Харуюки прикусил губу и стих. Девочка с красивым старомодным именем Утай немного обеспокоенно посмотрела на него и вновь взмахнула пальцами, посылая в его сторону новый текст:
«UI> Пожалуйста, не переживайте так. Ни одно животное ещё не успело пострадать.»
— А? П… правда? Слава богу… — Харуюки с облегчением вздохнул. Пальцы Утай продолжали плясать в воздухе.
«UI> Семерых цыплят мы отдали Саяме — они деревенская семья, и у них есть двор, где они держат птицу. Двум кроликам мы подыскали надёжные руки внутри города. Осталась… только одна зверушка, которой мы по определенной причине не можем искать новых хозяев.»
— Не… «можем» искать? Не «не смогли», а именно «не можем»?..
Утай кивнула в ответ. Волосы, скреплённые белой лентой, слегка качнулись. Они были собраны скорее не в хвост, а в ту причёску, которую носили девочки в семьях самураев (или, по крайней мере, так в этом их убеждали реконструкторы).
По её лицу, отдававшему таким же японским духом, на мгновение проскочила задумчивость, а затем маленькие пальчики вновь забегали по виртуальной клавиатуре. Удивительно, но в течение всего их необычного разговора девочка ещё не сделала ни единой ошибки, а кроме того, употребляла в своей речи взрослые слова.
«UI> Из-за довольно сложных обстоятельств получилось так, что его могу кормить только я. Однажды я пыталась доверить их кормёжку коллегам по комитету, но животное ничего не ело и сильно истощало… подробности я расскажу завтра, когда приведу его сюда, но из-за этих обстоятельств возникла необходимость поиска такого места, которое я смогу посещать каждый день.»
— Я… ясно… — ответил Харуюки, начиная понимать происходящее. Говорил он при этом раза в три медленнее, чем печатала Утай. — А затем ты узнала, что у родственной вам Умесато есть свободный загон для животных, поэтому ты попросила нас о помощи. В результате у нас тоже был образован комитет по уходу за животными, но поскольку члены этого комитета будут заниматься, в основном, не уходом за животными, а уборкой, то и собрали для него всего трёх человек… я правильно говорю?..
«UI> Правильно. Ещё раз прошу прощения за неудобства.»
— Да нет, ничего страшного… я просто удивлён, как наша школа так просто согласилась. Нехорошо так говорить, но у нас далеко не самая дружелюбная администрация… и мне всегда казалось, что они не будут брать на себя излишнюю работу…
«Если они согласились принять на постой животных из другой, пусть и родственной, школы, то почему они так не беспокоились обо мне в первом классе, когда меня так страшно гнобили?» — проговорил он в своей голове, но вслух эти слова сказать, естественно, не мог. Но Утай словно прочитала эти мысли и в ответ сказ… написала:
«UI> Прошу прощения, но здесь ситуация тоже немного запутанная… у меня есть человек в Вашем школьном совете, и обстоятельства благодаря этому сложились в мою пользу.»
— А-а, понятно.
И ему действительно было понятно. Конечно, в Мацуноги обычно оставались надолго, на все 12 классов, но школьники Умесато в среднем были сильнее академически, и родители, желающие отправить своих детей в более престижную старшую школу, пользовались родственностью этих школ и переводили своих детей. Харуюки лично слышал о таких случаях, и поэтому ничуть не удивился тому, что у Утай были знакомые, учащиеся в его школе.
Услышав, вернее, прочитав всё, что написала Утай, Харуюки, наконец, понял, почему он вдруг оказался в комитете по уходу за животными. Причина была в том, что у родственной академии Мацуноги ликвидировался их комитет по уходу за животными. А он, в свою очередь, ликвидировался из-за мер, принятых менеджментом школы. А они, в свою очередь были приняты из-за непрекращающихся проблем с рождаемостью в стране. Иными словами, «виновато общество». Хотя, в том, что Харуюки стал председателем комитета и потратил столько времени на самостоятельную уборку, виноват был лично он.
— Ясно… ну ты даешь, Синомия. Ради бездомных животных ты споришь с начальством, ищешь новых хозяев, даже ходишь в другую школу. Когда я был в четвёртом классе, я думал только об играх, манге и аниме… — пробормотал Харуюки, но Утай с совершенно серьёзным видом покачала головой.
