- Нужно закончить обыск!
Девушка кивнула, и хихикнув произнесла:
- А теперь тебе будет немного больновато, так что потерпи!
Надзирательница еще капнула немного на палец вазелина, и резко вошла в анальное отверстие студентки. Лицо у Теодоры стало красным от стыда. А девушка ввела второй палец, от чего буквально стало рвать зад. Учила, охнула, это и в самом деле неприятно. А девушка сунула руку глубже и действовала теперь куда грубее. Видно ей хотелось причинить боль. Надзирательница усмехнулась, и добавила третий палец, и углубилась рукой в прямую кишку.
Теодора закричала от боли, ее рвало на части. Тру плотные девчонки держали студентку за руки. Другая девушка, что держала ее успокаивая, подчеркнуто ласковым тоном.
- Мы только посмотрим! Не дергайся, когда сопротивляешься - больнее!
У Теодоры текли слезы по щекам. Девушка-надзирательница уже засунула целую руку... Выступила кровь...
Она немного провела пальцами в прямой кишке, и наконец, извлекла свою перчатку, заметив:
- Ну, похоже, чистая!
После чего сорвала резину с правой руки и бросила в утилизатор. Теодора с облегчение выдохнула: наконец обыск закончен!
Но радовалась рано. Девушка извлекла другую перчатку из тонкой резины и снова надела ее. И Теодору едва не стало дурно. Юную студентку затрясло.
Надзирательница успокоила ее:
- Не бойся! Сейчас я проверю твои ножки и все!
Действительно девушка пощупала мышцы тренированных ног, потела под коленками, надавила на икры. Спустилась до подошв. Ощупала каждую ступню. И заглянула между пальцами, проводя и надавливая. Ну, ничего такого болезненного. Но Теодоре все равно противно: стыдно, страшно, неудобно.
Надзирательница провела по подошвам, от чего стало щекотно, по немного огрубевшей от хождения босиком по пляжам солярия и гимнастических залов ступне. И заметила:
- У тебя очень красивые ножки, небось парни смотрят!
Другая девушка отметила:
- Для девятнадцати лет вы прекрасно выглядите. Очень мускулистая, меньше двадцати пяти не дашь! Оставайтесь здоровой и свободной!
Наконец обыск закончился. Напоследок с Теодоры сняли отпечатки еще и босых ступней. После чего выдали полотенце, новый кусок казенного мыла и отправили в душ.
Теодора чувствовала себя расстроенной и униженной. Болела задница, в которой видимо нарочно так повозилась надзирательница, суя целиком руку. Хорошо хоть она у нее сравнительно небольшая. Хуже было бы, если бы обыскивали надзирательницы размерами с горилл. Но вообще на душе тревожно. Вдруг следователь ее обманул, и сейчас поведут в камеру. Обычно в западных фильмах про женские тюрьмы, сначала тебя фотографируют, снимают отпечатки пальцев, тщательно с залезанием в интимные места обыскивают и... моют под душем. А потом в камеру. Хорошо еще если в одиночку. А так могу и в общую, вонючую, с множеством неприятных сокамерниц.
А там еще и прописку устроят! Теодора мылась, регулируя струю воды, под теплую. И вода успокаивала. Девушка потерла мылом и казенной мочалкой подошвы, чтобы убрать краску. Ну и почему со ступней сняли у нее? Мало кому придет в голову, идти на дело босиком.
А что будет с Сашкой если его арестуют? Мальчика наверняка тоже подвергнут таким унизительным и неприятным процедурам, как обыск, фотографирование, снятие отпечатков пальцев. Да и еще отправят в камеру к малолетним бандитам. Бедный мальчик, как его жалко. А вдруг Сашку будут пытать. Бить резиновыми дубинками, по босым пяткам мальчишки? Или током, или еще хуже "слоником"? Это когда надевают маску и пускают газ.
Теодора тяжело вздохнула, и снова стала тереть себя мочалкой. Казенная мочалка, жесткая.
Мылась студентка слишком долго и на нее прикрикнули, чтобы скорее заканчивала.
Потом она вытерлась. Полотенце было застиранное, потертое, не очень удобно вытираться. Самое паскудное, что ее одежду принесли не сразу. И видно было, что потеребили, распороли швы. Высокие каблуки отодрали, и приклеили снова. И пахло прожаркой, немного потемнела ткань. В результате чего она теперь похожа на чучело.
Тедору вывели, и девушку трясло от волнения. Куда ее поведут. К камерам или... А тут еще и решетки.
Наконец, юная, восхитительная девушка почувствовала облегчение, повернув к воротам. У входя ее, ощупал полицейский в черном. Но так небрежно. Появилась надзирательница, и снова Теодора вздрогнула. Девушка в белом халате передала бумагу, прошипев:
- Вас пока оставляют под подписку о невыезде! Через два дня явитесь на суд, и судья окончательно определит ваш статус - обвиняемая или свидетельница.
Теодора взяла в руки бумагу, посмотрела на печать, и увидела подпись зама прокурора Москвы. Спрятала себе в карман. И тяжело вздохнула. Никогда она не забудет такого унижения. Ее обыскали, словно последнюю шалаву.
Но потом в голову ударила другая мысль. Если ее возьмут под стражу то подобные обыски, или еще хуже будут проводиться каждый день. А может и несколько раз на день.
Наклонив голову Теодора, пошла из участка. Немного хромала. Все еще болит растянутый задний проход. Так и геморрой можно получить. У уроды, издеваются на интеллигентным человеком, знающим восемь языков. Полицейский беспредел!
