Я цинично разглядываю Здолбунского.
— Ну, ну! — торопит меня он. И при этом притопывает от нетерпения ногой.
— Завтра — Михаил Семенович, завтра! — Лапушкина должна сидеть в обещанной вами квартире и чаи гонять. Про документы на квартиру я уже не говорю — они должны быть в полном ажуре.
Лапушкина — это Федотовна.
Ее фамилию я выяснил у одного дедка, живущего на третьем этаже дома.
В ЖЭУ найти следы проживания Федотовны в полуподвальном помещении мне не удалось. Документов на сей счет почему-то не оказалось, а сотрудники конторы держались как Джордано Бруно в пыточной камере инквизиции.
Мать твою, с таким государством…
— Лапушкина? Кто это?
Недоумение Здолбунского вполне искренне — подумаешь, какая-то старушенция попала под каток прихватизации, стоит ли помнить всех.
— Квартира… Лапушкина… Ах, да-да, конечно, конечно!
Его взгляд яснеет, и вздох облегчения окрашивает щеки рыхловатой физиономии в нормальный цвет.
Рано радуешься, Михаил Семенович.
Моя партия играется не с тобой, и я лишь сделал первый ход конем. А ты, Михаил Семенович, та самая пешка, которой не суждено стать королевой в конце игры.
— Так мы… договорились?
Здолбунский даже стал выше ростом, быстренько подсчитав в уме, во сколько обойдется ему эта выжившая из ума старуха.
Произведя расчеты, он сразу веселеет: при его доходах это всего ничего.
— А как же. Только смотрите, чтобы все обошлось без проблем. Подчеркиваю — без проблем!
Здолбунский подобострастно кивает.
Он понимает, о чем я говорю.
И готов выполнить договоренность добросовестно и в срок.
Ссориться с ментами — себе дороже. Даже если крыша сработает, в будущем могут быть новые неприятности. Поэтому лучше перестраховаться.
— А как… с этим?.. — осторожно спрашивает директор магазина. И глазами указывает на тайник.
— К этому вопросу вернемся после…
После чего — Здолбунский не спрашивает. Это и козе понятно…
Он опять кивает, но уже несколько сумрачно.
Для него сейчас главное, чтобы наши «находки» нигде не были задокументированы. Иначе неприятностей не оберешься.
Даже если бумаги и лягут под сукно, такой компромат может всплыть в любой, а чаще всего в самый неподходящий момент и наделать столько бед, что страшно представить…
Я рассказываю, где найти Федотовну, и мы уходим.
Мордовороты охранники с помятыми рожами злобно глядят вслед. Они готовы съесть меня без соли.
Вот вам болт!
Поступая на такую работу, каждый должен знать, что сторожевому псу достается не только сахарная кость, но бывает, что и палкой по ребрам.
— На… — сует мне Кузьмич пачку денег.
— Что это? — спрашиваю я с фальшивым недоумением.
Каждый из нас играет свою роль, и мне досталась самая неблагодарная — шарить под придурка. По крайней мере, по части различных левых номеров.
Но Кузьмич человек прямой, меня знает давно, а потому притворяться не желает.
— Бабки. Твоя доля. Если еще когда понадоблюсь — ты только свистни.
— Лады, — соглашаюсь я без колебаний (Кузьмич не заложит, в этом я уверен), благодарю за деньги и крепко жму ему ладонь. — Оружие вернешь на склад завтра, а сопроводиловку я прямо сейчас подпишу.
Я подразумеваю наши «подкидыши».
— Ну, ты даешь… — Кузьмич раскатисто хохочет. — Думаешь, я взял все это барахло на складе? — спрашивает он сквозь смех.
— Я не думаю, а предполагаю.
— Чудак-человек… Да у меня такого неучтенного дерьма пруд пруди. Каждый день что-то у кого-то изымаем. Неделю назад накрыли одну квартирку, так там было около сотни самых разнообразных стволов, пластиковая взрывчатка и взрыватели с часовым механизмом. Хорошо, что брали хазу без лишнего базара, а иначе я вместе с ребятами уже махал бы крылышками в эфире. Ее хозяин (скорее всего, чеченец, документов мы не нашли) уже готов был поднять на воздух весь дом. Камикадзе хренов… Пришлось срочно просверлить ему дырку в башке, чтобы охладить его горский темперамент.
