Таким образом шло время… Мальчики получили изрядное домашнее образование, позволявшее подготовиться к поступлению в университет. Постаревший Ипполит Дормидонтович хотел, чтобы сын пошёл по гражданской части, поскольку не желал опасной карьеры военного для единственного наследника. Обстановка тогда была неспокойная, провинциальная знать передавала друг другу ужасные рассказы о зверствах Буонапартия, самовольно захватившего французский трон, о поражении русских войск под Аустерлицем, о континентальной блокаде… Саввушка и сам не рвался в бой, так как был, откровенно говоря, трусоват. Кроме того с возрастом стало понятно, что сын унаследовал от отца то самое сластолюбие, которое не позволяло ему пропустить хоть одну симпатичную дворовую девушку… Ипполит Дормидонтович, к тому времени несколько постаревший, обрюзгший и переставший интересоваться женским полом, предпочитая ему охоту и картёжные игры с соседями-помещиками, смотрел на проказы Саввушки в девичьей сквозь пальцы. А Варвара Саввична и подавно не замечала ничего худого в единственном сыне.
Подросший Матвей же, занимавший к тому времени при Саввушке сомнительное положение то ли слуги, то ли приятеля, в этих забавах не участвовал, к тому же, всякое принуждение было противно его натуре, он читал всё, что подворачивалось под руку и ждал лета, когда семья Куроед-Задунайских планировала поездку в Москву, дабы записать Саввушку в университет. То, что Матвей поедет с Саввушкой в качестве личного слуги, даже не обсуждалось. Матвей надеялся, что ему тоже удастся посещать лекции университетских профессоров, тем более, что выговором и манерой держаться он мало походил на обычного крепостного слугу. Матвей жаждал новых знаний, ему тесно было в этом патриархальном поместье в роли крещёной собственности. И если другие крепостные спокойно относились к роли барских рабов, то Матвей чувствовал, как гнетёт его осознание своего рабского положения.
Хотя Варвара Саввична и упомянула как-то раз, что по завещанию освободит и Груню, и её сына, но… несмотря на возраст, помещица отличалась крепким здоровьем, да и ждать смерти её было как-то… неблагородно.
Между тем, после очередной проказы Саввушки, одна из девушек исчезла из усадьбы, а в девичьей водворилась новая. Звали её Таней, и сложно было назвать её красивой. Слишком худощава, слишком бледна… Таня не воплощала собой идеал крестьянской красоты, но у неё необыкновенно хороши были глаза – голубые, как васильки, в длинных русых пушистых ресницах. Девушка сторонилась мужчин, пугливо поглядывала на молодого барина, а вот Матвей… Матвей влюбился. В отличие от Саввы, он не разменивал себя на мелочи и Таня стала объектом его сильного и истинного чувства. Он стал потихоньку оказывать Тане знаки внимания, и был ужасно рад, когда девушка перестала его дичиться, и даже попросила обучить грамоте.
Девушка оказалась смышлёной не менее Матвея, и, несмотря на недостаток, а вернее, полное неимение какого-либо образования, рассуждала здраво и разумно. Она быстро выучилась читать, с удовольствием слушала рассказы Матвея о далёких странах, почёрпнутые из книг о путешествиях, и сама читала те детские книжки, которые остались с детских лет Матвея и Саввушки, постепенно переходя от простых к всё более сложным. Матвей даже надеялся на то, что Варвара Саввична сможет дать Тане вольную, чтобы в дальнейшем они могли пожениться и жить, как свободные люди. Конечно, одними задушевными беседами не ограничивалось, были и объятия, и поцелуи, но не более того. Матвей не хотел позорить девушку, получившую строгое воспитание.
Он старался проводить с любимой девушкой побольше времени и Саввушка был возмущён. Он с детских лет привык считать Матвея чем-то вроде любимой игрушки и теперь, когда у того завелась личная жизнь, ужасно разозлился. Особенно, когда узнал, что Матвей хочет обвенчаться с Таней. Как такое может быть? Матвей принадлежит ему и должен быть при нём неотлучно! Значит, надо расстроить эту свадьбу, и показать, что Таня ничем не лучше других, тех, что готовы были доставить баричу удовольствие по первому щелчку.
И Саввушка задумал очень гадкое дело. Причём, он и сам не осознавал всей низости своего поступка. Подумаешь, крепостная девка… Их, таких – пучок пятачок.
