– Еще нет – чувств лишилась.
– Но с ней самой все хорошо?!
– Да-да. Роды были несложные, но пуповина обмоталась вокруг горлышка, – повитуха снова повздыхала. – Еще там, во чреве…
Андио выхватил у нее мертвого сына и велел:
– Стой здесь, ясно? Ни с места!
– Как господин скажет…
Он ринулся по коридору, а по пути, предварительно оглянувшись, засунул бездыханное тельце в одну из бочек, в которых хранили скисшее молоко. Перед дверью, ведущей к кормилице, отдышался и неторопливым шагом вошел внутрь.
– Спасибо, что позаботилась. А теперь давай его сюда. Один из воинов хочет сына.
Женщина без слов отдала младенца, и Андио бросился обратно.
– Вот! – выдохнул он, подлетев к повитухе. – Скажешь Итсуль, что это ее сын. А про мертвого молчи, поняла?
– Хорошо… – протянула повитуха. – Но мои слова и мое молчание будут кое-чего стоить… – она сощурила глаза и уставилась на него в ожидании.
Да как она смеет, эта никчемная, чего-то требовать, на что-то намекать?! Она даже не сумела спасти его ребенка!
Андио почти не думал: положил младенца позади себя, а повитуху прижал к стене и сомкнул пальцы на ее горле: душил, пока женщина не захрипела и не обмякла. Лишь тогда он опустил руки – тело с глухим шлепком рухнуло на пол, и одновременно закричал младенец. Андио поднял его, прижал к гуди и прошептал:
– Ну все, мальчик, не плачь, все хорошо. Теперь ты мой сын…
– Что ты натворил, сожри тебя глубины?!
Он вздрогнул и повернул голову: в начале коридора, сразу за поворотом, стоял отец.
– Она требовала плату за молчание… – пробормотал Андио. – А потом бы требовала еще и еще…
– Какое еще молчание?
– Ну… это мой найденыш, – он вытянул руки, показывая младенца.
– Вижу, не слепой. Тряпки грязные, твоего бы в такое не закутали.
– А моего нет… Уже нет. Он родился мертвым…
– Анди… – ахнул отец и приблизился, положил ладонь ему на затылок. – Мне жаль.
– Мне тоже. Теперь он, – Андио кивнул на ребенка, – мой сын. Иначе Итсуль не выдержит – тронется умом.
Нердри Каммейра пожевал губами, наморщил лоб, будто в раздумьях, и наконец сказал:
– Где же твой настоящий сын?
– Там… В бочке с кислым молоком, – сказав это, он едва сдержал слезы. А может, и не сдержал, потому что на лице отца отразилось сочувствие.
– Ну-ну, успокойся. Нашел себе нового сына – о прежнем забудь. Сейчас об ином нужно подумать.
Нердри Каммейра затащил его в ближайшую от родильных покоев пустующую комнату.
– Положи дитенка сюда.
Он указал на подушку у стены и вышел, но скоро вернулся, волоча за собой тело повитухи.
– Ну вот. До ночи полежит здесь, потом отвезем подальше в степь и зароем. И твоего… мертвого младенца тоже зароем.
– Так ты мне поможешь? – спросил Андио.
– А я, по-твоему, что сейчас делаю? Ты же не в себе: не будет меня – натворишь глупостей. Я хоть присмотрю за тобой… А теперь закутай мальца во что-нибудь… – Нердри Каммейра заозирался и нахмурился. – Ладно, оставайся здесь. Я сейчас принесу какие-нибудь шелка…
– Спасибо, – Андио и впрямь был благодарен, как никогда. – Я перед тобой в неоплатном долгу!
– О нет! Ты заплатишь, – каудихо приподнял брови. – Раз выдаешь отпрыска презренных верийцев за талмерида, ты должен заплатить. Когда этот… Когда мальчик вырастет, расскажешь ему, кто он, расскажешь, что ты и наши с тобой люди погубили его настоящих родителей. И пусть он делает выбор. Потому что, сын, обманывать можно, но не всех и сразу… Ты же решил солгать и талмеридам, и жене, и этому младенцу, и… духам.
– Ладно! Ладно, я все сделаю!
– Клянись перьями Ворона.
– Клянусь! – воскликнул Андио.
Все что угодно, лишь бы Итсуль была счастлива!