Затем она принялась стаскивать со спины ранец, продолжая ловко набирать текст на клавиатуре:
«UI> В игры и я играю. Ладно, Арита-сан, если ситуация Вам теперь понятна, то мне бы хотелось помочь Вам с уборкой…»
— А, х-хорошо.
Вспомнив, что он всё ещё не закончил комитетскую работу, Харуюки спешно поднял с земли шланг и щётку.
Работая в одиночку, он не до конца осознавал смысл своей работы, но теперь, после всех объяснений, он знал, что скоро сюда действительно переедут животные, и ради них ему действительно нужно усердно постараться. Взбодрившись, Харуюки перевел взгляд на клетку.
Уборка уже подходила к концу. Оставалось лишь отскрести остатки листьев и прибрать оставшееся болото, но именно на этом месте Харуюки и столкнулся с проблемой управления вентилем. Ему действительно повезло, что человек, способный помочь с этой проблемой, появился именно сейчас.
— Тогда, можно попросить тебя управлять вентилем? — спросил Харуюки, указывая на начало шланга.
Утай нерешительно склонила голову.
«UI> Только и всего? Если что, я специально пришла в физкультурной форме, потому что не боюсь её запачкать.»
Прочитав её ответ, Харуюки вновь осмотрел Синомию. На её белоснежной футболке вышита эмблема школы, а шорты, облегающие её тонкие ножки, идеально подходили к футболке по цвету. Смутившись, Харуюки отвёл взгляд.
Спортивная форма Умесато отличалась лишь цветом шорт, и Харуюки, казалось бы, должен уже привыкнуть к девушкам, одетым в такую форму. Но отчего-то, как только он задумывался о том, что перед ним юная леди из Мацуноги, ему вдруг начинало казаться, что смотреть на неё он не должен. Если бы эту сцену увидела Тиюри, она наверняка испепелила бы его своим взглядом.
— Д-да тут осталось только пол щёткой скрести! Будь добра, открой вентиль на три четверти оборота, когда я дам знак! — сказал Харуюки немного нервным тоном и забежал в клетку.
Приготовившись мыть у дальней стены, он крикнул:
— Д-давай!
«UI> Открываю.»
Сразу после ответа из шланга полилась умеренная струя. Харуюки, внимательно следя за счетчиком воды, смочил окрестности вокруг себя, а затем дал знак: «Закрывай!». Тут же послышался звук закручивающегося вентиля.
Харуюки с силой скрёб щёткой, и остатки листьев с грязью постепенно отходили от пола, обнажая керамические плитки. Плитки, к счастью, были смазаны антиклиматическим покрытием, и даже не растрескались за все эти годы. К завтрашнему дню они высохнут и будут как новые.
Работа щёткой продвигалась у Харуюки крайне бодро. Во-первых, благодаря помощнице у вентиля он мог работать эффективнее, а во-вторых, присутствие человека, тоже пришедшего сюда честно поработать, удивительным образом поднимало дух. И наоборот, при виде недовольных Хамадзимы и Идзеки в Харуюки тоже просыпалась лень.
— Отлично! Остались только финальные штрихи… — сказал Харуюки, вытягиваясь.
Прошло всего 20 минут с начала работы щёткой, а он уже успел отскрести пол. Харуюки обернулся к склонившейся над вентилем Синомии Утай и произнёс:
— Хорошо, напоследок помоем пол. Выкрути вентиль до предела!
Но Утай, к его удивлению, не кивнула, а резко застучала пальцами по воздуху. Перед глазами вновь поплыли бездушные розовые буквы.
«UI> Извините, но если Вам не трудно, может, разрешите мне помочь вам? Будет лучше, если Вы будете мыть пол, а я работать щёткой. Кроме того, мне тоже хочется пойти домой с чувством, что я сегодня хорошо поработала…»
— А, ну, ты сегодня и так на славу потрудилась… но если ты настаиваешь, Синомия… — неуверенно ответил Харуюки и протянул щётку.
Лицо Утай немного просветлело. Кивнув, она принялась ловко печатать левой рукой, все ещё держась правой за вентиль:
«UI> Ну что, я включаю?»
— Давай!
