Куда Чонин пошёл? В мотель “Якорь”. Он всегда туда ходил, потому что не особо дорого и довольно прилично.
Хань вздохнул, тихо застонал, учуяв мандариновый запах, которым квартира уже пропиталась насквозь, пару раз лизнул ранку на пальце, натянул куртку на плечи, нашарил ключи и вышел из квартиры. До мотеля добрался за пятнадцать минут.
― Привет, Лин. Какой номер? ― устало помахал он администратору за стойкой.
― Всё тот же, Лу. Презервативы в тумбочке. Если снова будете мириться как в прошлый раз, возьму в два раза больше. Кровати подорожали, ясно?
― Прям уж в два раза подорожали? ― возмутился Хань.
― Не в два, но остальное ― штраф. Нечего кровати ломать. ― Лин бросила ему второй ключ от номера и уткнулась в глянцевый журнал.
Поначалу весь мотель раздирало слухами и сплетнями, но теперь к Ханю и Чонину уже привыкли. Чонин регулярно останавливался в мотеле, когда Хань выставлял его из квартиры. И Хань не менее регулярно приходил к Чонину, после чего они уже вместе возвращались домой.
Замкнутый круг, чёрт бы его побрал…
Хань ввалился в номер как раз в ту самую минуту, когда Чонин вышел из душа, прижимая влажное полотенце к голове. Просто прижимал полотенце к голове и больше ничего не делал, но выглядел так… спокойно смотреть на него было невозможно ― всё тело звенело от желания. Хань ногой закрыл дверь, отобрал полотенце, заставил Чонина наклонить голову и принялся “залечивать” поцелуями царапины, ссадины и ушибы, оставшиеся после удара проклятой вазой. Напоследок запечатлел поцелуй на чётко очерченных губах и крепко обнял упрямую скотину.
― Прости, ― пробормотал на ухо. ― Больно?
― Жить буду, ― мрачно пообещал Чонин и попытался аккуратно отцепить Ханя от себя. Хань не желал отцепляться.
― Можешь наказать меня. Как пожелаешь. Сразу со всем согласен.
― Правда, что ли? ― с сомнением уточнил Чонин, но отдирать от себя Ханя перестал.
― Угу.
― Раздевайся.
― Вот прямо так сразу? ― возмутился Хань и отшатнулся.
― Ты сказал, что со всем согласен. Соврал? ― Левый уголок рта дрогнул в ехидной полуулыбке.
― Э… нет. Сейчас.
Хань стянул куртку, футболку, помедлил, но всё же снял и всё остальное, выжидающе уставился на Чонина, прикидывая, как бы половчее сдёрнуть полотенце с узких бёдер. Пока он прикидывал варианты, Чонин отволок его к кровати, но не свалил на неё, а уселся сам. В следующий миг Хань барахтался у него на коленях и вопил на нехорошем китайском всё, что думает о наглых корейцах ― вообще ― и об одном наглом корейце ― отдельно взятом. А этот “один наглый кореец” безжалостно и размеренно припечатывал ладонь к его голой заднице. Всего двадцать ударов, а бедная задница Ханя полыхала так, словно там был пожар. К концу экзекуции Хань уже не ругался, а приглушённо поскуливал от боли и… удовольствия. И сгорал от стыда, потому что в бедро Чонину упирался отменный стояк. И Чонин просто не мог этого не заметить. Хотя ладно, оба хороши. Только это и успокаивало ― то, что Чонин испытывал не меньшее возбуждение от наказания, чем Хань.
Оба извращенцы, чего уж там…
Чонин медленно провёл кончиками пальцев по пылающим ягодицам. Хань стиснул зубы, но всё равно тихо застонал. Это было мучительно, издевательски, невыносимо… восхитительным. Уперевшись дрожащими руками в колено Чонина, Хань приподнялся и потёрся губами о твёрдый подбородок, осторожно обнял за шею, выпрашивая поцелуй. Получил. Чонин никогда ему в этом не отказывал. Хань забрался пальцами в непослушные волосы, нащупал следы, оставшиеся от удара вазой, легонько погладил и увлёк Чонина за собой ― на белые простыни. Соприкоснувшись горящей задницей с прохладной тканью, испытал на время призрачное облегчение, но успел лишь дух перевести, потому что ладони Чонина сжали его бёдра, подарив огромный букет впечатлений ― от боли до невыносимого восторга.
― Ненавижу… тебя… ― пробормотал Хань, коснувшись тёплых губ собственными и резко втянув в себя воздух с мандариновым ароматом.