Как раз полицейские ей и преградили дорогу, трое громил с бульдожьими физиономиями.
А за ними появился Анатолий Павлович, и пара женщин в белых халатах.
Следователь, ядовито скалясь, прошипел:
- Извините гражданочка ошибка вышла! Вас отпустят под подписку о невыезде, только если вы подпишите явку с повинной. Анатолий Павлович ядовито усмехнулся.
Теодора плаксиво произнесла:
- Вы мне обещали дать подумать!
Анатолий Павлович сделал злобный взгляд:
- А что вам мало времени, чтобы понять, что такое тюрьма? - Следователь сжал кулаки, пробурчал. - Ну ладно думать будете СИЗО. Только помните, шмон по прибытию в следственный изолятор обязателен. И поместят вас не курортные условия.
Следователь махнул рукой. Полицейские бросились на Теодору, завели сзади руки, и плотно захлопнули на запястьях наручники. Потом зажали их посильнее. Девушка заскрипела от боли зубами. Как въелся металл в нежные, девичьи запястья.
Потом ей еще нацепили кандалы на ноги. И спустили цепь. Идти стало неудобно, широкий шаг не сделаешь. Девушка побрела гусиным шагом, подталкиваемая штыком автомата.
Ее подсадили в черный, закрытый воронок. И приковали цепь к бронированной впадине к стальной стене. Закрепили... И повезли девчонку в тюрьму. Практически ничего девушке не было видно. Только узкая полоса забранная решеткой.
Теодоре, стало очень тоскливо. Она как птица в клетке, и везут ее в неволю. Грустно и тяжело. Да и страшно. Тюрьма. Решетки, заборы, злые собаки, полицейские, и что особенно пугает - злые сокамерницы. Но она Теодора сумеет постоять за себя. Девушка звякнула цепями. Как больно сжатым запястьям, немеют пальцы. Скрутили изверги, фашисты! Но разве можно так поступать?
Теодора дернулась, попробовала разорвать наручники, но взвыла от боли. Да это жестко. Хотя она и тренированная девушка.
Вот бы эту стерву Екатерину Моисеевну поймать и избить. Возможно даже ногами. И сломать ей ребра!
Теодора прошипела:
- Нет пощады, нет пощады врагу! Ради славы, ради славы, я ментов посеку!
Вот ее ввели в тюремный двор, следственного изолятора Бутырской тюрьмы.
Вывели в наручниках и ножных кандалах. Приклеенный каблук отвалился, и Теодора прихрамывала. Вот ей и лицо ударил запах тюрьмы и хлорки. Ввели в коридор. Девушка прихрамывала. Навстречу вели какого-то зека в татуировках. Тот испустил пошлую шутку. Теодора вздрогнула и постаралась унять страх. Ее вели в приемный покой. Сначала, все пошло по привычному: фамилия, имя, отчество. Какие вещи с собой?
Теодора была налегке. Но сопровождающий полицейский крикнул:
- Она особо опасная и нуждается в самом тщательном обыске.
Теодора еле слышно пробормотала:
- Нет! Не надо...
Ее отвели в особую комнату для досмотра с зеркалами. Женщина полицейский снова стала кричать:
- Платье!
Потом повысив голос:
- Лифчик!
- Трусы!
- Туфли!
Когда Теодора оказалась совершенно голой, другая, очень крупная и мужеподобная надзирательница схватила Теодору за волосы, поставила ее подбородком на впадину, деревянного квадрата.
Несколько женщин и какой-то профессор в очках стали осматривать девушки. Смотрели на ее тело через увеличительные приборы, фотографировали, переписывала приметы.
От этого Теодору бросало то в жар, то в холод. Потом ей приказали приседать.
Девушка легко присела раз десять. Снова ее поставили в деревянный квадрат. Женщина-горилла надавила на подбородок и полезла руками прямо в рот. Руку и нее были не совсем чистые, волосатые как обезьяны, и у Теодоры затошнило по настоящем.
Девушка вырвалась и заорала:
- Не смейте лезть в рот немытыми руками! Сначала оденьте перчатки, и лишь потом суйте.
Женщина-полицейский видимо главная тут, крикнула:
- Надень перчатки! И обыщи ее с головы до пят!
Надзирательница с трудом натянула на лапы, резину. Она была явно недовольно. После чего приступила к досмотру. Грубо растрепала Теодоре, волосы, едва не вырвав их с корнем. Потом начала давить на уши. Крутила их... Загляну в ноздри. Проревела: прокашляй.
И снова полезла в рот. Крутила язык и колупалась, давило на небе. В конце концов, девушку вырвало. Она облевала надзирательницу рвотой. Тут же не ней подскочили женщины с дубинками, и нанесли несколько ударов по спине и груди.
Старшая тюремщица крикнула на них:
- Прекратить избиение! А вы все же осторожнее. Мы не пытаем, а обыскиваем особо опасную преступницу.
Надзирательница-горилла вытерлась и продолжила досмотр. В рот больше не лезла, но грубо щупала груди. Очень грубо, стараясь причинить Теодоре, как можно больше боли. Девушка скрежетала зубами, но старалась не выдать муки.
Надзирательница-горилла с ухмылкой заметила:
- Какие сисечки! Ты, наверное, была проституткой в борделе!
Главная полицейская подтвердила:
- Да это шлюха! Любовница миллиардера. Она же и замочила!
Надзирательницы захохотали, и с рыкнули:
- Оно и видно краля!
Мужеподобная надзирательница надавила под мышками, погладила руки, посмотрела между пальцами. Потом стала крутить пупок. Но крепкий пресс Тореадоры мешал, как следует ухватиться горилле.