"Паллад написал поэму "О поверженной Статуе Геракла" около четырёхсот лет назад, - думал Рюрик. - И уже тогда он пытался разрешить тот же вопрос, которым озадачили меня ирландские миссионеры сейчас… Неужели близится время, когда мы "повергнем во прах" тех, кто даёт нам силы для выращивания хлебов, помогает строить жилье и разводить скот?.. Неужели к концу идёт время нашего Святовита? Неужели я должен отвергнуть Сварога и Перуна?.. Неужели и мы должны следовать "Апостольским наставлениям" ещё четвёртого столетия, которые гласят: "Удаляйся от всех языческих книг и полностью отвращайся от всего чуждого и измышленного дьяволом?"
Князь скользнул рукой вниз по холодному бронзовому стволу подсвечника и передёрнул плечами. "Неужели хризмы и крест Христа будут всюду сопровождать меня?" - с горечью подумал он и, услышав шум в коридоре, с досадой отпрянул от стола, погасив свечи.
Шум в коридоре нарастал, быстро приближался к двери, и вот уже гридня заполнилась хохочущей, гомонящей толпой.
- Ну, вотати и он! Коварный обманщик! Устроил на ристалище моё венчание на героя заплыва стругов, а сам сбежал? - громко, азартно выкрикивал предводитель фризских пиратов Юббе и широко прошагал к Рюрику. Когда ж ты успел скрыться? - весело спросил фриз знатного рарога и пристально посмотрел на него.
- Когда ты на мою наложницу Аггу загляделся! - с усмешкой ответил Рюрик и обнял своего шумного гостя. - Прости, что оставил тебя с Бэрином, - тихо попросил он.
- Уже простил. А почему ты сумерничаешь? И почему ты один?.. - уже спокойнее, но всё ещё настороженно спросил знатный пират и, кивнув густоволосой головой в сторону бронзового подсвечника, заметил: - Вон на твоём столе какой зверь красуется! Ты что, боишься его зажечь?
- Старик, слышишь? - любуясь возбуждённым гостем, позвал князь своего слугу, и тот покорно подошёл с зажжённой лучиной к подсвечнику.
Медленно вспыхивали и разгорались одна за другой свечи, слабо освещая большую комнату. Гости на минуту вдруг стихли, но тут же, подталкивая друг друга, стали занимать места на широких беседах за столом.
Слуга, понаблюдав за огнём и окинув оценивающим взглядом затаившуюся по углам гридни темноту, решительно направился к незажжённому факелу, закреплённому железной дужкой на западной стене гридни, но вдруг услышал сердитый окрик Рюрика: "Незачем!" - и сразу остановился.
Князь фризов зашуршал пурпурной накидкой, скреплённой драгоценной фибулой на правом плече, повернул голову в сторону слуги и удивился: который раз нынче Рюрик лютится, а тот в ответ покорно молчит, и все! И это когда среди старых словен-рарогов говорливых слуг - хоть отбавляй, а непокорных и буйных - и того больше. А ежели учесть смешанную кровь старика - мать его была кельтянкой, то остаётся только гадать, почему так покорен нынче управитель княжеского дома.
Да, недовольство князя не возмутило слугу: уж очень хорошо он понимал причину его нынешнего беспокойства.
- И сколь ещё будем ждать? - тихо спросил Юббе князя рарогов, не желая пока втягивать своих соплеменников в тяжёлый разговор.
Слуга вытянул морщинистую загорелую шею и насторожился: князья говорят при нём - ранее такого не бывало. Видно, дела совсем плохи, коль перестали стесняться даже его. Он одёрнул под поясом длинную до колен красную рубаху, выпущенную поверх красных же полотняных штанов, и направился к выходу из гридни, но вдруг услышал:
- Руги, а как ты думаешь?
Слуга вздрогнул всем телом: редко за свои пятьдесят лет службы князьям этого рода он слышал имя, которым когда-то его называла только мать.
- Руги, я спрашиваю тебя, за сколько дней ты в молодости добирался до волохов? - с лёгкой горделивостью проговорил Рюрик, восседавший за столом, как и полагалось хозяину, на отдельном широком табурете. Он внимательно наблюдал и за гостями, которые почуяли вдруг всю сложность положения князя рарогов, который так долго ждёт кого-то, а кого - нельзя спрашивать, и за слугой, который прикрыл свои выцветшие от времени глаза и склонил к плечу седую голову, что-то вспоминая. Но управитель знал, что князь действительно обеспокоен и отвечать своему хозяину надо не медля.