― Я знаю, ― тихо ответил Чонин и нарисовал кончиком языка линию на щеке Ханя.
― Я не про… вазу…
― Это была ваза?
― Забудь. ― Хань перевернулся на живот, удобнее упёрся в матрас коленями и вытянул руки. ― Ещё немного.
― Потом сидеть не сможешь, ― предупредил Чонин и пометил левое плечо жадным поцелуем.
― Я уже не смогу сидеть, ― уткнувшись лицом в простыни, хмыкнул Хань. ― Ну?
Он вцепился зубами в белую ткань, чтобы не заорать в голос от нового умелого удара ладонью. Интересно, где Чонин этому научился? Хотя нет, неинтересно.
Задница так сильно горела, что Хань благополучно пропустил тот миг, когда Чонин вошёл в него. Просто вдруг осознал, что он наполнен до краёв, а по пылающей коже нежно скользят тёплые ладони.
“Господи, что ты со мной делаешь?!”
Хань прикрыл глаза, дотянулся кончиками пальцев до подушки и стиснул её края со всей силы. Проехался щекой по смятым простыням от резкого толчка, сам подался назад бёдрами, чтобы проникновение стало ещё более глубоким, чтобы в нём оказалось как можно больше Чонина. Застонал, когда сильные руки придержали его, опалив сладко-острой болью от прикосновения к многострадальной заднице.
Спины Ханя коснулись горячие губы, обожгли поцелуем.
― Пожалуйста… заткнись… ― едва слышно прошептал в спину Ханю Чонин.
― Иначе… что? ― слабым голосом уточнил Хань. Он сильно сомневался, что сможет молчать.
― Залюблю до смерти.
― Идёт, ― без раздумий согласился он и всё-таки вновь застонал от лёгкого прикосновения к бедру.
― Чёрт…
Хань подавился всхлипом от нового толчка и собрал всю силу воли, лишь бы не потянуться рукой к собственному паху. Рано, слишком рано. Но… Зажмурился, чтобы легче было вынести короткие поцелуи, которыми осыпал его спину Чонин. Как успевал только… И Хань не удержался от долгого стона, когда Чонин чуть приподнял его бёдра и дёрнул к себе. Пришло время забыть о силе воли и собирать звёзды. Время, когда Хань начинал нести какой-то бред, путаясь в языках, мыслях, ощущениях и срываясь на всхлипы, вскрики и стоны. Он знал, что он шумный, но Чонину это нравилось ― тот сам признавался как-то. Если они оказывались в постели лицом к лицу, то вся шумность Ханя оставалась на соблазнительных губах Чонина. Ладно, почти вся. Но если же они оказывались в постели вот так, как сейчас, то Хань отрывался по полной без стыда и совести и вовсе не думал о возможных слушателях за стенкой ― чёрт с ними, пусть внимают и завидуют.
Он обессиленно вытянулся на простынях поверх влажного пятна, сверху на него навалился Чонин. Неровное дыхание согревало шею слева. Хань повернул голову, чтобы поймать губами это дыхание. Не вышло, поймал только подбородком.
― Чон… ― не договорил, потому что Чонин как будто прочёл его мысли и тронул поцелуем уголок рта.
“Господи, что же ты со мной делаешь?!”
Хань закрыл глаза, пребывая в сладкой истоме. Он не хотел думать, но не мог остановиться, раз уж начал. Потому что это ни черта не походило на договор аренды. Ни на какой договор вообще не походило. Они оба слишком настырно лезли в жизнь друг друга, спихивая всё на работу и прочие несущественные мелочи, собачились из-за ерунды, а потом не могли вспомнить, из-за чего весь сыр-бор начался. Чонин своевольно распугал всех бывших парней Ханя. Более того, он не просто распугал, он вообще их запугал так, что те превращались в заик, стоило им увидеть Ханя хотя бы на расстоянии в десять метров. Превращались в заик и удирали со скоростью света. И Хань регулярно выставлял этого наглеца за дверь, но сам же потом бежал в проклятый мотель, чтобы вернуть его обратно. И ведь знал, что они снова поцапаются, и Чонин снова уберётся в мотель, и он сам опять побежит сюда, чтобы…
Замкнутый круг.
У них никогда не было свиданий, встреч, обещаний, клятв. У них вообще ничего не было, кроме офигенного секса при, так сказать, знакомстве. И Чонин просто жил у Ханя. Всё. Ничего больше. Тогда какого ж чёрта всё именно так, а не иначе?
― Чонин?
― Хм?
