неподалеку от Крымского моста на набережной Павла Весника, Лариса почти бежала по эскалаторам метро и умело лавировала среди кишащей людской толпы. Очень часто девушка ловила на себе похотливые взгляды праздных прохожих кавказской наружности. Один из них вдруг развернулся и пошел за ней.
– Как тэбя зовут? – спросил он по-свойски. – Ты мине понравилса! Дай тэлефон!
– Что??? – оскорбилась Лариса, сурово сдвигая брови.
– Тэлефон, говорю, дай! – оскалил желтые зубы темнокожий парень, тыча в лицо девушки свою потертую «Нокию».
Сходя с поднявшегося эскалатора, Игнатова, насколько могла грубо рыкнула:
– Отвали! Или полицию позвать?
Кавказец презрительно надул губы:
– Какой невэжливий дэфушк! Вай-вай! Пачэму мужчин обидэл, да?
Лариса стремительно направилась к выходу, считая диалог законченным. Свернув на Комсомольский проспект, а затем на Трубецкую, она едва-едва успела до закрытия.
– Аааа, девушка из «Коммерсанта»? Пойдемте-пойдемте! Хорошо, что вы сегодня приехали, а то завтра утром вашего Весника забирает для захоронения супруга, – повел за собой сотрудник морга.
– Как супруга? – удивленно притормозила запыхавшаяся расследовательница. – Разве он был женат?
– Как видите, был! Не официально, правда.
– Но ведь по закону тело можно отдавать только близким родственникам!
– А таких у Павла Весника не имеется. Следователь пробил по базе данных. Родители давно умерли, квартиру он свою в Железнодорожном несколько лет в аренду сдавал. А жил вот в Барвихе, со своей гражданской…
– Не может быть… Странно как-то… – задумчиво произнесла Игнатова.
– Что-что? – переспросил мужчина.
– Да нет, ничего…
– Ну вот мы и пришли, – пропустил Ларису он в открывшиеся двери.
Тот, кто лежал под простыней, был полноват и не слишком привлекателен лицом. Лариса списала это на действие воды, от которой тело могло расшириться в объемах. Она упулилась в короткостриженого ежиком брюнета и никак не могла представить его рядом с утонченной Анастасией Фордиани. Что-то не сходилось. Да, допустим, длинноволосым Павел Весник был в молодости, а потом подстригся. Но неужели он настолько следил за своими мышцами, что регулярно качался в тренажорке?
– А вы уверены, что именно это – Павел Весник? – спросила Лариса, отходя чуть в сторону.
Ее собеседник, накидывая простынь обратно, неловко задел собой тело, и со стола вниз, под простынь соскочила рука умершего. Девушка вздрогнула.
– Факт, – ответил мужчина, равнодушно водворяя ее на место.
– Стойте! – вдруг крикнула Лариса.
– Что случилось? – скептически поморщился медик. – Я вроде никуда не убегал.
– Покажите мне его руки! – подошла она поближе.
– Господи ты боже мой! Волноваться-то так чего? Руки как руки! Смотри! – продолжил работник морга в том же взятом им тоне, снова откидывая простынь.
Журналистка радостно улыбалась:
– Вот оно! Да! Я знала, что так будет! Вы разрешите мне сделать пару снимков?
– Да что случилось-то? Может, по-человечески как-то будем изъясняться? Снимайте, конечно!
– Все хорошо! Можете закрывать! Все хорошо!.. – приговаривала Лариса, еле сдерживаясь, чтобы не расцеловать своего минутного нового знакомого после того, как сфотографировала на свой сотовый предполагаемого Павла Весника.