Скельдвеа пропустила всю эту тираду мимо ушей. Она внимательно смотрела на тролля, озаренного светом факелов и толстого, с сальными губами и слипшимися от жира ресницами, и во рту у нее сделалось липко.
Однако кое-что из сказанного Быроххом не давало Скельдвеа покоя, и она спросила:
— Почему ты заговорил о моей родне?
— Может, жениться хочу! — сказал Бырохх дерзко. — Мало ли, с кем ты окажешься в родстве! Не хотелось бы, знаешь ли, брать за себя проходимку.
И он принялся ковырять грязным ногтем в зубах.
Вид этого действа показался Скельдвеа отвратительным, она поскорее закрыла глаза и заткнула уши.
Бырохх что-то проговорил в добавление к уже сказанному.
Скельдвеа спросила:
— Что?
Бырохх схватил ее за руку, выдернул ее палец из уха и заставил слушать.
— Мне доводилось встречать твоих родственников, Скельдвеа, точно тебе говорю. У тебя ведь было… э… что-то вроде сестры?
— Да, — призналась Скельдвеа, не открывая глаз.
— Ага, — обрадовался Бырохх, — ну, я так и подумал.
(На самом деле он никакой сестры не видел, а просто угадал.)
— Где ты видел ее? — напустилась на него Скельдвеа.
— Там, и там, и там… — Бырохх сделал несколько неопределенных жестов, как бы желая охватить движением руки половину обитаемого мира. — Не помню, где.
— У меня больше нет сестры, — произнесла Скельдвеа печально.
— Ну да? — удивился Бырохх. — А кто же тогда была та фэйри, что подарила мне свой ноготь?
Он не ожидал, что угадал настолько хорошо. Королева фэйри так и вспыхнула!
— Где ты его хранишь? — Скельдвеа вцепилась в руку Бырохха с такой силой и яростью, что тролль даже крякнул. — Где ты держишь ноготь моей сестры? Да отвечай же, громила!
— Я всегда говорил, что маленьким существам нельзя доверять, у них очень цепкая хватка, — недовольно пробурчал Бырохх.
Тролль долго шарил у себя за пазухой и наконец вынул орех.
— Я держу ее ноготь вот здесь.
Он показал орех Скельдвеа на раскрытой ладони, но когда она потянулась, быстро убрал руку.
— Это моя вещь, не трогай. — предупредил тролль.
— Если там ноготь моей сестры, я должна убедиться… — пробормотала Скельдвеа, жадно глядя на орех.
— Ладно, — разрешил Бырохх, — забирайся внутрь, если тебе так охота.
Скельдвеа нырнула в орех и принялась бродить там.
— Тут ничего нет, кроме шелухи, — донесся ее недовольный голос из скорлупы ореха.
— Наверное, жучки съели ядрышко, — добродушно проговорил Бырохх. — Ищи лучше, ноготь должен быть где-то там.
Некоторое время Скельдвеа еще шуршала внутри ореха, а потом потребовала:
— А ну, выпусти меня наружу! Ты все наврал, злодейский тролль. Здесь нет никакого ногтя. Ты, небось, и в глаза мою сестру не видывал!
Тут Бырохх захохотал так громко, что со стен чертога посыпались арфы и барабанчики.
— Это точно, Скельдвеа, я все тебе наврал! — прокричал Бырохх. — Но ведь у тебя точно была когда-то сестра, и ты ее потеряла, вот я догадался об этом и наплел тебе, будто встречал ее и храню у себя ее ноготь. Ловко придумано, а?
— Выпусти меня, — рассердилась Скельдвеа и застучала кулачками по скорлупе изнутри ореха.
— Ни за что! — воскликнул Бырохх. — Ты ведь помнишь наш первоначальный уговор: я не смею отходить от тебя дальше, чем на два шага, иначе становлюсь твоим рабом-невидимкой. Я выбрал первое — и теперь ты всегда будешь находиться при мне, Скельдвеа, внутри ореха, который я стану носить за пазухой.
И он поскорее залепил отверстие в скорлупе куском мясного пирога.
* * *
В общем, Хонно был глуп, но влюблен. Влюбившись, всякий тролль становится умнее, не навсегда, правда, а только на время изначальной влюбленности, покуда не будут сняты первые сливки.
Проснувшись в хижине Нуххара наутро после попойки, Хонно первым делом вспомнил о Бээву и о том, что она потеряла какие-то три важные вещи.