В этом месте рассказа лицо дядюшки Матэ словно окаменело. Я не решился расспрашивать, понимая, что, несмотря на прошедшие годы, трагедия эта ещё жива в его сердце.
Он выдавил ещё несколько фраз, из которых я понял, что Савва изнасиловал девушку, после чего та утопилась в пруду, не вынеся позора. Матвей же жестоко избил сводного брата, от смертоубийства его удержало только то, что негодяй всё-таки приходился ему родной кровью. После этого бежал из поместья в Москву, надеясь выдать себя за вольного и затеряться. Но до Москвы не добрался. Наступило двенадцатое июня 1812 года и началось знаменитое нашествие Наполеона на Россию. Матвей сумел организовать таких же крепостных, бежавших «от француза» в лес, в некое подобие партизанского отряда… и погиб в одной из стычек с наполеоновскими драгунами, так и не узнав ни о Бородине, ни о московском пожаре, ни о переправе через Березину, ни о судьбе своей матери, братьев, приёмного отца Ивана и мерзавца Саввы, потому что оказался в этом мире с заданием от таинственного Равновесия – помогать преследуемым Нойотами колдунам.
*Наплоить – собрать ровными складками, острыми или полукруглыми.
**Рожок – старое название детской бутылочки для кормления.
*** Как упоминает Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине», у кормилицы в благодарность освобождали кого-либо из родных детей, правда, в основном, это были девочки, поскольку выросший мальчик – это более ценный работник, да и в рекруты его можно отдать при необходимости.
========== Глава 8. Курс молодого бойца ==========
Внимание, пока не бечено!
- С ума сойти! – выдохнул я. – Ну и судьба! Хоть роман пиши.
- Роман… - грустно усмехнулся дядюшка Матэ. – Всё бы вам, молодым, по полочкам разложить. А Танюша моя… Эх!
Мне стало стыдно. Это для меня давняя романтическая история, а для дядюшки Матэ – его личная глубокая трагедия, которую он до сих пор помнит… и вряд ли когда-либо забудет.
- Простите… - вздохнул я. – Кажется, я и впрямь стал чересчур романтичным. Живого человека не вижу.
- Да давай на «ты», - предложил дядюшка Матэ. – Ты ведь постарше будешь, чем я. Мне-то всего семнадцать годков было, когда я сюда попал. Да и жизнь у тебя была нелёгкая. Так что… в чём-то мы похожи с тобой.
- Изгои… - произнёс я.
- Что? – удивился дядюшка Матэ.
- Понимаете… то есть понимаешь, - поправился я, - Тьма сказала мне, что я изгой в своём мире. Потому что появился на свет там, где не должен был появиться. А ты… Ты ведь тоже был своего рода изгоем. И для крестьян чужой, потому что умный слишком, и для хозяев своих не более чем слуга.
- Ну да… - кивнул дядюшка Матэ. – От одного берега уплыл, к другому не пристал… Быстро мне братец Савва моё место указал.
И старый мельник скрипнул зубами.
- Но как же ты выжил? – спросил я. – У меня вон, хоть Кэп есть… А ты?
- Трудно мне пришлось, - кивнул дядюшка Матэ. – Лет пятнадцать я этот мир узнавал, перебивался с хлеба на квас, от Нойотов скрывался… Я-то почти сразу понял, что колдун, только вот даром своим владеть не умел. Это сейчас я приспособился. Одинокий нелюдимый мельник – хорошая маска. А то, что у меня жена есть из Лесных, дети… Об этом здешним знать не надобно. Но договор с Равновесием я выполняю. Кого могу – спасаю, помогаю укрыться. Кто-то к Лесным уходит – они колдунов уважают… Кого Водные или Крылатые пристраивают. Кто-то к людям возвращается, чтобы таким же как он помогать. В общем, за прошедшие сто тридцать три года я десятка четыре колдунов спас. Мало, скажешь?
- Нет, - покачал головой я. – Любая жизнь ценность. И мало кто может похвастаться тем, что спас хоть одну. Погодите… сто тридцать три года? То есть вам сейчас сто пятьдесят лет?
- По осени будет, - педантично поправил меня мельник. – Ну да, здешние-то дольше живут, двести лет для них – не срок, а колдуны, случалось, и до полутысячи лет доживали. Так что время у меня ещё есть. Да и ты, думаю, тоже долгожителем будешь. И Шер тоже. Да, Шер… я его давно приметил, привечать стал. Жалко, что он сиротой остался, родители бы его Нойотам не выдали. А эти… эти могли. Только вот не дотумкали, другим способом избавиться решили.
