— В точке JA52458gh366 угол тангажа при выходе из подпространства составил три градуса.
— Опять скажут, что недокрутили, — буркнул Рейф. — Перерасход надо обосновать.
— Предложить им самим поуправлять этим корытом.
— Предложи. — Рейф напрягся: еле различимое смутное беспокойство накатило и схлынуло. Он попытался разобраться в ощущениях, но не преуспел; под занудным ворчанием Инге Турнбьёрнсена непонятное предощущение растворилось, как легкий утренний туман под лучами солнца, оставив после себя воспоминание и тревогу.
— А если отметить, что по расчетам уровень возмущений должен быть больше и мы ориентировались на него?
— Напиши, — согласился Рейф и вдруг понял, кто стоит за дверью. Ему не было нужды сверяться с коммом, уточнять так ли это, он просто знал. Ощущал всей поверхностью кожи — в коридоре переминается с ноги на ногу Нотэм. От этого ощущения делалось жарко и тонкие волоски на загривке, еще даже не пробившиеся сквозь верхний слой эпидермиса, норовили встать дыбом.
— Расчеты прикладывать?
— А вдруг пересчитывать будут? — Рейф мотнул головой, повел плечами и покосился на дверь. — Чем меньше данных для проверки — тем лучше.
— Это точно, запросят — дадим.
Рейф испытал острое разочарование — техник не решился зайти в рубку. И это было так непохоже на Нотэма, на человека, которому плевать на субординацию и правила… Деликатность? Рейф не знал и злился, что его вообще интересуют такие вещи.
До вечера капитан был занят. Кто-то даже принес на мостик контейнеры с едой, но этот «кто-то» совершенно точно не был младшим палубным техником.
— Ну, вроде подчистили хвосты, — первый помощник потянулся, хрустнул пальцами и встал. — Я бы сейчас скромно вздремнул минуточек двести.
— Вахта закончилась, — хмыкнул Рейф. — Можно и нескромно вздремнуть все шестьсот.
Помощник загоготал, шутка после утомительной сосредоточенности на мелочах показалась ему смешной.
Рейф не стал дожидаться окончания приступа веселья и ушел к себе. Дверь каюты он открывал с опасением и морально приготовился ко всему — настроение было паршивым и хотелось одиночества, но искину удалось поразить его и в этот раз. Жемчужно-серые стены, подсвеченные будто изнутри солнечным светом, радовали глаз. Рейф не смог сдержать саркастичной ухмылки и пошел в душ. Здесь везение, или, точнее, благорасположение искина дало сбой. Санитарная зона являла собой тропический водопад, который производил, пожалуй, столько же шума, как взлетающий атмосферник с дюзами первого еще поколения.
Рейф смотрел на живописно извергающиеся потоки воды, протянул руку — на нее упало несколько капель реальной водяной пыли, все же сумасшедший искин был недостаточно не в себе, чтобы затопить корабль. Мысль показалась интересной: в глубоком космосе через несколько сотен лет «Малышку Гретхен» находит некий траспортник, открывает переходной шлюз и вырубает останки команды изо льда. Труп капитана непременно бы обнаружился на толчке, застигнутый катаклизмом в самый неподходящий момент. Да, с его везением все так бы непременно и было.
— Искин, убавить уровень шума до пятидесяти децибел. — Рейф ни на что не надеялся, но струи водопада почти сразу поредели и превратились в обычный дождь, который лил из клубящихся над головой кудрявых облаков.
Рейф закатил глаза, но постарался даже не думать о несоответствиях. Можно же считать, что это грибной дождь. И тут же с потолка почти вертикально повисла радуга, упираясь основанием в узкий шкафчик-утилизатор. Одежда окончательно промокла, Рейф бросил ее на пол, не заботясь уже аккуратным складыванием — все равно отправлять в чистку, и встал в зону душа. Облака над головой уплотнились, плотно облепили распылитель и дождь сконцентрировался в одном месте, превратившись в ливень, теплый и типично летний, точно такой как часто бывал на Кассе. Для полного сходства не хватало грозы, но и так было очень хорошо.
