Дальше все было, как во сне. Шелк обнаженной кожи, сладость поцелуев, безумно нежные объятия и ласки, и бурный страстный акт любви. Ригель мял в пальцах матовые ягодицы, гладил бедра, захлебываясь в запредельном урагане знойных ощущений. Парнишка что-то лепетал, под действием наркотика не понимая, что происходит с ним, и голосок его, как музыка, ласкал и умилял. Хотелось снова целовать его, снова входить и подчинять себе, отчаянно боясь, что не удастся продержаться долго, и эта сказочная близость оборвется слишком рано…
- Я так и не увидел твоего лица, - с трудом разобрал он прерывистый шепот омеги, - может ты снимешь маску? Хочу тебя запомнить, альфа.
- Прости, малыш, я не могу, - медленно приходя в себя, отозвался Ригель. Он нехотя оторвался от своего любовника и начал одеваться. Собственно, нужно было только натянуть штаны и застегнуть впереди крючки тонкой туники, потом закрыть все это сверху черной облегающей одеждой. - Мне жаль, но надо уходить. Тебе ведь было хорошо со мной?
- Да, было хорошо, - томно потягиваясь, прошептал омега. - Хотя все это получилось как-то очень странно. Я никогда не думал делать это с незнакомым альфой, тем более, вором, проникшем в дом, в котором нечего украсть…
Ригель не дал ему договорить и, брызнув на платок из другого пузырька, который на всякий случай всегда носил с собой, прижал его ко рту омеги. Усыпляющий состав тут же подействовал, погрузив юношу в глубокий и спокойный сон.
Почти не таясь, альфа выскользнул из комнаты, спустился по лестнице вниз и через минуту уже шел через лес к приметной сдвоенной березе, призывая условным свистом своего верного коня, которого он отпустил пастись в твердой уверенности, что умное животное никому не позволит не только поймать себя, но даже обнаружить.
***
- Ригель, плохие новости, - встретил его в сенцах слуга, - верней, тревожные. Похоже, объявился Онисий Со!
- Мой дядюшка? И что в этом плохого? - не понял травник.
- Ваш отец не все вам рассказал, - Син поклонился, перейдя на вежливый официальный тон, - ему простительно, он болен. Но то, что объявился Онисий, это совсем нехорошо. И так не во время, черт побери!
- Син, что ты ноешь, как омега? Говори по делу!
- Наш человек, что служит в поместье вашей семьи, принадлежащем теперь старшему сыну графа Филлипа, видел Онисия возле забора, в кустах. Мошенник очень изменился, но все-таки слуга его узнал…
- И что с того? Дядюшка давно не был в родных местах, так почему бы по приезду не взглянуть на бывший дом? Но ты назвал его мошенником? Не хочешь ли сказать…
- Ригель, твой дядя помогал Филлипу завладеть имуществом вашей семьи, обиженный на господина из-за наследства. Наверное, граф что-то пообещал ему за помощь, но после, когда все благополучно завершилось в его пользу, нашел предлог избавиться от сообщника. Ну, это ваш отец так рассудил, а как на самом деле было, неизвестно. Однако много лет про Онисия не было никакого известия, а вот теперь он снова здесь, и думаю не ошибусь, сказав, что знаю цель его приезда. Он хочет отомстить Филлипу и вернуть поместье, поэтому и крутится поблизости, прикидывая, как пробраться внутрь и разыскать бумаги. Поторопись, Ригель, не допусти, чтобы мошенник завладел поместьем.
- Легко сказать: “Поторопись!” - буркнул Ригель, проходя в дом. - Да я и не уверен, что хочу что-то менять в своей привычной жизни. Меня устраивает все, я независим и свободен!
- Но твой отец? Ты обещал ему! Кроме того, ты по рожденью граф, так неужели все забыл, смирившись с долей бедняка?
- Хм, бедняка, - фыркнул Ригель. - Да я сейчас уже могу скупить все лучшие дома в этом убогом графстве! Ладно, ты прав, негоже отдавать все проходимцу дяде. Син, постарайся разузнать, что он задумал, а я пока пойду и разберусь с бумагами, которые украл в старой халупе Рю.
========== Глава 3. ==========
Оливьер Рю неподвижно сидел возле одного из овальных прудов, размышляя, что же произошло с ним прошлой ночью. Внутри его все ныло, но боль была скорей приятной, чем наоборот, и это тоже ощущалось странно, по крайней мере, неожиданно, ибо наставник уверял его, что первая близость с альфой приносит омеге только муки.