Первая, подумал он и прикусил большой палец левой руки, была бусами.
Ему представились большие круглые бусы, красные и синие, прыгающие на груди Бээву, когда та бежала очертя голову прочь из родительского дома. Он думал о том, как сыпались из глаз Бээву большие круглые слезы, красные и синие, как плясали в этих слезах отблески оранжевого солнца троллиного мира, как отражались в них попеременно бусины, то синие, то красные. И вот сорвались бусы с шеи Бээву и улетели в болото. Они упали среди больших ягод, растущих всегда на таких болотах, среди красных и синих ягод.
«Стало быть, — решил Хонно, — первое, что мне следует сделать, — это отделить бусины от ягод и собрать их на нитку».
Ему понравилось, как ловко он начал соображать.
Он выпустил из зубов прикушенный палец и вместо того заткнул языком правую ноздрю.
Такая последовательность действий помогала ему думать.
«Она потеряла башмаки — вот вторая утраченная вещь».
Красные кожаные башмаки, которые так весело хлопали Бээву по круглым пяткам! Вот они сорвались с ног и упали, перевернувшись подошвами к небу, а Бээву так была разгневана и огорчена, что даже не заметила пропажи. Башмаки повисли на молодых ветках старого пня, неподалеку от того болота, где рассыпаны бусы. Там они и остались, и роса пропитывает их, а птицы их клюют.
«Что же было третьим из утраченного Бээву?» — Хонно вынул язык из ноздри и принялся вздыхать, но это совершенно не помогало ему вспомнить то, чего он не расслышал.
В конце концов, он решил, что неплохо будет для начала подобрать хотя бы те первые две вещи. С башмаками и бусами тоже достанет хлопот.
Он встал, сунул за пазуху два куска жирного мяса, поклонился спящему Нуххару и выбрался за порог.
Звери уже ожидали его. Едва завидев Хонно, они подбежали к нему с разинутыми пастями и стали ластиться, хоть и умильно, но с явственно различимым намеком на угрозу.
Хонно отдал им мясо. Пока они ели, он ушел.
Ему не составило труда отыскать следы Бээву. Везде на траве лежала роса, кроме тех мест, где ступала обиженная троллиха: там все было сухо. По этим-то следам Хонно скоро вышел на болото.
Оно было сочное и яркое, полное влаги и ягод, а из ближайшей кочки торчал старый пень, весь поросший лишайником. Это был почтеннейший пень, который вскормил тысячи поколений жуков и червяков, и служил пьедесталом для тысяч лягушек. Его древесина пахла съедобным, а между щепочек собиралась вода, которую сладко было пить.
Несколько веток выросли из того же корня. Они торчали вверх, строгие, как стрелы, и такие же глупые. И на двух из них висели красные башмаки, убежавшие с ног троллихи.
Хонно очень обрадовался, когда увидел их. Он скорее подбежал к ним, схватил и попытался снять с веток.
Да не тут-то было!
Каждый башмак Бээву весил не меньше, чем молодой теленок, и сколько ни старался Хонно, ничего у него не получалось. Он уж и так бился, и эдак, и пытался сверху напрыгивать, и подлезал снизу, и тряс ветки, и стукался лбом, — все без толку.
Тогда он решил на время оставить башмаки и поискать лучше бусы. С тем он и вступил на болото, а оно представляло собой ничто иное, как нарядный гамак, подвешенный над бездной. И очень скоро Хонно увидел первую бусину. Памятуя о том, каковы оказались башмаки, он прикоснулся к бусине с большой осторожностью. На ощупь она была теплой и гладкой, такой, что приятно трогать ее пальцами.
Хонно поднял ее — и тотчас ухнул в болото по пояс, такой тяжелой она оказалась.
И тут он понял, что положение у него безнадежное…
* * *
— Ты уверена, что поступаешь правильно? — спросил тролль у Енифар.
Они стояли возле самой границы между владениями людей и владениями троллей. Как всегда, вдоль всей границы клубился густой серый туман. Это было очень тихое и немного жуткое место.
— Мы могли бы вернуться, — сказал тролль и оглянулся назад.
— Зачем? — насупилась Енифар.
— Они убили бы меня, — объяснил тролль.
— Ну, такое убийство — не самое лучшее, что могло бы случиться, — сказала Енифар. — Я вовсе не хочу этого. И я, кстати, не предательница людей, потому что одна жизнь, даже твоя, ничего не решает. Ты ведь не самый главный военачальник?