― Почему ты тогда… Почему ты решил именно со мной… ну… тогда… Ведь было темно.
― Я сидел дальше, поэтому видел тебя. Не слишком хорошо, но достаточно. Просто понял, чего ты хочешь.
― И это всё? ― рассердился Хань, спихнув Чонина в сторону и усевшись на кровати.
― Э… А что ещё? Я не знаю. ― Чонин потянулся и зажмурился. ― Рядом там сидели дамочки и ещё один парень, но мне нравилось смотреть на тебя.
― Дамочки?
― Ну да.
― Минуту. Дамочки?
― Симпатичные, ― пожал плечами Чонин и приоткрыл один глаз. ― Ну что? Я чаще сплю с девушками, чем с парнями.
― Что?! ― взревел Хань, огрев Чонина подушкой. Тот зашипел и прижал ладонь ко лбу справа. Удар подушкой пришёлся аккурат по следу от удара вазой.
― Ты хочешь, чтобы я тебе солгал? ― неожиданно серьёзно спросил Чонин. ― Или всё же предпочтёшь правду? Да, я чаще спал с девушками, чем с парнями.
― Тогда почему я? ― выронив подушку, сердито поинтересовался Хань. ― Дамочки ведь были симпатичные, сам сказал.
― Не знаю, ― вздохнул Чонин. ― Правда. Просто стал наблюдать за тобой и не смог остановиться. Потом вдруг понял, что хочу тебя. Дальше ты и сам знаешь.
― Вот так вот просто? ― Брови сами сошлись на переносице, а руки вновь сжали подушку.
― Ну да… ― немного растерянно отозвался Чонин. ― Что ты хочешь от меня услышать, Сяо Лу?
Хань невольно отпустил подушку, пристроил голову на груди Чонина и довольно зажмурился. Ему безумно нравилось, когда Чонин называл его именно так ― “маленький олень”. Именно так и именно Чонин. Чтобы именно этот низкий, ласкающий слух, неприличный голос произносил два коротких слова. И Хань сразу же превращался в кусочек масла ― хоть так ешь, хоть на хлеб намазывай.
― Ничего. Мне просто было любопытно, ― пробормотал он в перерывах между поцелуями. Прикасался губами легонько к смуглой коже, осторожно подбираясь к тёмному кружку. Оказавшись у цели, тронул кончиком языка, медленно обвёл и втянул в рот, посасывая и чуть покусывая в процессе. Он улыбнулся, ощутив заблудившиеся в его волосах пальцы Чонина, и уделил внимание другому соску. Наигравшись вволю губами, накрыл тёмный кружок ладонью и принялся целовать шею. Ему нравилось, когда Чонин запрокидывал голову. Тогда на крепкой шее отчётливо проступали мышцы, а ямочка меж ключиц превращалась в произведение искусства. К такой шее прикасаться можно было лишь губами, наслаждаясь этим совершенством. После Хань прижался щекой к твёрдому подбородку, пальцами поворошил тёмные волосы, заставил Чонина приподнять немного голову, чтобы полюбоваться на его лицо. В итоге всё равно уставился на выразительные губы. Чёткий и даже резкий контур, но это не умаляло их чувственности. Такой соблазн…
Чонин, видимо, тоже соблазнился, только иным. Притянул Ханя к себе и коснулся губами левого века, потом правого.
― Не смотри так, ― тихо велел после. ― Особенно такими глазами.
― Какими “такими”? ― пробормотал Хань, ощущая до сих пор тепло от поцелуев на веках.
― Такими сияющими.
― И вовсе не такими, просто думал, как бы мне…
― Что как бы?
― Как бы мне… сделать это… ― Хань пальцем обвёл контур губ Чонина, наклонился, повторил тот же контур кончиком языка и перешёл к долгому поцелую, уже настоящему и жадному. Отдышавшись после, тихо напомнил, что пора бы и домой.
Собирались шумно и в спешке, порадовали Лин, что кровать выжила, заплатили за номер и вывалились на улицу. Десять минут до дома бодрым галопом ― и продолжили у входной двери. Сломали вешалку, перевернули тумбочку для обуви, запинали куда-то коврик, разбили зеркало ― и всё это только в прихожей. В гостиной рухнули на диван, где Хань потерял в неравном бою футболку. Она сиротливо повисла на рожке люстры. Через пару минут к ней присоединилась содранная с Чонина рубашка.