Послышались звуки открываемого до упора вентиля, а затем шланг начал извиваться от хлынувшей по нему воды. Утай побежала к сараю, словно пытаясь обогнать течение.
Внутрь она забежала через несколько секунд после того, как струя из трубы под высоким давлением начала заливать клетку. Тут же выхватив щётку из руки Харуюки, она принялась выдавливать воду наружу через сетку. Харуюки, с трудом удерживая в руках извивающийся шланг, продолжал поливать пол перед собой, стоя у дальней стены сарая. Счётчик оставшейся воды начал уверенно приближаться к нулевой отметке. Щётка бодро двигалась по полу, постепенно возвращая плиткам их чистый коричневый цвет.
Ловкость, с которой Утай обращалась с инструментом, радовала глаз. Скорее всего, масштабными чистками клеток ей приходилось заниматься довольно часто. «Здорово их учат в школе юных леди», — восхитился Харуюки и, стараясь не ударить перед ней лицом в грязь, продолжил усердно вымывать оставшийся мусор.
Уже через несколько минут пол стал таким чистым, что его стало не узнать. Запасы выделенной системой воды тоже подходили к концу. «На мой взгляд, мы отлично потрудились!» — удовлетворенно сказал Харуюки сам себе, после чего повернулся к Утай, собираясь попросить её закрыть вентиль, как вдруг осознал.
Его помощница, управлявшая потоком воды, была в сарае вместе с ним, и дотянуться до вентиля не могла. Кроме того, у вентиля не было системы автоматического перекрытия потока при превышении допустимого расхода воды. А значит, уже через несколько секунд начнется перерасход.
Естественно, арестовывать и сажать в тюрьму за перерасход его никто не собирался, но в личном деле Харуюки появится отметка «небольшое нарушение», и ему придется выслушать короткий выговор от учителя, чего ему совсем не хотелось.
— Вот чёрт…
Харуюки тут же попытался передавить шланг. Словно протестуя, тот начал извиваться, но счетчик воды подтвердил, что поток приостановлен. Увидев эту сцену, Утай моментально осознала происходящее, отбросила щётку и начала поворачиваться, чтобы кинуться бежать к вентилю.
Именно в этот момент произошла страшная трагедия.
Большой палец Харуюки, которым он сдавливал шланг, соскользнул, и накопленный заряд воды вырвался наружу мощным дальнобойным залпом…
Попав точно в Утай, окатив её и её спортивную форму с правого плеча и до живота.
Масштаб произошедшей катастрофы перегрузил сознание Харуюки, полностью отключив его мысли. Но Утай, несмотря на свой возраст, оторопела лишь на мгновение, после чего вновь вернулась к бегу. Пробежав три метра до трубы, она быстро закрутила вентиль.
Счетчик воды в правом верхнем углу остановился на отметке в 0,2 %. Но Харуюки продолжал стоять столбом со вскинутым шлангом, даже не осознавая того, что избежал наказания за перерасход.
Перед лицом его возникла вновь подбежавшая к клетке Утай, с одежды которой стекала вода. Остановившись, она набрала:
«UI> Не беспокойтесь. Я переоделась в спортивную форму именно потому, что готовилась к такому.»
А затем, даже не меняясь в лице, она закатила подол прилипшей к коже футболки и принялась ее выжимать.
Из-за этого невинного жеста взгляду Харуюки случайно открылась её бледная кожа, и это зрелище ошеломило его так сильно, что его мысли сдвинулись с мёртвой точки. Харуюки моментально покрылся потом, покраснел, а затем, продолжая серию адекватных реакций, немедленно выпрямился и принялся громко извиняться:
— П-пр-пр-прости меня!! Р-р-ради всего святого!! Я ч-ч-честно не специально, у-у-у меня рука соскользнула, а вода как хлынула!
Утай в ответ несколько раз моргнула, удивленно склонила голову и вновь провела пальцами в воздухе.
«UI> Всё хорошо, у меня и сменная одежда с собой. Ничего страшного.»
— Н-н-н-но от попадания такой мощной струи твой н… н…
«Нейролинкер испортится», — собирался сказать Харуюки, но в этот момент его взгляд упал на тонкую шею Утай.
