И самое главное — нет ничего в душе. Ни раскаяния, ничего из того, о чем говорят великие писатели. Ни сожаления по поводу прерванных тобой жизней. Просто — какая-то щенячья радость от того, что сегодня — ты, а не тебя. Еще какое-то ликование — наверное, победное, о как мы вас! И удовлетворение от хорошо сделанной работы.
Чего там… Андерс Беринг Бревик — форева!
В это же самое время — Слава и Ильгиз выпустили восемнадцать снаряженных крупной картечью зарядов по кабине «КамАЗа» и по боевику, закрывавшему дверь. Остаться после этого в живых — было невозможно…
Перезарядив свое оружие, Слава сунулся в кабину «КамАЗа». Отчетливо пахнуло бойней. Он выстрелил еще раз — на всякий случай, ему показалось, что водитель жив. Потом — увидел у навалившегося на руль водителя заткнутый за пояс пистолет и забрал его.
Ильгиз — подсвечивая фонарем, сунулся в кузов. Бочки, закрытые какой-то мешковиной. Он сдвинул мешковину с края — и увидел тракторный аккумулятор, стоящий на полу и идущие от него к бочкам провода.
Су…и!
Подбежал Слава.
— Все тип-топ. Вглухую. Ни хрена себе…
— Сказал я себе. Валим.
Черная Приора тронулась с места, когда уже были слышны вдалеке милицейские сирены. Боевики Союза Русского Народа стали беднее на сорок два картечных и три винтовочных патрона — и богаче на трофейный ТТ и два автомата Калашникова. И несколько тысяч, возможно — несколько десятков тысяч спасенных человеческих жизней. Если бы они попытались остановить «КамАЗ», как это сделала бы полиция — скорее всего, погибли бы люди. А если бы — кто-то из ваххабитов решил стать шахидом и подорвать машину-бомбу на месте — погибло бы очень много людей. Решение этой проблемы было только одно — как можно больше пуль и как можно быстрее. Конечно — им просто повезло, четырем людям, которым было не наплевать на Россию. Но везет — всегда тем, кто действует.
Белый с синим «УАЗ-Патриот» остановился в самом начале улицы, луч фары — искателя — мазнул по улице…
Сержант полиции — старший автомобильного патруля — снял из держателя рацию.
— Центральная, я пятый. Подтверждается, две поврежденные машины, следы перестрелки. Один труп.
Трупов было десять. Но пока этого не было видно.
— Пятый, я Центральная. Перестрелка все еще идет?
— Центральная, отрицательно. Перестрелки нет.
— Пятый, приступайте к осмотру. Я направляю тревожную группу.
— Понял.
В «помогайке» патрульной машине — было, как и положено, три человека: полицейский-водитель, старший патруля в звании лейтенанта или старшего лейтенанта и просто патрульный. На всех троих — был один автомат, но лучше бы не было — стрелять из него ни один толком не умел. Еще — у них были пистолеты, новенькие Грачи — но двое из троих сдали зачет по стрельбе за бутылку водки…
Еще на троих было два фонаря — один из патрульных забыл фонарь дома, еще один был сломан.
Милиционер — водитель выбрался наружу, передернул затвор автомата.
— Может, подождем, пока группа прибудет? Затопчем улики еще… — сказал лейтенант, тщательно скрывая страх.
— Ничего не затопчем. Пошли. Халиков, возьми фонарь, осмотри джип.
Халиков, молодой сельский парень, который пошел в милицию чтобы закрепиться в городе — держа в одной руке пистолет, в другой фонарь — подошел к внедорожнику, посветил в салон. Там было такое, что он едва не выронил оружие. На осколках стекла, на капоте, в салоне — всюду была кровь. И трупы — в машине была куча трупов в самом прямом смысле этого слова.
— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант, тут…
Лейтенант подбежал от машины, где он стоял и «слушал эфир».
— Аллах всемогущий…
Сержант, полицейский-водитель в это время — держа автомат наизготовку — подошел к кабине «КамАЗа». Со стороны водителя дверь — настежь, за рулем — труп, кровь аж на землю капает со ступеньки кабины. Он посветил дальше и обнаружил, что у ворот особняка — еще один труп, лежит навзничь. Кровь в свете фонаря — была почти черной.