— Ты мне ничего не говорил…
— А зачем? Вдруг ты конченый законник? И вложишь меня по самую задницу? Доказывай потом начальству, что капитан Неделин не верблюд.
Кузьмич выдал тираду и смеется.
Уж он-то знает, что может на меня положиться во всех скользких вопросах, когда нам приходится балансировать на тонкой грани между законом и произволом.
— Ты прав, — согласился я с тяжелым вздохом. — В наше время верить никому нельзя.
— А мне верить можно? — опять лыбится Кузьмич.
— Да. Но если только дело не касается женского пола. Ведь ты у нас Отелло в погонах.
— Намекаешь?
— Не то чтобы очень, и не совсем напрямую…
Теперь уже и я смеюсь.
В прошлом году у Кузьмича была пассия — девка кровь с молоком. Где он ее подцепил, про то история умалчивает.
Звали ее Варвара. Ну точно как в сказке — Варвара краса, длинная коса. Плюс к этому губки бантиком, не глаза, а глазищи, брови вразлет, кожа белая, как лучший итальянский мрамор, а фигура такая, что хоть картины с Варвары пиши.
В общем, та самая русская женщина, которая и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет, и мужика пьяного, изгвазданного в грязи, домой на закорках дотащит, обмоет, накормит и спать уложит.
Кузьмич в ней души не чаял. Мы даже начали подозревать, что дело идет к свадьбе.
И радовались за коллегу — такая девка, по нашему общему мнению, и была ему нужна. Чтобы держать в руках этого басурмана в милицейских погонах, на которого не может найти управу даже высокое начальство.
Вот тут-то и приключилась история, напоминающая классический шекспировский сюжет.
Кузьмич решил показать свое «чудо природы» офицерам управления.
Показал, у многих глаза загорелись и взыграло ретивое (ясное дело, все живые люди), но на том бы дело и закончилось, не случись тревоги.
В городе объявили очередной план «Перехват» (а может, «Сирена» или «Гром» — не суть важно). И Кузьмич во главе своих орлов пошел, что называется, с бала на корабль, поручив какому-то щеголю из молодых да ранних подбросить Варвару домой на служебном транспорте.
Аврал затянулся на двое суток. Когда Кузьмич наконец освободился от служебных обязанностей, то первым делом направился на квартиру к милой сердцу Варваре.
Увы, она оказалась не Пенелопой, которая была верной подругой отважного Одиссея. Далеко нашей Варваре было и до шекспировской Дездемоны, нечаянно посеявшей носовой платок.
Когда Кузьмич открыл своим ключом дверь Варвариной квартиры, то ему тоже попались на глаза оброненные вещи.
Но впопыхах.
Это были милицейские брюки с кантом, которые валялись едва не у порога…
Кузьмич не стал, как Отелло, душить свою Дездемону-Варвару. Она лишь схлопотала в глаз.
А вот гнилого фраера из управления Кузьмич на пинках носил по комнатам до тех пор, пока тот в диком ужасе не выпрыгнул из окна в чем мать родила. Хорошо, что квартира была на втором этаже…
Кузьмичу, как всегда, все сошло с рук. А незадачливого Казанову быстро отправили в какой-то сельский район с повышением, дав ему неплохую должность.
Наверное, чтобы компенсировать моральную травму. И подальше от греха: Кузьмич затаил на него зуб и по пьяни заявлял, что все равно когда-нибудь грохнет этого паршивого соблазнителя.
Больше принципиальный Кузьмич к Варваре не приходил. Она тоже не шибко горевала по пылкой любви Кузьмича.
Кто-то мне говорил, что видел Варвару с неким господином восточной внешности в аэропорту перед посадкой на заграничный рейс. Они ворковали, как два голубка.
Что ж, бон вояж, милая…
— Ну, бывай, — сказал Кузьмич и по-дружески хлопнул меня по плечу.
— Погоди. Твои спецы закладки сделали?