Нейролинкеры предназначались для постоянного ношения, и потому имели базовую водоупорность, позволявшую принимать в них душ или ванну. Но внешние порты и линза камеры, как ни крути, были весьма уязвимы. Погружение на большую глубину или мощная струя могли привести к проникновению воды внутрь устройства, и именно этого боялся Харуюки. Но…
Как он ни вглядывался в заднюю часть шеи Утай, он не нашел на ней ничего. На её коже блестели капли воды, но никаких устройств к её шее не крепилось.
— Э-э… — обронил ошарашенный Харуюки, но это удивление было вызвано не той же причиной, что прошлое.
На Синомии Утай не было нейролинкера. Но этого не может быть. Она совсем недавно установила местное соединение с нейролинкером Харуюки, и даже разговаривала посредством чата.
И тут в голове Харуюки начали закрадываться подозрения. Вопросы, которые он должен был задать себе гораздо раньше.
Почему она пользовалась чатом? Да, её скорость печати позволяла поддерживать разговор на естественной скорости, и поэтому Харуюки просто принял это как факт, но за всё это время Утай не произнесла ни единого слова. Должна же этому быть какая-то причина, какое-то объяснение…
Утай словно прочла все эти вопросы в глазах Харуюки.
Её глаза, немного отдававшие красным, посмотрели прямо на Харуюки, а затем девочка взмахнула правой рукой. Перед Харуюки тут же высветился крупный прямоугольник.
Визитка. Сверху по центру было написано полное имя: «Синомия Утай». Рядом с ним были еще две надписи более мелким шрифтом: «Класс 4 «Фиалка», начальное крыло академии Мацуноги» и «Дата рождения: 15 сентября 2037 года». Обычно информация на визитке состояла как раз из этой информации, а также подтверждающей метки домашней сети, гарантирующей корректность данных. Но её визитка на этом не заканчивалась.
Под её личными данными располагался небольшой сертификат. В нём строгим антиквенным шрифтом значилось: «В медицинских целях имеет разрешение на использование коммуникативного устройства резидентного типа в подкорной области». Рядом стояла печать министерства здравоохранения.
На первый взгляд этот текст казался набором непонятных слов, но Харуюки, продолжая внимательно вглядываться в него, начал потихоньку разбирать его смысл.
Под «коммуникативным устройством резидентного типа» понимался микрочип, вживляемый в тело человека. Слово «подкорная область» относилось, по всей видимости, к внутренней стороне головного мозга, то есть к области под корой. Выходит, это коммуникационный чип, вживляемый в мозг… или, другими словами…
Чип мозговой имплантации.
— …! — Харуюки с трудом удержался от того, чтобы вздрогнуть.
Два месяца назад, сразу после начала учебного года, на пути Харуюки возник первоклассник, попытавшийся лишить его многих дорогих для него вещей с помощью ужасающего по своей коварности плана. В его голове тоже был установлен чип. После долгой и мучительной битвы он, «Даск Тейкер», был навсегда изгнан из Ускоренного Мира, но организация, которой он принадлежал, здравствовала и по сей день. Более того, неделю назад второй посланник этой организации, «Раст Жигсо», появился в разгар «вертикальной гонки по Гермесову Тросу» и с помощью усиленной посредством чипа Инкарнационной Атаки фактически уничтожил саму гонку как таковую.
В том, что организация, стоявшая за Жигсо, «Общество Исследования Ускорения», будет и дальше нападать на Ускоренный Мир, мало кто сомневался. Поэтому Харуюки, узнав, что Синомия Утай тоже использовала чип, рефлекторно насторожился. Но не успели его опасения как-либо проявиться, как он вдруг обратил внимание на самые первые слова, написанные в сертификате.
«В медицинских целях».
Даск Тейкер, Раст Жигсо и Блэк Вайс вживили себе чипы нелегально, с помощью подпольной хирургии. Естественно, у них никаких справок от министерства здравоохранения не должно было быть. Конечно, сертификат можно попытаться подделать, но сверкающую министерскую печать воссоздать не смог бы даже самый умелый хакер. Да, Черноснежка показывала ему свою визитку с фальшивым именем, но та была создана не с нуля — она лишь зашифровала свое имя в уже готовой визитке. И даже это наверняка потребовало от неё немалых усилий.