— А… шайтан…
Сержант начал осторожно обходить «КамАЗ», подошел к нему сзади, со стороны кормы. Полог был откинут, он посветил туда фонарем — вроде ничего нет. Поднялся, придерживаясь рукой на борт, посветил и…
В первый раз в жизни понял, что значит выражение «превратился в соляной столб».
— Е… твою мать…
Как только сержант обрел дар речи, причем почему то русской, а не татарской — он бросился бежать от этой страшной машины.
— Что там? — лейтенант испугался не на шутку — еще трупы?
— Хуже. Какие-то провода и бочки, полный кузов. Вызывай саперов, и давай за угол отъедем. А то ща как рванет!
Лейтенант побелел как мел.
В это же время — Рено Логан остановился за углом небольшого пятиэтажного дома в новом районе — тут были приличные, кирпичные дома. Совсем недавно построенные, с большими квартирами, два балкона на квартиру. Богато жили в Татарстане, богато даже в таких городишках, как Агрыз.
Три человека вылезли из машины. Сноровисто разобрали снаряжение. Почти новая Бенелли М4, Сайга, МР-156 с тактическом варианте со складным прикладом. Травматические и один настоящий, милицейский ПМ. За травматику сейчас гоняли, патронов было не купить — но кому надо, у того все что надо было…
— Ну, где?
— Четвертый этаж. Квартира слева, одиннадцатая… — обреченно сказал татарин — информатор.
Один из боевиков — сноровисто пристегнул его к ручке двери машины изнутри. Вынул ключ из замка зажигания.
— Здесь посиди.
Бегом, придерживая оружие — бросились к первому подъезду. Путь им — преградила стальная дверь с кодовым замком, ночью ждать пока кто откроет — можно до второго пришествия.
Один из боевиков — отошел, посмотрел наверх. Крыша над подъездом, выше — стекло.
— Подсади…
Самый здоровый из них — подсадил Генку, маленького и юркого удмурта на крышу. Тот немного повозился там. Снизу услышали, как звякнуло разбитое стекло, потом — сыграла нехитрую мелодию, открываясь, дверь.
— Двигаемся!
Поднялись наверх, раскатали черные шапочки-гондонки, превратившиеся в маски. Сняли с предохранителей оружие.
Дверь — стальная, с глазком. Просто так не вскроешь, солидно сделано. Такие — сейчас обычно на точках стоят, где наркоту продают, просто так не сшибешь. Этаж — тоже нехороший. Если бы пятый — сверху бы, на балкон спустились, второй — с крыши подъезда по газовой трубе перескочили бы…
А тут — четвертый…
Один из боевиков показал на ружье.
— А если адрес левый, татарин соврал? Прикидываешь?
Да уж…
Решили — внаглую. Один из бойцов — нахлобучил свою полицейскую фуражку, достал удостоверение. Глазок вроде как примитивный. А сталь — она не только с одной стороны защищает, с двух.
— Встань правее….
Постучали в дверь. Еще раз. Сначала ничего не было, потом — послышалось какое-то шевеление. Секунда за секундой — летели как безнадежно опаздывающий поезд…
— Откройте, полиция!
Бах!
Стеклянный глазок взорвался изнутри стеклянными брызгами, в квартире — глухо громыхнуло.
— Су…а!
Один из бойцов, самый опытный, раньше служивший в ОМОНе — дернул на себя «полицейского», вскинул Бенелли, выстрелил по замку.
Нет!
Новый выстрел — грохот закладывает уши, пахнет горелым порохом и раскаленным металлом. На месте замка и чуть повыше, где, по мнению ОМОНовца может быть защелка засова — рваные дыры…
— Есть!
В квартире оглушительно жахнуло, дверь рвануло из рук от удара дроби с близкого расстояния. ОМОНовец — просунул ствол в дверь, несколько раз нажал на спуск, посылая в квартиру картечь заряд за зарядом. Обернулся, вырвал у стоящего за ним полицейского МР-153, сунул ему Бенелли. Патроны одни и те же, перезарядит.
Толкнул стволом искалеченную дверь, на всякий случай шарахнул еще пару раз, заглянул. На полу — кто-то лежит и явно дохлый — не успел спрятаться, сразу под ружье и попал. Больше никого нет — только пороховой дым и искалеченные картечью внутренние двери.
И все это — освещает горящая под потолком в светильнике лампочка — она не разбилась.