Возбуждение накатило внезапно. Рейф только что прошелся губкой по животу, поспешно размазывая мыльную пену по телу, как странная томность, списанная им на ностальгические воспоминания по родине, сконцентрировалась в паху, вызывая вполне определенное неудобство. И неудобство не в плане внезапного стояка — какого мужика удивишь эрекцией, — а скорее что-то необычное и щекотное где-то внутри, в районе прямой кишки. Яйца поджались синхронно с очком, член несколько раз дернулся сам, выдал пару капель густой смазки и Рейф не выдержал, положил руку сверху…
Он сидел на полу, неловко поджав под себя ноги. Оргазм накрывал медленно, тягуче, когда до высшей точки, казалось, оставалось совсем чуть-чуть, еще немного, уже вот-вот! Но приходилось стараться вдвойне, прилагать усилия, когда бросить было уже до невозможности обидно. И все равно как будто чего-то не хватало, несмотря на наступившее облегчение, на звонкую пустоту в голове и острое нежелание шевелиться. Рейф кое-как встал, домылся, каждую секунду ожидая прекращения немыслимо щедрой подачи воды — искин мог вполне опомниться и включить режим экономии, но хоть в этом ему повезло и воды хватило ополоснуться. Завернувшись в халат, Рейф упал на койку и прикрыл глаза. Усталость брала свое, а мерный шум листвы в кои-то веки не раздражал, а убаюкивал, и Рейф задремал. Во сне он видел себя у бабки на заднем дворе, она орала на него и лупила крапивой по его голому заду. Даже во сне Рейф вздрагивал от жгучих ударов по покрытой волдырями ожогов коже. Крапива проникала и промеж ног, попадая по яйцам и члену.
Раскат грома прервал экзекуцию. Бабка отшвырнула веник из крапивы, которым самозабвенно лупила его и, продолжая ругаться, ушла куда-то за дом. Рейф никак не мог сообразить чем так провинился и за что получил выволочку, но ничего путного в голову не шло. Выпоротая задница горела, и от каждого прикосновения становилось больней, но натягивать штаны и убираться с улицы нужно было поскорее — гремело уже совсем рядом. Рейф попытался нашарить брюки, но рука раз за разом натыкалась на голое тело.
— Что за… — он резко сел и проснулся. Помотал головой, приходя в себя и испытывая ни с чем не сравнимое облегчение от того, что сон оказался всего лишь сном.
В отдалении снова послышался раскат грома, он перекатывался, дробился на короткие залпы, и Рейф не сразу понял, что просто кто-то стучит в дверь.
Он взглянул на комм, пропущенных вызовов не было. Хронометр в левом углу экрана исправно показывал детское еще время — до полуночи оставалось целых три часа, самое подходящее время для частных визитов к капитану. Рейф вздохнул, попытался обратиться к искину, чтобы узнать, кто так настойчиво ломится в каюту, но тот стойко игнорировал вызов, возвращая сигнал с невнятной пометкой «отложено в очередь». Пришлось идти открывать самому, по пути затягивая пояс халата потуже.
На пороге оказался Нотэм. Рейф проглотил готовый сорваться с губ вопрос про восстание машин-уборщиков — вид палубного техника к шуткам не располагал. Взъерошенный, нервный, с упрямо выдвинутым вперед подбородком, он решительно отодвинул с дороги капитана и прошел вперед.
— Чему обязан? — Рейф терялся в догадках, совершенно не понимая, что происходит. Конфликт со старослужащими? Проблемы с уборкой? Острый приступ клаустрофобии? Ни одна из спонтанно пришедших в голову причин не казалась правдоподобной.
— Не могу больше! — с мукой в голосе сказал Нотэм и сделал подсечку. — Не могу, — прошептал он, наваливаясь сверху.
Рейф не ожидал такого коварства. Неловко упал спиной на койку, запутался в полах халата, а сверху уже лежал Нотэм, сверкая в полутьме безумными глазами.
— Слезь, — сдавленно прошипел Рейф и попытался увернуться от поцелуя, безуспешно впрочем.
Рука Нотэма шарила по промежности, ласкала яйца и член, и Рейф задыхался от нахлынувших чувств, от ненормальности ситуации, от ее запретной неожиданности и уверенных губ, все-таки добравшихся до его рта. Рейф попытался перехватить инициативу, но сознание мутилось от острого удовольствия, по телу растекалась блаженная слабость и вскоре осталось единственное желание — продолжать…
Рейф выпал в реальность не то чтобы внезапно, скорее, по частям. Сначала ощутил, что под спиной скомкавшееся одеяло, затем почувствовал на себе тяжесть чужого тела и легкие, почти невесомые влажные касания губ у виска. И только потом дискомфорт в анусе, в котором все еще находился посторонний член. Сучонка стоило бы вышвырнуть вон, наложить дисциплинарное взыскание и передать в вышестоящие инстанции, только с формулировкой провинности возникла неувязка. Рейф пошевелился, чужой, мягкий уже член выскользнул из растраханного очка, внутри сразу стало пусто и холодно.
