- Вы тоже здорово поработали, - признал Логунов. - Красиво их в деревне накрыли. И сюда вовремя успели. Еще минут десяток, и нам бы крышка. Они уже вплотную подошли.
- На том стоим! В танковых частях всегда порядочек! У тебя как, все целы?
- Хорошего парня убило. Первый бой у него.
- Обидно, когда в первом бою, - лейтенант помрачнел. - Только пришел, и на тебе. Хотя, когда старичков теряешь, тоже обидно. Привыкаешь, как братья...
- Что дальше делать будем, лейтенант?
- Ждать будем. Они теперь думают, что у нас здесь не меньше танкового полка и артиллерийский дивизион. Когда оправдываться будут перед своим начальством, там такого наговорят... Если фрицам и взаправду Лепешки нужны, они сюда такую силищу могут стянуть, что, мамочка моя, даже страшно становится... - но по тому, как говорил об этом лейтенант, по его веселым глазам видел Логунов, что нисколько тому не страшно. - В танковой бригаде не приходится тужить. Будем держаться.
- Думаешь, нужны им Лепешки? Опять пойдут?
- Кто их знает, что им нужно, и что они там планируют. Нам приказ - держаться до темна. Не придут - еще лучше.
- И у нас - до темна... - Логунову тоже не хотелось, чтобы "опять пришли".
- У вас как с резервами, боги войны? Вам, может, боезапас подбросить? - предложил лейтенант. - У нас этого добра нынче навалом. Можем поделиться.
- Вообще-то, не помешает, только калибр у нас разный.
- Один калибр! - лейтенант хохотнул и похлопал ладонью по животу. - Один у нас калибр, могучий и безотказный! Могу подбросить десяток банок "второго фронта". Берите, пока не передумал!
- Берем, - кто же откажется... - Такой калибр нам вполне подходит.
- Наши лошадки сейчас по "гнездышкам" разбегутся, пусть кто-нибудь с нами махнет.
- Гогебошвили, езжай с танкистами, привези боезапас, - велел Логунов.
Танкисты, а с ними и Гогебошвили уехали, а Логунов вспомнил про пулеметчиков.
- Гольцев, сбегай за Долотовым, - велел он. - Пусть идет сюда. Потом заглянешь к Земскову, поможешь ему добраться... Баулин и Булатов, сходите к этим, которые там разлегшись, - он кивнул в сторону поля, усеянного убитыми автоматчиками. - Посмотрите насчет гранат. Надо собрать все, что есть. Нам не помешает. Остальным прибраться на позиции: убрать гильзы, пустые ящики, чтобы ничего под ногами не валялось.
* * *
Пока на позиции наводили порядок, Логунов пошел на наблюдательный пункт и снова, в который уже раз, стал осматривать местность, лежащую за оврагом: дорогу, и поле, и невысокие холмы, за которые дорога уходила.
Смотрел и думал, как может сложиться бой, если фашисты вернутся... Теперь они знают, что на высотке орудия. И про овраг знают. Значит, не пойдут по дороге, а двинутся, прямо по полю, на Лепешки. И будет их немало. Танковый бой пойдет в деревне, между домами, между сараюшками... Ничего толком не увидишь и своим не поможешь. Предположим, наши танкисты отойдут... - не хотелось думать, что нашим танкистам, возможно, и отойти не удастся. - И фрицы - сюда, на высотку. На выходе из Лепешек их и встречать. Значит надо переходить на запасные позиции. Хорошо, что успели вчера подготовить.
* * *
Гольцев шел медленно, тяжело ступал по иссеченной пулями и осколками, земле. Он нес Долотова. Голова шофера лежала на плече у Гольцева, а правая рука беспомощно свисала вниз.
"Теперь Долотов, - Логунов не мог поверить, что Долотова нет. Большой, всегда спокойный и неутомимый Долотов воевал третий год и лишь один раз был легко ранен. Логунов был уверен, что именно Долотов пройдет войну до конца. Неторопливо доделает на ней все, что нужно, вернется домой и займется другими, мирными делами... Когда взвод отдыхал, Долотова не слышно было и не видно. Да и в бою он вроде бы ничего особенного не делал. И все-таки, не раз, именно Долотов выручал взвод. Да и сегодня, если бы не его пулемет, еще неизвестно чем все закончилось бы. И вот теперь Долотов..."