— Ложись, работает ОМОН! — выкрикнул он, шарахнул еще раз из ружья вдоль коридора, заскочил в квартиру. На ружье был фонарь, хоть какое-то подспорье. Четыре шага, коридор дальше разветвляется — ход на кухню, тут же — туалет и ванная. Следом — громко топая ворвались еще двое, он тормознул полицейского, отправил его направо…
— Проверь!
С ружьем проверять — самое то, но единственный боевой пистолет — у него. Ничего, проверит…
Из-за двери впереди бахнуло — и ОМОНовец ответил двумя снопами картечи. Не чувствуя боли — бросился вперед, саданул стволом ружья по остаткам стекла в двери.
Луч подствольного фонаря — в одно мгновение высветил женщину, темноволосую, одетую как обычная пассажирка. Глаза ее сверкали дикой ненавистью, в руке — сумка, в другой — ничего. Кто стрелял — он так и не понял.
Шахидка!
ОМОНовец выстрелил — и в этот момент, все взорвалось. Стена пламени рванулась на улицу, плеснула через окна, на балкон, одновременно по всей площади — лопнуло, разлетелось на мелкие части остекление. Потом — не выдержав, рухнуло перекрытие…
На небольшую улицу, где строилась местная элита — приехала прокуратура, потом — еще люди. Воскресение — поднимали кого могли и как могли, кого и не нашли. Один из милиционеров — оказался ветераном Чечни, он поднялся в кузов и сбросил клеммы со стоящего в кузове аккумулятора — чтобы лишить взрывное устройство питания. Из Ижевска — ближе — вызвали отряд спецназа ФСБ и саперов, позвонили в Казань — те тоже обещали прислать отряд специального назначения полиции. Начали эвакуацию жителей по всей улице. Было известно о том, что ночью в городе произошла еще одна перестрелка, взорвался жилой дом, есть погибшие.
Сообщили в Москву — но там это сообщение никого не удивило. На Кавказе началась война, рассматривался вопрос о введении на всей территории страны режима чрезвычайного положения.
Уже когда рассвело — две одинаковые черные «Тойоты» привезли несколько человек из Казани — в том числе старшего следователя по особо важным делам Прокуратуры РТ Абыла Мингазова — он входил в состав специальной группы, охотник за ваххабитами. Человек непростой судьбы — младшего сына упустил, втянули в организацию, отправился на Северный Кавказ и там погиб под ударом беспилотника. Теперь — Мингазов слыл беспощадным охотником за ваххабитами, жил на территории воинской части, по слухам — одного из задержанных эмиров забил до смерти на допросе. Хотя — с виду обычный мужик, среднего роста, интеллигентный. Только седины много.
Мингазов — прошелся по уже оцепленной территории, своим неспешным, несуетным следовательским взглядом выхватывая детали. Вот тут — кучка гильз от дробовика и вон там — еще одна. Били из полуавтоматов, Сайга или Вепрь, гильзы светло-серые, почти прозрачные — тоже ижевские. Судя по количеству и расположению — били с засады, заранее заняв позиции — и скорее всего, гости были с Ижевска. Там оружия полно, в том числе и нелегального, полно и русских — республика национальная, но удмурты на третьем месте по численности, а русских и вовсе — большинство. Да, гости оттуда были…
Машина — «Ланд Круизер», двери открыты, изрешечена и разбита картечью, считай, в хлам. Ее прикрыли простынями, чтобы не было видно месиво в салоне — а то журналистов понабежало, одного с соседней крыши сняли — в погоне за сенсационным кадром туда забрался. Как ищейки, честное слово, эту бы энергию да в полезных целях…
Навстречу попался местный следак, он куда раньше приехал. Мингазов — углядел листы протокола на доске с зажимом сверху — удобная вещь, раньше на капоте писали, а то — и на спине ближайшего милиционера.
— Описали? — кивнул он на машину.
— Да, Абыл Рамилевич, описали.
— Тогда увозите, нечего тут…
Уже попахивало. В некоторых местах — на простынях проступала побуревшая кровь. Вахи говорят, что тот, кто умер как шахид — после смерти не воняет. Вот их бы сюда привести — и носом во все в это ткнуть.
Мингазов пошел дальше, подошел к машине взрывотехников — черный, купленный к Универсиаде, с высокой крышей Фольксваген. У него стояли полицейские чины, двое помогали взрывотехнику освободиться от своего костюма, который весил больше пятидесяти килограммов. В машине был и робот — только как его в кузов «КамАЗа» закинешь?
— Что там?