* * *
Виэльди молчал, пытаясь осознать услышанное. Конечно, Андио Каммейра поведал явно не все, однако многое открыл: и что взял младенца, подивившись его удаче, и что пришлось подменить им собственного, мертворожденного, сына. Зато утаил, как умудрился скрыть это и от своих людей, и от повитухи. Наверняка не обошлось без угроз или, что вероятнее, убийств. Ну, зато теперь понятно, почему именно он – Виэльди, отпрыск верийцев – стал сыном каудихо…
– Кто дал мне имя? – отчего это интересует, неясно: праздное любопытство, не иначе.
– Мать… Твоя названная мать, – каудихо провел рукой по затылку, почесал лоб. – Я хотел назвать тебя в честь своего деда: Ондри. Но твоя мать… Итсуль… она была чужачкой, ей не очень нравились талмеридские имена, даже мое. Только «Виэльди» нравилось. Она попросила, я не смог отказать.
– А «Данеска» ей нравилось?
– Когда она тебя родила… то есть думала, что родила, то наконец почувствовала себя своей… талмеридкой. Она не возражала, чтобы я выбрал имя твоей сестре.
– Она мне не сестра!
Андио Каммейра поджал губы, хмыкнул и бросил:
– Пусть так. Но твоя очередь отвечать на вопросы: давно у вас… это? У тебя и Данески?
– А я давно вернулся?
– Отвечаешь вопросом на вопрос? Ладно… Спрошу яснее: когда? Когда это случилось впервые?
Можно солгать, но есть ли в этом смысл? Пусть не положено открывать то, что было на празднестве: кто видел, тот видел, кто знает, тот знает, – но Андио Каммейра все же каудихо…
– В тот раз ты угадал: Данеска была на Празднике-Середины-Лета, и на ней были красные бусины…
Не-отец изогнул брови, затем наморщил лоб.
– А ты… победил в состязаниях?
– Ну да…
– Бедные мои дети, – каудихо покачал головой. – Мне жаль, что так вышло… Мне вас очень жаль.
Андио Каммейра выглядел таким огорченным, что Виэльди почти поверил в его искренность и воскликнул:
– Так отдай мне Данеску! Она не сестра мне, зато ты почти мой отец. – Он вскочил с дивана. – Неужели ты не хочешь нам счастья?
Каудихо тоже встал и прищурился.
– Счастья? Думаешь, оно у вас будет? Подумай головой, – он постучал себя по лбу, – а не тем, что между ног болтается. Даже если я на это соглашусь – а я не соглашусь! – то кто из талмеридов поверит, будто ты и Данеска не брат и сестра? Никто! А обряд крови… он нужен только твоему деду. Мне бы хватило и того, чтобы ты на словах признал себя моим сыном.
– Меня не волнуют талмериды! – огрызнулся Виэльди.
Каудихо приблизился и сжал его плечо.
– Не волнуют? А кто тогда тебя волнует? Верийцы? Вряд ли. Данеска? Нет. Иначе ты подумал бы и о ней, а не только о собственной похоти – ну или как ты там это называешь? Но ты ни о ком не думал и не думаешь, кроме себя! Ладно, тебе нет дела до судеб талмеридов, до моей судьбы, но об участи Данески ты хоть на миг задумался? Что ее ждет рядом с тобой? Ответь!
– Она не будет бедствовать!
– Да. Верю. Но разве сытость – это все, что нужно людям? Я уже говорил: даже если я соглашусь – а я не соглашусь, – вы все равно станете изгоями. Люди начнут вас избегать, злословить за спиной… А если уйдете в другие земли, то станете там никем, чужаками.
– Пусть!
– Это тебе «пусть». Ты – мужчина, привык справляться с… разным. А она? Вчерашняя девочка, у нее пока – пока! – одна любовь в голове. Но что будет потом? Она, которая может стать императрицей, станет отверженной, гонимой. Как долго она это выдержит? Не начнет ли тебя проклинать, обвинять? Подумай…
Сейчас каудихо откровенно пытался повлиять на него, даже не скрывал этого и, увы, в его словах был здравый смысл.
– Не отвечай сразу, – сказал Андио Каммейра. – Подум-май. П-п-по-ду…
Он вдруг начал задыхаться, схватился за сердце и покачнулся, его губы и веки задергались.
– Отец! – воскликнул Виэльди. – Что с тобой?!
– Н-ничего… В-все… хорошо.
Однако его состояние говорило о другом. Виэльди подхватил отца и усадил на диван.