- Гады! – вырвалось у меня. – И мы это им просто с рук спустим?
- Верно мыслишь, - кивнул дядюшка Матэ. – Родную кровь обижать нельзя, грех это непрощаемый… Есть у меня одна задумка. И раз ты – Огненный, то оченно даже хорошо…
- Да я и сам толком не знаю, Огненный ли я… - пробормотал я, хотя вся моя прежняя интриганская натура радостно встрепенулась при мысли о том, что нехорошую родню Шера можно будет наказать.
- Не отпирайся, - заметил дядюшка Матэ. – У меня в этих делах опыта поболее. А дар твой раскрыть я тебя научу – не ты первый, не ты последний. И в деле твоём дар пригодится – непросто это, ещё двоих отыскать.
- Хорошо, - кивнул я. – Спасибо за помощь. Значит, мы тут задержимся немного, а потом…
- А потом в путь отправимся, - кивнул дядюшка Матэ. – И то, засиделся я на одном месте… Пора менять диспозицию.
Я чуть улыбнулся. Похоже, страсть к учёным словечкам в бывшем крепостном была неистребима. Только вот…
- А как же твоя жена?
- Да всё с ней в порядке будет, - улыбнулся дядюшка Матэ. – Она всё поймёт – Лесная же… А я поброжу с вами и вернусь. Кстати, завтра она меня навестить обещалась. Вот и познакомитесь.
- Прости, только вот не понимаю… Лесные, Водные, Крылатые – это кто?
- Это не люди. Даже не знаю, как их по другому назвать… Лесные – они что-то вроде наших леших, только куда красивее, они лесом живут, лес знают, чужих не пускают к себе, Нойотам туда ходу нет. Только колдунов принимают. Лесные тоже пришлые, они здесь появились, когда местные только в шкурах бегали. Почитали их когда-то люди, в мире с ними жили. Вера в Единого Великого всё извела…
- Вот оно что, - протянул я, - а Водные, значит, что-то вроде водяных и русалок?
- Ну да, - кивнул дядюшка Матэ. – А Крылатые в горах живут, мало их осталось, хоронятся они от всех. Даже с Лесными да Водными общаются редко, что уж о людях говорить. Люди-то раньше старались Крылатых пленять да при себе держать, вот они и перестали общаться с ними.
- Зачем… при себе? – удивился я.
- Поцелуй Крылатого дарит здоровье, богатство и бессмертие, - ответил дядюшка Матэ. – так местные считают. У одного из здешних правителей жена была из Крылатых. Так он тысячу лет правил, первым Шас-Техсином был. И ни на год не состарился. До самой смерти был, как двадцатилетний.
- А отчего он тогда умер-то? – удивился я. – Если бессмертный?
- Не захотел жить, - ответил дядюшка Матэ. – С женой его беда случилась… Несчастный случай. Погибла она. Но вот как… что… Это всё тщательно скрывается. Так что дело там нечистое.
- И неужели никто не дознался? – удивился я.
- Нет, - ответил мельник. – Следующим Шас-Техсином стал правнук первого правителя, и он велел всю эту историю строго засекретить. А того, кто туда нос совал, быстренько на голову укорачивали. А потом, с течением лет… никому это стало не интересно. К тому же со второго Шас-Техсина стала распространяться новая вера…
- Это которая в Единого Великого? – спросил я.
- Она самая, - кивнул дядюшка Матэ. – Тогда и первые Нойоты появились. Первоначально это был вроде как рыцарский орден, который клятву верности давал самому правителю. Второй Шас-Техсин сам стал Магистром Ордена. А гербом ордена стал Шияххх… это птица местная хищная, похожа на гигантского орла. Когти – во! Детёныша тогруха унести может! Так вот, этот самый Шияххх несёт в когтях метлу, а в клюве – факел.
- Кого-то это мне напоминает… - пробормотал я. – То ли опричников Ивана Грозного, то ли орден доминиканцев… Только там, помнится, собака была.
- А обоих, - кивнул дядюшка Матэ, показав хорошее знание истории. – Только у доминиканцев собака в пасти факел несёт, а у Ивановых опричников была метла и собачья голова. Так вот, самые настоящие опричники и есть эти Нойоты. Куда там царю Ивану Васильевичу… Вот с тех самых пор стали Крылатых похищать… Второй Шас-Техсин тоже хотел жить долго. И с Лесными да Водными отношения разладились… и колдунов стали преследовать. Ещё тысяча лет прошла с того времени… Сейчас большинство местных и позабыло, что когда-то всё было совсем по-другому…
- А тогда ты откуда столько узнал о чужом мире? – удивился я.