- Он врал мне и пугал телесной болью, чтобы я избегал соблазнов, - фыркнул юный граф, глядя, как играют солнечные блики на глади воды, - наверно, так ему велел отец, который никогда не относился ко мне, как к человеку, а видел только красивую куклу, призванную сыграть свою маленькую роль в его честолюбивых планах. И эта кукла не должна была быть сломана или испачкана прежде времени.
Оли был единственным омегой в большой семье графов Рю, причем самым младшим сыном, поэтому с ним особенно не церемонились, с детства отдав на руки учителей и воспитателей. Он жил отдельно от братьев в левом крыле отцовского дома, где ему было отведено несколько комнат, на улицу выходил только в сопровождении и не имел никакой личной свободы. Особенно оберегали его от близкого знакомства с молодыми альфами, храня в чистоте и невинности для предстоящего брака.
Однако все эти строгости воспитания не помешали Оливьеру вырасти своевольным и упрямым, умеющим добиться поставленной перед собой цели. Он рано научился притворяться и обманывать воспитателей, а также надавить в нужный момент на жалость и повернуть любую, даже абсолютно невыгодную ситуацию в свою пользу. Замуж он не хотел, ибо жених не вызывал у Оли даже маленькой симпатии, но он прекрасно знал, что подобные мелочи никого не волнуют - каждая из двух семей имела в предстоящем брачном союзе свой политический и финансовый интерес.
До свадьбы осталось меньше года, когда молодые альфы из богатых семей начали проявлять к миловидному Оливьеру недвусмысленный опасный интерес. Винить их в том было нельзя, ибо о помолвке официально объявлено не было, и тогда отец решил увезти сына из города в отдаленный загородный дом, дабы оградить от соблазнов света. В обществе объявили, что младший сын графа Рю отбыл путешествовать по святым местам, что было довольно распространено среди титулованных особ и не вызвало удивления.
Жизнь в загородном доме была однообразна и тиха, но устраивала Оли куда больше, чем шум и блеск высшего света. Он много читал, занимался фехтованием, гулял в окрестностях поместья и в лесу. На старой вилле обитали только двое слуг, которые следили за порядком. Впрочем, усердной работой супруги себя не обременяли, и все спальни второго этажа, кроме той, которую занимал юный граф, были запущены. Глухой омега убирал только внизу, на лестнице и в покоях господина, даже не зная, кто он такой на самом деле и принимая за дальнего родственника хозяина, которого он приютил на время в своем пустующем загородном доме.
Общение между хозяином и слугами сводилось к минимуму. Утром глухой горничный приносил завтрак, жестами показывал на поднос и оставлял господина в одиночестве. Оли лениво ковырял в тарелках и шел гулять к прудам. Его никто не сторожил и он спокойно мог уйти отсюда, но слишком хорошо понимал, что уходить ему некуда, если только он не хочет стать нищим бродягой или шлюхой в каком-нибудь публичном доме.
Внешне Оливьер подчинился обстоятельствам и послушно ждал свадьбы, но в глубине его души зрел яростный протест. Подспудно он желал каких-то перемен, но вот каких, и сам не мог бы объяснить себе. Часто лежа без сна в тиши своей комнаты, мечтал, чтобы явился вдруг к нему некий герой на белом коне и умчал, как пишут в сказках, далеко-далеко отсюда, за моря и леса, избавив от нежеланной свадьбы.
Однако вместо сказочного принца в его одинокую спальню заявился вор. Весь в черном, с головы до пят, гибкий и стройный, значит, молодой - зачем он влез в их загородный дом, где не осталось никаких ценных вещей, Оли не знал, да это было для него совсем неважно. Явление вора его не испугало, напротив, он почувствовал неизъяснимое волнение в крови - от альфы шел приятный тонкий аромат, совсем другой, чем от его нареченного жениха маркиза Фирта Бузеля. Тот вечно заливал себя слащавой цветочной отдушкой, полностью заглушавшей его естественный телесный запах. Это совсем не нравилось омеге, но говорить об этом жениху не видел смысла, Фирт все равно не стал бы слушать, да еще и обозлился, посчитав оскорблением.