— Полный кузов. Бочки с самодельной взрывчатой смесью на основе удобрений. Газовые баллоны. Может и еще что, мы в сам кузов не лезли, только просветили и убрали инициирующую сеть. Надо сейчас армейских, пусть все это вывозят на полигон и взрывают.
— Машину нужно оставить, ей эксперты займутся.
Все посмотрели на взрывотехника, тот кивнул.
— Можно.
— Большая мощность?
— В Казани услышали бы… — сказал взрывотехник, нервно затягиваясь поднесенной сигаретой — не меньше тонны в тротиловом эквиваленте, а скорее всего — полторы. Серьезно поработали.
Уж куда серьезнее…
Подошел местный начальник милиции… тьфу, полиции, все никак это слово не приживалось. Кивнул. Отошли, поздоровались…
— Что? — спросил Мингазов.
Начальник полиции, полноватый, с короткими, жесткими усами — недовольно покачал головой.
— Башку снесут в Казани за такое…
Казани — здесь боялись больше, чем Москвы, намного больше. Москва — в дела этой большой и благополучной, полунезависимой республики — почти не лезла.
— Не снесут. Телевизор смотрел?
— Какое там…
— А посмотри. Сейчас такое делается…
— Что?
Про то, что рвануло в Чечне — уже знали и не представляли, что может быть еще хуже.
— Посмотришь, узнаешь. Опознали?
— Да… — полковник полиции замялся — один из этих… сын главы местной администрации… младший. Он домой вахов привел, сестру младшую в комнате запер, отца связали. Прямо там, в доме бомбу собирали.
Мингазов ничего не прокомментировал. Это все — было хорошо знакомо. В оперативные действия он тоже не вмешивался, это дело оперов. Только в фильме — следак по месту происшествия как ищейка лазает, улики ищет. В реальности — отыскание и закрепление улик это дело криминалистов, оперативные действия — дело УГРО. Следователь — тут только затем, чтобы лично ознакомиться с местом происшествия, чтобы потом эффективнее вести следствие по делу, эффективнее вести допросы. Есть следователи, которые ж… от кресла оторвать боятся… ну так халтурщиков везде полным-полно.
— Убили?
— Да, в машине лежит. Я опознал.
— Я про главу администрации.
— А… этого нет. Дома сидит, развязали. Врач у него.
Мингазов — достал небольшую стальную капсулу, бросил на язык таблетку, немного подождал. Отпустило. Полковник Халиков с сочувствием следил за следаком — он хорошо понимал его чувства. Их мир… патриархальный, который и после падения СССР оставался — разваливался на глазах. В Татарстане, где почитание старших более выражено, чем в остальной России — до недавнего времени просто невозможно было себе представить, что сын привел в дом бандитов и связал отца. А теперь — это было. Они — их дети — в какой-то момент становились как чужие…
— Соседи навестили?
— Наверное… — Халиков неодобрительно покачал головой — вы еще на втором месте не были, видно, объединять придется…
— Что там?
— Трое, с ружьями — взяли штурмом квартиру, вышибли дверь. Взрыв. Часть фасада обвалилась, уже семь трупов нашли, работают дальше. Там, за углом у дома — тачка, Логан, новая почти. Удмуртские номера, таксишка. Пустая, только сзади — ручка вырвана.
— Информатора везли… — понимающе кивнул Мингазов.
Если так — то все и понятно. Получили информацию, в милицию… полицию не слили, отправились самостоятельно на реализацию. Скорее всего — в группе были бывшие, а то и действующие сотрудники полиции. В одном месте — сработали чисто… то ли повезло, то ли каким-то образом — заранее узнали. Сели в засаду и расстреляли из всех стволов, как в Чечне. В другом случае — один из вахов активировал детонатор и погибли на месте. Такси — одна из крыш Союза Русского Народа, этой крышей практически все пользуются. И заработок для своих неплохой, и слежку вести можно незаметно и мобильны все, чуть что — все в одно место разом подскочат. В некоторых местах — таксистские информационные службы — тоже работали на Союз, фактически это была параллельная система координации и связи, ничем не хуже полицейской. Теперь — кому бы не принадлежала эта машина — ему ничего не предъявить. Такси — оно такси и есть, разных людей возит. Посулили водиле денег — отвези в Агрыз. Он и поехал. Хозяин не в ответе, водила если что — запросто скажет, что угнали, я не я и лошадь не моя. И попробуй кому чего предъяви…