— Ты в меня кончил, что ли, придурок? — вяло поинтересовался он, потому что возмущаться и скандалить было откровенно лень — оргазм выпил все соки.
— Прости, — повинился Нотэм и полез целоваться.
Рейф вяло сопротивлялся, отворачивал лицо, но Нотэма это не смущало, он упорно слюнявил все подряд: ухо так ухо, висок так висок.
— Хватит! — Рейф, наконец не выдержал, отпихнул засранца и сел. Голова кружилась, перед глазами плавали мутные пятна, а сидеть так и вообще было тяжело, причем не столько от неприятных ощущений собственно в заднице, сколько от слабости и общего состояния нереальности, как будто он находился в двух параллельных пластах реальности. Пришлось лечь обратно, Нотэм подвинулся, извернулся и как-то неожиданно удобно подкатился под бок.
«Убью», — подумал Рейф и закинул ногу ему на бедро. Думать и анализировать, что такое на него нашло и как так получилось, было лень. Нотэм пах разгоряченным мужским телом, и Рейф подозревал, что и сам благоухает так же, если не хуже, но это его не волновало — бывало и хуже, если вспомнить общежития летного училища или кадетского корпуса. Глаза закрывались сами собой.
— Прости, — снова повторил Нотэм, погладив его за ухом, судя по ощущениям, согнутым указательным пальцем.
«Придурок», — Рейф то ли подумал, то ли сказал вслух.
Рядом с теплым телом было уютно, и если бы это тело не вздыхало шумно и не совершало лишних телодвижений, то было бы совсем хорошо. Выставить бы его из каюты да поспать, но какой-то внутренний протест не давал этого сделать. И толика здравого смысла, наверное. Отправлять шустрого техника восвояси могло оказаться не самым удачным решением, он мог вполне поделиться впечатлениями с командой. Не то чтобы Рейф стеснялся того, что переспал с подчиненным или того, что был снизу, но для поддержания образа сурового капитана так вести себя не стоило. Нотэм опять прерывисто вздохнул, кашлянул и снова вздохнул.
— О чем ты думаешь? — спросил Рейф, все эти нервные звуки под боком раздражали, а их источник явно требовал внимания.
— Думаю, ждать ли мне предложения руки и сердца или все-таки сделать его самому.
Рейф от возмущения подавился воздухом, долго кашлял, вытирал выступившие слезы и готовился сказать мерзавцу, чтобы тот прощался с военной карьерой, но громкий вой тревожной сигнализации спутал все планы — «Малышка Гретхен» была в опасности.
========== Глава 4 ==========
В рубке бледный Инге Турнбьёрнсен грыз фалангу указательного пальца и пытался считать с покрытого иридисцентной пленкой экрана хоть какую-то информацию. Рейфу хватило беглого взгляда, чтобы понять — бесполезно. Радужные разводы, как цвета побежалости в нагретой без меры кастрюле, надежно скрывали пульсирующие цифры и нервно дергающиеся графики.
— Капитан! — помощник вскочил, отдал честь и уставился со щенячьей надеждой в глазах на Рейфа.
— Ну?
— Мы столкнулись с неизвестным физическим явлением, — дипломатично изложил масштабы жопы Турнбьёрнсен.
Рейф вздохнул. Хотел было присесть на заботливо подставленное искином кресло, но не решился — надетый в спешке на голое тело рабочий комбинезон вряд ли обладал хорошими влагозащитными свойствами, а демонстрировать характерное пятно на заду он не был готов. Рейф оперся обеими руками о край консоли, затем одним пальцем потрогал палево-золотисто-розовые разводы, отчего по поверхности побежали концентрические круги, как от брошенного в воду камня.
— На проделки искина не похоже, — сказал первый помощник. — И это, капитан, команда интересуется…
— Канал червоточины сжимается, — озарение пришло внезапно, и Рейф не удержался — произнес вслух.
— Как?!
— Как пищеварительный тракт у какой-нибудь рептилии, — подумав, ответил Рейф. В биологии он не был силен, но другой аналогии на ум не приходило. — Нас пытаются либо переварить, либо выплюнуть, — пошутил он.
— И?
Рейф забылся и собрался было устроиться в кресле, но неприятные ощущения в пояснице заставили поморщиться, так что, мысленно чертыхнувшись, он остался стоять.