- Предыдущий хозяин мельницы рассказал, - ответил дядюшка Матэ. – Спас он меня от Нойотов, научил многому. Он-то из природных колдунов был, из местных. Если бы не он – быть бы мне уже сорок раз на колу… Молодой был, горячий… да… Мерион его звали. Жаль только, что встретились мы, когда жизнь его была уже на исходе. Он-то и просветил меня насчёт Равновесия, которое ты Тьмой называешь. Знаешь, Мирон… нету для колдунов ни света, ни тьмы. Есть только дар, а уж как его использовать – человек сам решает. Ну вот… про Шера-то мы и забыли. Слушал-слушал мальчишка мои байки, да и задремал. Да и птичка твоя голову под крыло спрятала.
- Я не сплю, - вскинулся Кэп, – но разговор ваш был долгим. Даю справку – уже поздний вечер.
- А ведь и правда, темно уже, - удивился я. – Неужели мы весь день проговорили?
- Длинный у нас был разговор, это да, - кивнул мельник. – Давай-ка спать, утро вечера мудренее. А прямо с утра засядете с Шером за ученье. Если вы себя защищать не научитесь – быстро на колу окажетесь. И птичка твоя многомудрая не поможет.
- Я не птичка, я – Кэп! – возмутился мой птиц. – Но вы правы, Матэ, чем лучше они смогут себя защитить, тем эффективнее помогут другим. Кстати, я не отказался бы от кусочка мяса… и этой… туммы.
- Ну ты и проглот! – возмутился я.
- Да пусть, - усмехнулся мельник, - мне не жалко. Давайте уж поужинаем, чем бог послал.
Я честно попытался разбудить Шера, чтобы предложить поесть, но парнишка заснул так крепко, что это оказалось бесполезной затеей. Так что я просто перенёс его на ложе, наскоро поужинал и тоже отправился спать. А Кэп ещё о чём-то тихонько сплетничал с дядюшкой Матэ. Похоже, они обсуждали способ мести Шеровым родственничкам. Вот и ладно. Я-то в реалиях этого мира пока смыслю мало, чтобы предложить что-нибудь… этакое. А жаль.
***
Следующие десять дней пролетели как ласточки по осени и примерно по одному и тому же распорядку. Мы с Шером вставали, завтракали, а потом начиналось настоящее зверство. Сначала дядюшка Матэ усаживал нас за книги. Очень древние книги, если бы хоть одна из них попала к Нойотам, думаю, что мы бы не отделались простым сажанием на кол. Перед этим нам бы ещё руки-ноги отрубили и язык отрезали. Книги достались дядюшке Матэ от его предшественника и рассказывали о том, как колдун должен развивать свой дар. И да, Тьма не обманула. Читать по-местному я обучился удивительно быстро, буквально за несколько часов, стоило только Шеру рассказать мне о местной азбуке. Хотя, конечно, эта письменность больше напоминала рунический алфавит, но всё равно…
Так вот, начинался день с чтения, потом следовали разминочные упражнения и повторение изученного ранее. Перед обедом дядюшка Матэ обучал нас боевым заклятьям и гонял как вшивых по бане по полосе препятствий, которую до этого мы сами и обустроили.
После этого мы смывали с себя всё, что успели собрать на полосе препятствий, и шли обедать. После обеда наш мучитель давал нам час отдыха, затем рассказывал, главным образом мне, об истории и обычаях мира Техсин. А потом предлагал вжиться в роль… Школяра, слуги-тюха, охотника, бродячего актёра, цирюльника, лудильщика, сапожника… В общем того, кто имел обыкновения шляться по дорогам всей страны, не привлекая особого внимания Нойотов. У меня начало возникать такое чувство, что я служу в разведке и готовлюсь к внедрению во враждебную страну. Хотя… кол, маячивший впереди в случае ошибки, был превосходным стимулятором. К тому же, оказалось, что дядюшка Матэ знает и местный этикет благородных, который тоже приходилось заучивать. На мой недоумённый вопрос, зачем мне разбираться в обычаях и этикете местной знати, дядюшка Матэ ответил, что знания лишними не бывают, а со мной может приключиться всякое.