— Обижаешь. Все исполнено в лучшем виде, комар носа не подточит. Даже в сортире микрофон воткнули. Вдруг этого милягу потянет там на откровения. Уютное местечко, знаешь ли…
— Спасибо, братишка…
Морозный воздух приятно щекотал ноздри.
Я с удовольствием шел по парку, ломая ботинками тонкий ледок замерзших лужиц — еще вчера днем шел дождь. Впервые за последние недели я чувствовал себя великолепно: наконец охотник и его жертва поменялись местами.
И уж я свой шанс постараюсь не упустить…
Киллер
Давно я не был в спортзале.
В моих воспоминаниях, еще скрытых за уже немного прохудившейся занавеской амнезии, я иногда подсматривал через прорехи картины каких-то спортивных соревнований, где в обязательном порядке фигурировали шведские стенки, гимнастические кольца, канат, баскетбольные щиты… и татами.
Люди как бы составляли фон для спортивных снарядов: пестрый, шумный, подвижный, но — фон.
Их лица сливались в большие светлые кляксы, которые иногда ненадолго покрывались темными овальными пятнышками разверстых ртов.
В общем, картины были смазаны, без подробностей и практически не вызывали во мне никаких эмоций.
То ли в прошлой жизни я мало тренировался в специально приспособленных для этого помещениях, то ли они по неизвестной мне причине не оставили в душе сколь-нибудь заметного следа.
Этот зал поражал воображение качественной отделкой и обилием хромированных тренажеров.
Впрочем, посещения спортзала мне уже вылились в крупную сумму. Не каждый, даже известный, спортсмен способен выложить столько, чтобы просто размять мышцы или поработать с «железом».
Но меня в расходах не ограничивали, и я с удовольствием работал на снарядах до седьмого пота, чтобы затем попариться в сауне и от души поплавать в бассейне.
Внедрять меня в «Витас-банк» решили через спорткомплекс «Олимпионик».
Здесь тренировались охранники практически всех «крутых» предприятий и фирм города, в том числе самого банка, которому и принадлежало это здание.
Сначала Абросимов хотел, чтобы меня рекомендовали кому-нибудь из ближнего круга начальника охраны банка.
Но я резко воспротивился.
Моих предшественников тоже брали в охрану по рекомендации. На этой, с виду накатанной, дорожке (я абсолютно не сомневался) было немало замаскированных ловушек и капканов.
Полковник пытался спорить со мной, однако я был непреклонен.
В конце концов сошлись на компромиссном варианте: параллельно с моей «самодеятельностью» будут предприняты и другие, «тихие» меры, предполагающие активизацию внедрения. Что это были за меры, мне не сказали.
Главное — меня уверили, что при любом повороте событий я остаюсь в тени.
А значит, руки у меня будут развязаны…
Сегодня я задержался после тренировки, чтобы поприсутствовать на соревновании охранников.
В спорткомплексе меня уже считали своим — я занимался на тренажерах почти каждый день, чтобы как следует примелькаться, — а потому без возражений пропустили в так называемый «Зал восточных единоборств», где уже собрались участники кумитэ.
Соревнования считались закрытыми, и в зале почти не было публики, за исключением боссов собравшихся здесь крутых парней.
Среди немногочисленных зрителей, в основном тренеров и дирекции спорткомплекса, я заметил и спортсменов, тренирующихся в «Олимпионике». Большей частью это были представители силовых видов — борцы, штангисты, боксеры, — которые в основном и пополняли ряды охранников (в лучшем случае) и рэкетиров (в худшем).
По традиции соревнования должны были проводиться на Рождество.
Однако президент «Витас-банка» из каких-то своих соображений настоял на переносе сроков. Правда, не думаю, что ему возражали, — кто платит, тот и заказывает музыку.
Но истинные причины переноса были известны кой-кому, в том числе и мне.
В охране «Витас-банка» произошла «естественная» убыль — были убиты трое лучших, помощники начальника охраны, корейца-полукровки с русским именем и фамилией по паспорту — его звали Вячеслав Панков.
Однако все документы корейца являлись липой, выданной ему ГРУ после выхода в запас.