Навстречу Гольцеву поспешили Угольников и Мозжилкин. Но он не остановился, и они пошли рядом: один - справа, другой - слева, как в почетном карауле. А Гольцев ступал осторожно, бережно нес товарища. И лицо у него, впервые прикоснувшегося к смерти, как-то сразу осунулось. Возле бруствера он осторожно опустил шофера на землю. И все увидели, что гимнастерка на груди Долотова иссечена пулями. По широкой груди, от плеча до плеча, прошла автоматная очередь.
- Он там целую гору их наворотил. Лежат вокруг... - всхлипнул Гольцев, и по щеке его поползла слеза. - У него руки к пулемету прикипели. Я еле пулемет забрал. Он мертвый стрелял... Пока у него патроны в диске не кончились, стрелял...
- Поплачь, Гольцев, не стесняйся, - положил ему руку на плечо Птичкин. - Это можно...
- Там пулемет остался и диски еще, - вспомнил Гольцев, - я пойду, принесу.
Поднялся и пошел к ячейке Долотова.
" А Земсков! - вспомнил Логунов. - Неужели и его?" Он всмотрелся в сторону, где находилась ячейка Земскова, но пулеметчика не увидел.
- Трибунский, - Логунову не хотелось верить, что Земскова тоже нет, - сходи к Земскову, помоги ему добраться сюда.
* * *
Земсков хотел встать. Но лишь наступил на ногу, кольнула такая боль, что в жар бросило. Да и не в ногу кольнуло, а прямо куда-то в сердце. Он вскрикнул и упал...
"Надо полежать, - решил Земсков, - полежу немного, и пройдет. Да и зачем туда идти?.. Может, надо здесь оставаться. Понадобится - позовут. Или пришлют кого-нибудь. Лучше бы, конечно, прислали, потому что нога здорово болит. А надо не просто идти, но и пулемет с собой нести, и диски. Сам не доберусь".
Хотелось пить. Земсков снял с пояса фляжку, встряхнул. Фляжка была заполнена больше чем наполовину. Он сделал несколько больших глотков. Пить все еще хотелось, но Земсков решил больше воду не расходовать: неизвестно, сколько придется ему быть в этой ячейке. И снова повесил фляжку на ремень.
Потом улегся на дно ячейки и стал думать о том, что Логунов молодчина. Вчера заставил всех копать до изнеможения. Хватило характера заставить. Григоренко наводчиком поставил, лентяя и болтуна Григоренко - наводчиком. А получилось - три танка подбил. Наклепали фрицам, здорово наклепали... До чего надоела боль в ноге. О чем бы ни подумал, все равно к ней возвращаешься. Силы хоть отбавляй, а с этой ногой - как маленький. И один все время...
- Вставай, старший сержант, - оторвал его от размышлений Трибунский, неожиданно возникший над окопом. - А то там Логунов все глаза проглядел. Боится, не случилось ли с тобой чего.
- Что со мной может случиться? - Земсков осторожно сел, старался не тревожить ногу. - Ничего со мной случиться не может. У меня здесь курорт. Лежи и тучки считай.
- Долотова убило.
- Как Долотова?! - Земсков попытался подняться и сморщился от боли.
- В самом конце боя. Автоматной очередью грудь прошило...
- Пошли, - Земсков подхватил палку, с трудом выбрался из ячейки и, морщась от боли, заковылял к орудиям.
Трибунский захватил пулемет, диски и последовал за ним.
* * *
Гогебошвили оставил машину в укрытии и явился на позиции взвода с сидором, набитым консервами.
- Подходи, разбирай, генацвале! Танкисты подарок прислали. Второй фронт! Хочешь - смотри, хочешь - кушай!
Логунов обернулся, но ничего не сказал. Остальные как будто не слышали. По хмурым лицам Гогебошвили понял: что-то произошло. Настороженно подошел поближе и увидел Долотова. Остановился возле убитого и снял пилотку. Так он стоял, может быть, с полминуты. Потом шмякнул пилотку о землю.
- Собаки! - глаза у Гогебошвили стали круглыми, ноздри тонкого носа затрепетали. - Такого человека убили! Сержант, скажи, почему мне воевать не даешь?! Друзей убивают, а меня воевать не пускаешь! Не хочу машину водить! Понимаешь?! Другие стреляют, мне стрелять не даешь. Я их сам стрелять должен! Понимаешь! Дай мне пулемет! Я их как бешеных собак стрелять буду. Даешь пулемет? Да! Даешь?!