Вор чем-то одурманил его разум и с легкостью взял тело, но Оли вовсе не жалел об этом, увидев в неожиданном приключении перст судьбы и предвкушая те сладкие минуты мести, когда лекарь осмотрит его и доложит отцу о потере целомудрия. Папаша будет в ярости, но что он сделает родному сыну? Прикажет выпороть и отослать в монахи? Это гораздо лучше, чем каждую ночь спать с Фиртом, принимать в себя его семя и без конца таскаться с большим животом, вынашивая очередного младенца. Слушая старого наставника, Оливьер был убежден, что удовольствие от телесной близости получает только альфа, омеге же отведена роль жалкого страдальца, вынужденного терпеть грубое проникновение в свое тело детородного органа мужа, и это еще не считая предстоящих испытаний беременностью и страданий во время родов!
Однако близость с незнакомцем удивила юношу и вогнала в трепет. Возможно, все дело было в дурмане, которым альфа легко подчинил себе его разум и тело, но Оливьер совсем не боялся и почти не почувствовал боли. Внутри резко кольнуло и он тихо простонал, и тут же теплое блаженство затопило целиком, и он стонал теперь совсем не потому, что ему было неприятно. Напротив, с каждым новым толчком альфы новые ощущения все больше нравились ему, подводя к какой-то доселе неведомой грани удовольствия. Не замечая, что царапает ногтями плечи парня, Оливьер что-то бормотал, негромко вскрикивал и раскрывался все бесстыднее, стремясь скорей достичь того, чего так жаждало сейчас его измученное первой страстью молодое тело…
Когда все кончилось, и он лежал без сил, с трудом приходя в себя после пережитого чувственного экстаза, ему отчаянно захотелось увидеть лицо человека, подарившего ему столь драгоценное откровение, узнать его имя и пронести в размякшем от благодарной нежности сердце через всю будущую монашескую жизнь.
Однако парень не открыл ему лица. Все, что Оливьер смог увидеть в тусклом свете ночника - татуировка на правой руке альфы, повыше локтя. Две двухголовые змеи переплелись в смертельной схватке, разинутые пасти, острые языки - альфа двигал рукой, и змеи двигались тоже, отчего казались живыми. Словно завороженный, Оливьер наблюдал за игрой теней, млея и дрожа от охвативших его безумных эмоций. Ему казалось - он влюблен в него, этого сумасшедшего вора, очарован мягкими движениями длинного тела, изгибами бедер и плоского живота, по которым бегали блики ночника, придавая свершавшемуся действу загадочность и смысл…
Проснувшись утром, Оли ожидал, что действие дурмана прекратилось, а значит, и иллюзия влюбленности ушла, но отчего-то мысли и мечты о незнакомце никуда не делись. Но как же так, разве он мог влюбиться в маску, в быстротечную иллюзию, в фантом? В развратного бессовестного человека, который взял его лишь в силу мимолетного каприза и похотливой сущности? Он даже не скрывал, что просто захотел развлечься, воспользовался приворотным зельем, который сделал из него, Оливьера Влюзера Мартиса, седьмого сына графа Рю, безвольную послушную марионетку!
- Наверно, я порочен от природы, - оглядывая следы ночного беспредела, пробормотал Оли, - иначе вместо глупых мыслей о влюбленности сейчас испытывал бы бурный гнев. Мною попользовался проходимец, словно последней блудной швалью из борделя, а я, вместо того, чтобы негодовать, скучаю по нему и жажду повторения… А вдруг я забеременею после этой ночи? Нет, этого не стоит опасаться, сейчас же у меня не цикл, в конце концов. Скоро отец пришлет за мной, до свадьбы меньше месяца, и вот тогда…
Что будет с ним, Оливьер даже думать не хотел, однако мстительные мысли пересиливали страх. Планы отца грозили рухнуть, а многообещающая свадьба развалиться, все зависело от того, насколько щепетильна семья маркизов Бузелей в отношении чистоты брака…
***
- Мой господин! - к пруду бежал слуга альфа и Оливьер заранее поморщился - утром от него особенно сильно воняло перегаром. - За вами прислан экипаж! Быстрее, господин, мой муж уже пакует ваши вещи!