– Что с тобой?!
– Просто.. н-нужно… отдохнуть… – по-прежнему задыхаясь, пробормотал каудихо. – Это уже не впервые… Пройдет. Сейчас… Но ты… ты назвал меня отцом… Наконец назвал…
Да что с ним такое? Почему он хватается за сердце? Неужели Виэльди доставил ему столько волнений? Отец! Пусть не родной – все равно отец!
– Да я тебя еще десять раз так назову! Только не умирай!
Андио Каммейра усмехнулся.
– Не собираюсь умирать. Бывает… сердце… шалит. Найди… вторую мать Данески… з-знаешь? Она принесет нужные отвары… все хорошо…
Виэльди тут же вылетел из комнаты и бросился на поиски Азари. Отец не должен умереть! Что бы там между ними ни случилось – каудихо обязан жить! Да, именно так: обязан!
На следующее утро Андио Каммейре стало хуже. Когда Виэльди вошел в его комнату, в нос ударили запахи лечебных отваров и горько-ароматный дым трав, курившихся в глиняных чашечках. Сизые струйки поднимались к потолку и свивались в полутьме в замысловатые узоры. Окна были занавешены.
Каудихо приподнялся на ложе, сказал слабым голосом:
– Я ждал тебя… – и повалился обратно.
– Что с тобой такое?! – Виэльди опустился подле него, схватил за руку: пальцы холодные, на лбу блестят капельки пота, а дыхание хриплое, неровное. – Скажи!
– Если б я сам знал, – усмехнулся Андио Каммейра и закашлялся. – Видимо, не стоило в ледяной реке вчера купаться… Годы мои уже не те… Вот и напала хворь, обычная хворь.
– Вечером она не казалась обычной… – Виэльди с сомнением покачал головой. Зачем отец его обманывает, какую болезнь скрывает?
– Тогда, вечером, было другое… Недуги они такие: следом за первым может прийти второй, особенно в моем возрасте.
– Да каком таком возрасте? Ты еще недавно выглядел здоровым и сильным!
– Вот именно что «выглядел». Все обманчиво, сын… Но не волнуйся, я не умираю, – он попытался рассмеяться и снова закашлялся. – Лучше ответь: ты принял решение?
– Не совсем… – Как сказать правду, если отец в таком состоянии? Вдруг начнет волноваться, злиться, и ему станет хуже? С другой стороны, лгать тоже нельзя. – Я хотел попросить, чтобы ты дал мне больше времени на раздумья.
Каудихо вздохнул, прикрыл глаза на несколько мгновений, а когда открыл, то уставился в потолок.
– Я ожидал чего-то подобного… Хотя все равно надеялся.
– Прости.
Андио Каммейра больно сжал его запястье.
– Ну, хотя бы ошибки ты не совершил. Хочется верить, что и не совершишь. А пока… Может, это и к лучшему. Я сейчас все равно, как видишь, не способен на обряд.... До камня клятв не доберусь, даже до ближайшего – в седло сесть не в силах.
У Виэльди от души отлегло: отец хоть и огорчен, но не настолько, чтобы болезнь усилилась.
– Есть еще кое-что, сын… – он наконец перевел на него взгляд. – Неспроста мы с твоим дедом хотели провести обряд именно сегодня… – он вцепился пальцами в плечо Виэльди и приподнялся. – Мы хотели, чтобы сразу после обряда ты возглавил поход… Конечно, если бы ты согласился стать моим сыном по крови…
– А если нет?
– Тогда воинов повел бы я… Они уже готовы, стоят лагерем на юге, между Плоскими холмами. Но видишь: я не могу. Так что тебе все-таки придется…
– Но ведь я не согласился.
– Но и не отказался. – Андио Каммейра разжал пальцы и рухнул на ложе. – Значит, пока еще ты мой наследник. Я отправил бы кого-то другого, у нас много хороших предводителей, но ехать надо в Нирские земли… Там придется не просто усмирить крестьян, но еще договориться с князем. Заносчивый старикан не станет объясняться ни с кем, кроме меня или… моего наследника. А разорять те земли полностью ни нам, ни Империи не выгодно: они дают много зерна, угля и дерева. Понимаешь?
– Кажется. Из-за чего восстание?