- Ладно, - сказал Логунов. - Будешь воевать. Убивай их, как бешеных собак...
В такие минуты человеку отказать нельзя. Но и давать шоферу пулемет Логунов не хотел. В первую очередь, орудия должны стрелять. А расчеты поредели. Гогебошвили был у Логунова единственным резервом.
- Дашь пулемет! Да?!
- Нет, не дам. Пойдешь к орудию. Танки на нас пойдут. Понимаешь?! Пушки должны стрелять. Быстро стрелять, понимаешь?! А снаряды подавать некому. Пойдешь к орудию.
Подошли Баулин и Булатов. Они положили у ног сержанта две охапки немецких гранат с длинными деревянными ручками. Не успели немцы пустить их в ход. Не подпустили их Долотов и Земсков на бросок гранаты.
* * *
Их оставалось одиннадцать.
"Тут тебе и противотанковая артиллерия, и пехота, и саперы, и все, что хочешь. Воюй, взводный, не тушуйся! Тебя еще и танки поддерживают, аж три грозные машины. Приходилось и хуже, когда ни танков рядом, ни срока, до которого надо держаться... А нам всего-то до темна здесь и простоять".
Логунов смотрел, как расчеты ели свиную тушенку с сухарями, которыми щедро снабдил взвод Литвиненко, и думал о том, что теперь вместо Долотова надо поставить к пулемету Трибунского. Не хотелось забирать его из расчета, но ничего не поделаешь. После Долотова Трибунский - лучший пулеметчик во взводе. Второй пулемет, как и раньше, возьмет Земсков. А Гогебошвили пойдет к первому орудию.
Солдаты и перекусили, и установили орудия на запасных позициях, и пулеметные гнезда подготовили, а немцы все не шли. Не идут, и не надо. Без них даже лучше. Если вообще не придут - совсем хорошо будет. Солдаты отдыхали. Кто курил, кто дремал. Вчера основательно устали, а короткая ночь пролетела быстро. И бой вымотал. В бою иногда за час так вымотаешься, будто весь день вкалывал. Почему бы и не вздремнуть, если выдалось для этого время...
* * *
Уже много дней в штабе фронта готовились к прорыву немецкой обороны. И вот это время наступило. Стягивались в один могучий кулак танковые корпуса. Занимали позиции тяжелые гаубичные полки и дивизионы "катюш". Изготавливались стрелковые дивизии. А на участках, откуда под покровом ночи сняли стоявшие там войска и где ожидался активный поиск немцев, выставили заслоны, задача которых продержаться только один день. Заслоны эти были двойными и даже, подчас, тройными... Дальше в тыл, километрах в тридцати от Лепешек, стояла еще одна хорошо укрытая засада. А еще дальше, недалеко от Шуляк, в которых еще вчера отдыхали артиллеристы, перекрывала дорогу третья.
Но и сам замысел, и время его исполнения хранились в тайне. Каждое подразделение знало только свою узкую задачу, и не то что солдаты, даже и командир полка майор Дементьев не знал стратегического замысла командования и значения в этой операции взвода, которому он отдал приказ оседлать дорогу.
В штабе армии, конечно, не рассчитывали, что первым в заслоне встанет взвод под командованием сержанта Логунова и что танкистов возглавит веснушчатый лейтенант Иванов... Молоденький лейтенант, пацан еще. И не возлагали именно на них особые надежды. Просто, отдали приказ, и были уверены, что те, кому поручили, - выполнят его. Вне зависимости от того, во что это обойдется.
* * *
Логунов не сомневался, что фрицы, которые драпанули и остались в живых, сообщат по команде о засаде, и, если появится еще одна колонна, там будут хорошо знать, где стоят орудия.
"А мы орудия убрали, - рассуждал он, - и поставили их на новые позиции, замаскировали как следует. Фрицы это сообразят. Станут искать, куда мы пушки девали? Вот этого не надо. Пусть они нас за дураков считают. Хоть бы минут двадцать".
Он подозвал командиров орудий.
- Тут такое дело... Из старых наших позиций надо ложные оборудовать. На машине две жерди. Возьмите одну, распилите, вот вам и орудийные стволы. Из снарядных ящиков соорудить щиты. Поставить так, чтобы чуть-чуть поднимались над землей, и замаскировать. Но так, чтобы, когда фрицы искать станут, непременно нашли.