“Ну вот, как кстати, - усмехнулся Оли про себя. - Сейчас от меня за версту разит чужим самцом, да и проход наверняка еще растянут, так что лекарю даже не придется осматривать меня, чтобы сделать убийственный для папаши вывод…”
Отец что-нибудь наплетет семье маркиза Бузеля, все успокоится, потом его по-тихому отправят в монастырь. Но вот хотел ли сам Оливьер стать монахом? Еще вчера он точно знал ответ, теперь уверенность поколебалась.
- Я в самом деле оказался грязен и порочен, - бормотал он, неторопливо направляясь к дому, - я грязен изнутри, но до сих пор не знал об этом сам. Я больше не хочу быть праведником и молиться в храме, мне хочется найти того вора, кто влез ко мне сегодня ночью и снова разделить его греховное желание…
Омега знал, что это лишь бесплодные мечты. Искать того, чье имя он не знал, чьего лица не видел? Не будешь же болтаться по столице и спрашивать у всех подряд про парня с татуировкой на руке? И кто его отпустит так вот запросто болтаться где попало?
Как юный граф и ожидал, сразу же по прибытию в столицу его немедленно потащили к лекарю. Осмотр не занял много времени. Лицо у пожилого беты вытянулось от страха и изумления, он побледнел и опустил глаза. Отец, конечно же, немедленно заметил эти явные признаки неприятных новостей и призвал ученого к ответу.
- Что с ним не так, Буше? Оливьер чем-то болен?
- Нет, Ваша Милость, он здоров, но… как бы вам сказать…
- Как есть, так и скажи! Чего ты мнешься?
- Простите, г-господин… ваш юный сын… утратил непорочность… Мне очень жаль вам это говорит-ть…
- ЧТО ОН УТРАТИЛ? - загремел граф Рю. - Да как ты смеешь врать? На дыбу захотел?
- Я не посмею обмануть вас, господин… Все признаки… телесной близости… - пролепетал лекарь, не смея поднять глаз на грозного вельможу, - это произ-зошло, скорей всего, совсем недавно, возможно, даже прошлой ночью. Извольте посмотреть… царапинки на половом отверстии, с-синяк от губ и запах альфы…
- Я чувствовал, что ты порочен, мелкий пакостник! - разъяренный граф подскочил к сыну и отвесил ему увесистую оплеуху. - Я видел, как горели твои наглые глаза при виде альф! Не зря сослал из города, но ты и там сумел раздвинуть перед кем-то ноги! Кто это был? Кто поимел тебя? Неужто наш слуга, никчемный пьяница, последний из плебеев? Ты завалился под него, распутная скотина?
- Что вы такое говорите? - равнодушно натягивая штаны, отозвался Оливьер. - Я не настолько развращен, как вы считаете, отец. А взял меня какой-то незнакомец. Он влез в наш дом, чтобы ограбить…
- Ты не мели мне ерунды! - взорвался старый граф. - Вор лезет воровать, а не насиловать омег! Да и чего там можно взять, кроме потрескавшейся мебели и паутины? С кем умудрился спутаться, Оливьер, отвечай отцу! С каким-то скотником или вонючим пастухом? И это накануне свадьбы! Что я теперь скажу маркизу Бузелю, мерзавец?!
Филлип кругами бегал возле лекаря и сына, размахивал руками и шипел проклятия. Резко остановившись, размахнулся и ударил снова. Омега вытерпел, даже не покривился.
- Щенок, ты даже не раскаиваешься в своем проступке! - спокойное лицо Оли выбесило отца еще больше. - И что с тобой теперь прикажешь делать, а?
- Отправьте в монастырь, отец, - смиренно прошептал юноша, - замаливать грехи. Я не хотел вас огорчать, это случайно вышло и помимо моей воли…
- Ты хочешь в монастырь? - схватив сына за шиворот, выплюнул слова граф. - Нет, ты не сможешь помешать моим планам, негодяй. Эй, лекарь, убери немедленно паскудный запах мерзкого сношения из этого засранца! Я слышал, что есть способ это сделать!
- Помилуйте, мой господин, я честный лекарь, а не шарлатан, и никогда не преступал закон! - Буше, как сноп, повалился графу в ноги. - Такие действия наказываются огромным штрафом или поркой, после чего виновный навсегда лишается возможности лечить больных…
- Не ной! - с досадой бросил Филлип. - Я справлюсь без тебя и знаю где спросить про нужного мне человека. А с этого… - брезгливо ткнул он пальцем в сына, - глаз не спускать ни днем, ни ночью!