– Как обычно: большие подати, неурожайный год. Да и не восстание это пока… Так, окраины неспокойны… а князь не вмешивается: то ли чтобы Империи досадить, то ли из страха, что гнев черни против него обернется, – каудихо прокашлялся, засопел, потом продолжил: – Заставы у столицы и городов князь выставил, но своих крестьян не трогает, не мешает им нападать на имперцев и их отряды.
– Нападать? Как такое может быть? – Виэльди не сдержал изумления: это невероятно, что крестьяне сами, без поддержки горожан и хотя бы обнищавших вояк осмеливаются выступать против настоящих воинов.
– Имперцев там мало, а черни много – вот и все, – пояснил отец. – Нападают, грабят: оружие с доспехами, лошади и снедь сами по себе неплохая добыча, а для крестьян и вовсе богатство.
– Ясно. И что именно от меня требуется?
– Дед расскажет подробнее. А я… мне сложно… И так наболтал столько… аж горло раздирает и в груди… тяжко. Найди деда. Заодно объяснишь ему, почему обряда сегодня не будет… Знаешь, сошлись на меня… на мою болезнь.
* * *
Данеска сидела на полу, напевала под нос срамную песенку и плела пояс из тонкой шерстяной пряжи: хоть чем-то руки занять. Вчера, когда ушел Виэльди, она места себе не находила от беспокойства и надежды, а сегодня то скучала, то грустила, то мечтала. Мечты, конечно, были о нем…
Вот они бок о бок мчатся на конях, дом далеко позади, проклятый наследник еще дальше, а Виэльди смотрит на нее, улыбается и восклицает: «Любимая!» А потом… потом они начинают жить в одном из равнинных княжеств, скрывая свои имена и происхождение. Виэльди становится сначала простым воином, но удача его не оставляет – и вот уже он предводитель отряда, затем нескольких… А потом…
Ладно, это все мечты: не смогут беглецы поселиться ни в каком княжестве: на всех равнинных землях время от времени появляются талмериды – это если забыть, что отец начнет их разыскивать, в чем никаких сомнений. Скрыться они смогут только в Империи или в Горах-Подпирающих-Небо: говорят, там живут беловолосые и белоглазые дикари, но Данеска их никогда не видела и не знала никого, кто видел. Может, этих дикарей вовсе не существует?..
От мыслей отвлек звук: будто кто-то барабанит пальцами по слюде. Данеска повернула голову, но увидела только клочок неба – окна слишком высоко, с пола не разглядеть, кто там. Пришлось отложить недоплетенный пояс и подойти.
Это Виэльди! Волосы растрепаны, в них застряли несколько хрупких веточек: видимо, к ее покоям он пробирался через заросли сирени и терна, посаженных вдоль дома, чтобы в знойное время отбрасывали тень на стены. Почему же он не зашел, как вчера?
Виэльди глянул по сторонам и, отвечая на незаданный вопрос, сказал:
– Будет подозрительно, если я приду в твою комнату и сегодня.
Он говорил негромко, да и слюда заглушала голос, приходилось напрягать слух, но все же Данеска разобрала слова.
– Хотя бы так… – сказала она. – Лишь бы видеть тебя почаще!
Да! Видеть его скуластое лицо, горячий взгляд черных глаз, четко-очерченные губы… Ну до чего хорош! Еще бы вдохнуть запах его волос и кожи, ощутить крепкие объятия его рук…
Он приложил к слюде раскрытую ладонь, а Данеска провела по ней пальцами, коснулась губами, словно хотела почувствовать тепло его тела сквозь преграду. Словно? Да нет, именно этого она и хотела…
– Я уезжаю и не знаю, когда вернусь, – лицо Виэльди омрачилось. – Говорю это, чтобы ты не думала, будто я о тебе забыл. Я никогда не забуду…
– Уезжаешь?! – вскрикнула Данеска и чуть не заплакала. – Куда? Зачем?
– Военный поход. Надеюсь, он будет недолгим…
Теперь она испугалась. Странное дело: все мужчины ходили в сражения. Отец тоже и часто, но никогда она не боялась за него так, как сейчас боялась за Виэльди!
– А вдруг тебя убьют?! Не ходи!
– Как это «не ходи»? Я воин, я не могу лепить горшки или вспахивать землю, – Виэльди усмехнулся. – И я не женщина, чтобы сидеть дома, сучить пряжу и рожать детей… Хочется верить, что я всегда буду воевать. Да, меня могут убить… как и вы всегда можете умереть при родах. Но не бойся: в этом бою я не погибну: там всего лишь крестьяне.