— Что и? Мы можем ничего не делать в надежде, что обшивка и наружные системы выдержат возросшее давление, или попытаться выскочить, разогнав движки до максимума и даже больше.
— Давление?
— Воздействие, — раздраженно поправился Рейф. — Но оба варианта одинаково непредсказуемы. Команде объяви готовность номер один.
Помощник хотел что-то сказать и даже открыл рот, но Рейф уже отвернулся и сделал вид, что изучает последние данные. Он знал, что объявлять какую бы то ни было готовность бессмысленно, разве что готовность умереть, но такого пункта в инструкциях и циркулярах быть не могло. Все эти лишние телодвижения всего лишь дань неспокойной совести, пена на гребне волны. Турнбьёрнсен, наверное, понял это сам и занялся делом. Рейф мучительно ощущал каждую уходящую секунду, но не мог принять решение — ответственность давила, а нестерпимое желание жить заставляло метаться в поисках выхода.
— Капитан?! — поторопил его помощник.
Рейф сжал зубы, не желая отвлекаться. Управлять кораблем и в спокойной обстановке было непросто, а сейчас и подавно.
— Капитан? — Рейф резко обернулся на другой голос, младший палубный техник стоял рядом и смотрел на него с тревогой из-под своей дурацкой челки.
— Посторонние в рубке! — рявкнул помощник и стал приподниматься из кресла.
Рейф невольно посмотрел на губы, которые еще недавно целовал, воспоминание оказалось быстрым и острым, как удар кинжала, и столь же неожиданно-неуместным. Горло сжало спазмом и при всем желании он не смог бы выдавить из себя ни слова. Пришлось взять Нотэма за предплечье, чтобы вывести вон и не доводить первого помощника до греха. Едва пальцы коснулись чужой теплой кожи, как Рейфа накрыло.
По молодости, еще до поступления в академию, у него была идея фикс — перепробовать все, что нельзя. Насчет «всего», конечно, не получилось, но было дело, что и напивался до бесчувствия, и табак курил, да и не только табак… И вот то, что происходило с ним сейчас, до ужаса напоминало приход от полулегального стимулятора, который подсунул какой-то мимолетный приятель, имени которого Рейф уже и не помнил.
Он стал кораблем… Неповоротливой махиной, напичканной новейшей техникой под завязку. Человеческие ощущения мешали, сбивали с толку, и он без сомнений и колебаний отринул их. Он стал кораблем. Стремительной машиной, пронзающей пространство и время. Чувствовал напряжение генераторов в моторном отсеке, щекотку пробегающих сигналов по нейросети, нечто похожее на невнятное раздражение по внешней обшивке; и все эти неявные, но стойкие ощущения заглушало всепоглощающее чувство всемогущества. Он-корабль мог все. Разогнать движки, обойдя ограничители? Легко! Искривить пространство в червоточине? Запросто! И даже попасть в точку выхода не с долей вероятности, а с минимальной погрешностью? Элементарно!
Хлесткая пощечина безжалостно вернула его в реальность. Рейф словно очнулся, выдернутый из блаженных фантазий. Щека горела, в ушах стоял надоедливый звон, и он потянулся к лицу, но рука замерла на полпути как чужая, как будто ей управлял кто-то другой.
— Приди в себя! — Нотэм тряхнул его за плечи.
— Капитан?! — помощник отодвинул стул и бросился на помощь.
— Все в порядке, — с трудом выдавил из себя Рейф, отводя глаза от прожигающего взгляда Нотэма. Разбираться с рукоприкладством он не собирался, по большому счету, этот сукин сын помог, пусть и выбрал не самый однозначный метод. Рейф мотнул головой, окончательно прогоняя туман из головы. В реальности времени прошло немного, от силы несколько секунд, раз Инге едва вылез из своего кресла. И это было хорошо, потому что ситуация уже была критическая. Помощник что-то сердито говорил рядом, Нотэм вяло огрызался, но сам Рейф был занят тем, что показывала консоль, и для наглядности даже вывел над ней объемное изображение, которое не радовало совсем. К счастью, помощник стоял спиной и ничего не видел. Зато Нотэм косился то на него, то на обезумевшие показатели, и в глазах его Рейф видел отчаяние, надежду и черт его знает что еще. Почему-то на ум пришло раскаяние. Рейфу захотелось подбодрить Нотэма, и он подмигнул ему, прежде чем совершить самый безумный поступок в своей жизни — времени на раздумья, а тем более на обсуждение уже не было.