Его настоящего имени не знал никто, разве что компьютерный мозг разведуправления. В специфическом обществе «бритозатылочников», «крутых» и «упакованных» корейца звали просто Чон.
Как просветил меня Абросимов, лже-Панков долгое время работал во Вьетнаме и Южной Корее, но чем он занимался — даже полковнику не было известно.
Все, что знал о Чоне мой нынешний работодатель, заключалось в нескольких словах: мастер тхеквондо, очень силен, решителен, умен и жесток.
Чон — правая рука президента банка Наума Борисовича Витаускаса, имеет пакет акций и счета за границей. Негусто. Но для меня вполне достаточно.
И теперь я хотел посмотреть на Чона вблизи, чтобы проверить его реакцию на нестандартные ситуации.
Дело в том, что трое охранников «Витас-банка» сморозили величайшую глупость, стоившую им жизней.
Вопреки приказу самого Чона не ввязываться в междоусобицы других мафиозных кланов города и области, парни позарились на крупную сумму и приняли участие в разборке.
Нет, они не были глупыми или чересчур жадными.
Просто по своим каналам охранники узнали, что дело безопасное, так как намечалась «разводка» — мирное улаживание конфликта конкурирующих бандгрупп.
Почему и не сорвать приличный куш за экскурсию в лес у окраины города?
Из-за чего и кто первым начал стрелять, так пока и не выяснили.
В результате городской морг пополнился шестью клиентами. А похороны убитых в перестрелке вылились в целую демонстрацию вселенской скорби, растянувшуюся на полгорода: мафиозные группировки, решив на некоторое время позабыть о распрях, присутствовали в колонне едва ли не в полных составах.
Скопище «мерсов» и мордоворотов в дорогих прикидах впечатляло…
И разборку, и все остальное спровоцировала группа Абросимова. Так объяснил мне Ливенцов.
Конечно, он не сказал мне, что покинуть этот мир троим охранникам «помогли» снайперы-ликвидаторы спецгруппы. Но я это знал и без его подсказки.
В результате в охранных порядках «Витас-банка» образовалась брешь, которую решили срочно закрыть качественным пополнением. Для этого и перенесли сроки кумитэ.
Ни для кого в городе — в том числе и для парней, мечтавших иметь высокооплачиваемую работу в системе охраны банков и фирм, не было секретом, что лучших из лучших отбирает «Витас-банк».
Прошедшие отборочное горнило были счастливы до обалдения. Наум Борисович на охранников денег не жалел, платил раза в два больше, чем имела охрана в любой другой конторе.
Итак, сегодня я должен был войти в первый контакт с Чоном.
Я не имел детально разработанного плана, одни наметки, но знал, что другого такого же удобного момента для внедрения может и не быть.
А потому все мои чувства обострились до предела, и я стоял за спинами зрителей, как зверь в засаде, дожидающийся, пока жертва не подойдет на расстояние прыжка.
Тем временем соревнование шло своим чередом.
На татами дрались очень жестко, и редко кто из побежденных мог встать сам. Здесь были неплохие бойцы, а человек пять и вовсе принадлежали к элите.
На татами царило стилевое многообразие: корейское тхеквондо, японское и окинавское карате, китайское цюань-шу и разновидности кунг-фу, айкидо, еще какие-то другие школы с совершенно экзотическими приемами, чаще всего рассчитанными на устрашение и показуху.
Конечно, лучше всех были подготовлены охранники «Витас-банка», исповедующие корейское тхеквондо.
Наверное, Чон немало положил сил и времени, чтобы воспитать таких мощных и жестких бойцов.
Чон сидел возле малозаметной двери, около самого президента «Витас-банка».
Несмотря на глыбастых мордоворотов, окружавших босса надежным живым забором, Чон не утрачивал бдительности ни на миг.
Его коричневые глаза жалили, словно шершни, обшаривая зал с упрямством робота, запрограммированного на поиск и истребление не только врагов, но и инакомыслящих.
Он был высокого для корейца роста — где-то метр семьдесят, может, чуть больше. Ему перевалило за сорок, и в жилистой подтянутой фигуре чувствовалась мощь настоящего мастера.