Управились быстро. Через полчаса Логунов отошел метров на двести, посмотрел на прежние позиции и остался доволен. Чуть-чуть поднимались над землей щиты орудий, немного ниже темнели длинные стволы. Все это укрыли травой, но так, чтобы стволы выделялись, и края щитов выглядывали. Как будто орудия замаскировали аккуратно и тщательно, но от опытного глаза не спрячешь.
Ложные есть. Логунов уселся на облюбованный бугорок возле первого орудия, посматривал на уползающую за горизонт дорогу, соображал нельзя ли еще что-нибудь сделать...
- Сержант, - оторвал его от размышлений Мозжилкин, - а ты не знаешь, зачем мы здесь устроились? Наших ведь ни спереди, ни сзади - никого. Все ушли куда-то.
- Потому, наверное, чтобы все уйти смогли, мы здесь и устроились, - Логунов прикидывал, нельзя ли приспособить вместо мин связки немецких гранат.
- Наверно, где-нибудь прорыв готовят? - не отставал Мозжилкин.
- Мне не докладывали. Если очень интересуешься, загляни в штаб, когда вернемся. Тебе там все подробно растолкуют.
- Конечно, интересуюсь, - Мозжилкин пропустил предложение Логунова заглянуть в штаб. - Должен же я знать, почему мы здесь! Все ушли, а мы торчим. Тут ведь такая каша может завариться, что и ноги не унесешь. Значит, имею я полное право поинтересоваться, какой стратегический план выполняю.
- Чего тебе непонятно? - Птичкин открыл глаза, сладко зевнул и, окончательно сбрасывая дремоту, сел.
- Ничего не понятно.
- Не прикидывайся, Мозжилкин, все тебе понятно. Имеется приказ: не пропустить фрица по этой дороге. Значит, должен ты, как опытный наводчик, надежда и опора взвода, маневрировать огнем и колесами и не пропускать. А ты паникуешь.
- Не, я не паникую... Это я для разговора. А то все молчат... Наверно скоро бой, а перед боем всегда муторно, поговорить хочется для отвлечения.
- Может, фрицы сюда сегодня больше не сунутся, - высказал Гольцев вслух мысль, занимавшую всех. - Всыпали мы им, чего во второй раз лезть.
- Придут, Гольцев, - не согласился Птичкин, - такая у них подлая натура. У них, наверно, приказ пройти по этой дороге. Не знало же их, фрицевское, начальство, что поперек дороги встанет наш взвод, пополненный таким орлом, как Гольцев.
- Не знало, - подтвердил Мозжилкин. - Это точно... Раз такое дело - будем ждать. Но по мне, так могут и не приходить. Я лично в гостях не нуждаюсь.
- А если дотемна не появятся, ждать не будем, - напомнил Угольников. - Как, Логунов? Если не подойдут до темна, на машину и к своим?
- Если, - неохотно ответил Логунов.
* * *
Из-за далекого бугра, на горизонте, черным жуком выполз танк. Неслышно выполз и застыл. Потом медленно продвинулся вперед и снова остановился.
"Разведка, - понял Логунов. - Остальные там, за бугром. Теперь они идут осторожно. Интересно, сколько их там?.."
А танк снова продвинулся вперед и встал. Так, короткими рывками, как перебежками, он добрался до поворота дороги, откуда хорошо были видны искромсанные, разбитые немецкие танки, и Лепешки, и высота, на которой окопались артиллеристы. Теперь это были не бесшумные медленные движения, а быстрые броски, с громыханием мотора, с лязгом гусениц. Недалеко от сожженной колонны танк встал.
Логунов инстинктивно вжался в край окопа. Чувствовал, как тщательно обыскивают высоту в перископ танкисты, и ему казалось, что самое важное сейчас - укрыться от их взглядов. Если они не увидят его, то не увидят и все остальное. А ложные позиции они должны увидеть. Непременно должны.
Танк стоял долго. Потом неожиданно развернулся и пустился наутек, на предельной скорости, виляя то в одну сторону, то в другую, будто опасался получить снаряд в корму.
Танк пропал за бугром, в степи снова стало тихо и пустынно. А минут через двадцать, опять выполз из-за бугра. Тут же за ним показался второй, следом выкатил третий...
"Начинается... - Логунов глянул на часы. - восемнадцать с хвостиком. Задержись танки еще на каких-нибудь два часа, взвод покинул бы высоту... Но что об этом думать, если вот они, здесь.