— Нет, — сказал тролль.
— Вот видишь! — обрадовалась Енифар. — Если ты не умрешь, люди в деревне не пострадают.
Он помолчал, а потом уставился на Енифар так, словно видел не теперешнюю девочку, а будущую женщину.
— Умереть у тебя на глазах, — проговорил он, — вот каким был самый верный способ доказать, что ты — действительно знатная троллиха. Я хотел сдаться… коль скоро ты запретила мне даже думать о твоем хвостике.
— Хорошо, ты меня вынудил сказать это! Да, у меня есть хвостик! — Енифар топнула ногой. — Довольно об этом. Я достаточно знатна, чтобы не нуждаться ни в каких доказательствах. Когда я захочу, чтобы ты умер за меня, я так и скажу.
— Вот и Бээву так говорила, — кивнул тролль, поглядывая одним глазом на Енифар, а другим — на границу. — Она была очень гордая, эта Бээву, и очень сильная, но Хонно любил ее без памяти. Угодив в трясину, он счел, что единственный способ проявить свои чувства к ней, — это утонуть в болоте с бусиной, прижатой к груди. И вдруг появились руки.
— Руки? — переспросила Енифар.
— Да, одни только руки, без туловища, без ног и головы… Руки эти принадлежали невидимым слугам, которые некогда были рабами королевы фэйри… как ее звали? Скельдвеа? Ну вот, это были ее рабы, и они пришли на помощь Хонно, когда он меньше всего ожидал спасения.
— Но разве после того, как Скельдвеа была заточена в ореховую скорлупу, все ее рабы не получили свободу? — удивилась Енифар.
— А я разве говорил о том, что они получили свободу? — в свою очередь удивился тролль. — Не припомню такого!
— Ты же сам говорил, что тролль перехитрил королеву фэйри! — напомнила Енифар. — Коль скоро он это сделал, то и всех рабов-троллей отпустил на свободу.
— Может быть, троллей и отпустил, — вынужден был согласиться рассказчик, — но там были, конечно же, не только тролли. Вот все они, и еще те из троллей, кто уже отвык от любой другой жизни, — эти остались в услужении и сохранили свою невидимость.
— Тогда понятно, — вздохнула Енифар.
— Невидимые руки протянулись к Хонно и помогли ему выбраться из болота, а потом собрали и принесли все бусины. И они же сняли башмаки с веток.
И вот Хонно шествует по лесной дороге, а за ним по воздуху плывут красные башмаки, и бусины, попеременно красные и синие, и все они покачиваются, словно бы кивают. Хонно выступает так важно и горделиво, что любая троллиха залюбуется!
— Но ведь Хонно понятия не имел о том, где ему искать Бээву, — напомнила Енифар. — Как же он ее нашел?
— Это-то и было самое интересное, — объяснил тролль. — Ведь третья вещь, которую потеряла Бээву, была она сама. Но когда она увидела, как хорош Хонно, как он влюблен, как ловко он собрал все ее утраченные сокровища, — тут-то она сразу и нашлась. Она бросилась к нему навстречу и обхватила его шею, она поцеловала его шестнадцать раз: в лоб, в правый глаз, в левый глаз, в правое ухо, в левое ухо, в правую бровь, в левую бровь, в правую ноздрю, в левую ноздрю, в верхнюю губу, в нижнюю губу…
— Я поняла, — поморщилась Енифар. — Они стали целоваться.
— И кусаться, — добавил тролль.
Она затрясла головой:
— Ничего не хочу про это слышать!
— Ты права, — смиренно согласился он, и она сразу же перестала трясти головой (по правде сказать, ей и самой это не нравилось — перед глазами все прыгало и скакало, так что начало тошнить). — Об этом я ничего говорить не буду… Мне пора.
Он шагнул в сторону границы, но Енифар удержала его:
— Погоди-ка еще немного… Говоришь, руки невидимых слуг спасли Хонно?
— Да, и доставили ему невесту, — подтвердил он.
— Но ведь эти невидимые слуги принадлежали Бырохху! Как же они могли найти Хонно? Они совершенно из другой сказки.
— Бырохху? — удивился тролль. — Кто говорит о каком-то Быроххе? Королеву фэйри перехитрил самый хитрый из троллей — Нуххар. Тот, который подчинил себе Зверя Лесного, Зверя Степного и Зверя Домашнего. Разве кому-нибудь другому под силу было обмануть Скельдвеа?