Свалившись с дивана, они покатались немного по ковру, с помощью стенки кое-как поднялись на ноги, правда, брюки Ханя остались на ковре вместе с роскошными красными трусами. Брюки Чонина держались на одном честном слове. Или не на слове, судя по характерному… Потом со стены упала картина, со стола ― материалы Ханя для статьи, затем Чонин врезался спиной в дверь спальни ― и они вышли на финишную прямую. До кровати оставалось всего три метра.
Хань умудрился стянуть с Чонина брюки в полуметре от кровати, с восторгом обнаружил отсутствие нижнего белья, вцепился в колени, и Чонин загремел на кровать. Хань погладил ладонью его бедро и наклонился, чтобы провести языком по гладкой коже и уловить быстрый пульс.
― Эй, что ты делаешь? ― Чонин попытался оттолкнуть его, но не преуспел. ― Перестань…
― Впервые вижу, как кто-то отказывается от такого подарка.
― Тебе палец в рот не клади ― я волнуюсь, всё-таки сейчас речь не о пальце.
― Я собираюсь возместить ущерб, причинённый вазой.
― Обойдусь как-нибудь, спасибо. ― Чонин попытался сбежать, но Хань поймал его за ногу и вернул обратно.
― Нет уж. Будешь дёргаться, случайно цапну.
― Ты меня успокоил, ― с сарказмом фыркнул Чонин и опять попытался сбежать.
― Слушай, я не понял. ― Хань зафиксировал ногу, прижав её к матрасу. Ещё и сел сверху для надёжности. ― У тебя травма детская, что ли, на этой почве? Ни разу не видел, чтобы так отбивались от простого минета.
― Нет у меня никакой травмы. ― Чонин отвернулся, но это не могло скрыть лёгкий румянец на скулах.
― Тогда в чём дело? ― Хань медленно провёл ладонью по бедру, обхватил пальцами полувозбуждённую плоть и чуть сжал. Чонин прикрыл глаза на минуту, потом прямо посмотрел Ханю в лицо и хрипло произнёс:
― Ладно. Делай, что хочешь.
Хань наклонился и тронул лёгким поцелуем кожу в самом низу живота, потом вскинул голову и тихо уточнил:
― Так в чём дело? Как ты верно отметил, я бы предпочёл услышать правду.
― Нечего там слышать.
― Чонин. ― Хань провоцирующе потёрся губами о головку и медленно облизал её.
― Потом… скажу… После… ― сбивчиво пробормотал Чонин, запрокинув голову.
Ладно. Хань взялся за дело всерьёз. Ему нравилось время от времени приподниматься и смотреть на Чонина, на его реакции, ловить едва слышные низкие стоны и тихие вздохи, видеть отражение страсти на его лице, закушенную губу. И нравилось чувствовать его пальцы в своих волосах. Обычно Хань терпеть не мог, когда во время подобного занятия трогали голову, но Чонин даже не пытался схватить за волосы и задать собственный ритм, он всего лишь прикасался к Ханю и медленно перебирал пряди, словно нуждался в тактильном контакте ― и только. Его прикосновения были мягкими, приятными и необременительными.
Расслабившись, Хань постарался взять в рот так много, как получится. Дразнил языком и сжимал губами, помогал себе пальцами, время от времени прижимал ладонь к напряжённому животу, рисовал на гладкой коже причудливые узоры. Начинал он с нежной игры, но постепенно его действия становились более жёсткими. Чонин отдёрнул руки от его головы и вцепился в простыни. Прерывистое дыхание, капли пота на смуглой коже, сведённые к переносице брови, вновь закушенная губа… Если бы Чонин только знал, какой он сейчас красивый. Как живое пламя. Каждый миг в нём что-то неуловимо быстро менялось ― в ответ на действия Ханя.
Он прижал ладони к узким бёдрам, удержал с трудом и проглотил доказательство удовольствия, собрал всё до капли с влажной от поцелуев кожи. Коснулся губами твёрдых мышц на животе, обвёл языком ямочку в центре, добрался до груди, оставил и там следы своих губ, потом удобно устроился, уронив голову на сильное плечо. Чонин всё ещё неровно дышал и лежал с закрытыми глазами.
― Думаю, тебе понравилось, ― прошептал ему на ухо Хань.
Чонин слабо качнул головой.
― Нет? ― возмутился Хань.
― Ты не понял. ― Чонин сделал глубокий вдох и провёл пальцами по растрёпанным волосам Ханя, притянул к себе и властно поцеловал, исследуя языком и губы, и рот внутри, задевая нёбо и обжигая новой волной желания. ― Мне понравилось, но ты всё равно лучше.