— А ты раньше говорил, что это был Бырохх, — упрямо повторила Енифар.
Тролль засмеялся, поцеловал Енифар в макушку, повернулся и нырнул в туман, обволакивающий границу.
— Дурак, — сказала Енифар, с досадой глядя в туман. — Это был Бырохх вовсе, а не Нуххар. Все сказки перепутал!
И тут ее настигли всадники.
Впереди ехал тот солдат, с которым Енифар разговаривала под деревом.
Увидев девочку, он спешился и подбежал к ней.
— Ты цела? — спросил он, задыхаясь, и Енифар увидела, что он очень взволнован.
— Да, — ответила она и украдкой посмотрела на свои пальцы, как будто опасалась, что тролль, убегая, прихватил на память, например, мизинчик.
Солдат обнял ее и прижал к себе.
— Когда мы увидели, что он сбежал и украл тебя… — он не закончил.
Енифар вздыхала, чувствуя щекой металлические пластинки на его кожаном доспехе.
Солдат спросил:
— Ты все еще не хочешь возвращаться домой?
Она не ответила.
Он сказал:
— Мы должны вернуть тебя матери. Она все поймет и не будет наказывать тебя.
Он погладил ее по волосам, взял за плечи, заглянул ей в лицо.
— Будь умницей.
* * *
Случилось однажды одноглазому хитрецу, троллю Нуххару, прийти на рынок в большую деревню.
Когда я думаю об этой деревне, мне видится плоский, сильно размазанный по земле блин, но это оттого, что я гляжу на нее с высоты птичьего полета. Или, лучше сказать, моего полета, потому что я не птица и вообще не уверена в том, что у меня есть крылья. Но я летаю, определенно.
Ну так вот, та деревня была очень большой, в основном за счет рыночной площади, где раз в месяц проводились ярмарки.
Нуххар пришел туда больше от нечего делать, чем ради каких-то определенных покупок. Ему хотелось посмотреть, чем занимаются другие тролли, когда у них появляются лишние вещи и лишнее время.
У самого-то Нуххара в избытке было только времени, а за всем остальным ему приходилось гоняться, и не всегда успешно.
И вот он приходит на рынок и видит там веселого толстого тролля по имени Бырохх. А у Бырохха от достатка рожа пополам трескается, и при том рожа эта была довольно симпатичная, веселая, и с первого же взгляда делалось очевидно, что тролль этот обладает отменным нравом, никогда не бывает угрюм и всегда готов выпить, поболтать и подраться, что и создавало ему хорошую репутацию не только у мужчин, но и у женщин.
И еще он был щедрым — так и сыпал подарками.
Купит пять корзин яблок и три корзины тут же раздаст. Особенно нравилось ему раздавать яблоки девушкам — уж больно забавно хрустели фрукты у них на зубах. И особенно он ценил таких, которые умели сразу откусывать половину яблока и потом съедать, не раскрывая рта.
Или купит Бырохх пять кувшинов браги и три тотчас же выпьет со случайными знакомцами.
Особенно ему нравилось пить брагу со стариками, потому что они очень смешно пьянели и начинали рассказывать всякие истории, по большей части страшно лживые, и это Бырохха чрезвычайно радовало.
А вот, к примеру, купит Бырохх пять связок булок и давай их раздавать налево-направо, и особенно сварливым женщинам. Как раскроет такая рот, чтобы обругать, а Бырохх ей р-раз! — и булочку между зубами. А та ведь, известное дело, троллиха, пока не прожует, дальше говорить не будет. Тролли никогда не выплевывают еду.
Вот так забавлялся Бырохх, и Нуххар, наблюдая за ним, сразу же понял о нем две вещи.
Во-первых, он понял, что Бырохх сказочно богат и что богатство свалилось на Бырохха недавно, и что Бырохху не пришлось ради этого сильно трудиться.
Во-вторых, он понял, что у Бырохха есть что-то за душой, кроме богатства, и это «что-то» представляет собой некую тайну, разгадав которую, можно подобраться и ко всему остальному.
И очень захотелось Нуххару взять Бырохха за горло и выведать все его секреты.
Поэтому одноглазый тролль стал ходить за троллем-весельчаком след в след, стараясь ничего не пропускать и видеть даже то, чего не замечают другие.