— А если я хочу повторить? — Хань уткнулся носом в шею Чонина и шкодливо провёл губами по влажной коже под ухом. Блаженно прикрыл глаза, различив судорожный вдох в ответ на столь невинное прикосновение.
— Должно быть, я сплю и вижу сон…
— Ты не спишь. Честно говоря, я не хочу выпускать тебя из постели до понедельника. Совсем.
— В честь чего такой праздник? — с тихим смешком уточнил Чонин, обнял Ханя ещё крепче и согрел невесомым поцелуем висок.
— Просто так. Хочется. Наверное, накопилось. А ты против?
— Ну что ты… Я только за. Но ты уверен, что… С тобой точно всё будет в порядке?
— В полном, — отозвался Хань, вновь запустив пальцы в густые волосы Чонина. — И я всё ещё хочу тебя.
◄●►
Всё, что нужно было подписать, Хань подписал в понедельник. И в вечер понедельника он сел на поезд, идущий в Париж. Понадобилось проехать в поезде десять минут, чтобы сто раз подумать о Чонине. Хань не попрощался с ним, даже не предупредил. Чонин понятия не имел, что больше не увидит Ханя уже никогда. Но так было лучше. Для них обоих.
Хань предполагал, что Чонин узнает о его отъезде в конце этой недели либо в начале следующей. Скорее всего, Чонин обидится, а обида без особого труда убьёт его любовь к Ханю. Со временем, конечно, сразу убить такую любовь не выйдет — это трудно.
Хань закинул ногу на ногу, пристроил руки на колене и сплёл пальцы. На запястье темнел след, оставленный накануне губами Чонина. Ну вот… Хань не сомневался в чувствах Чонина, но всё равно оставил его. Потому что надо играть по правилам. Чтобы после никому не было больно. И самому Ханю — в том числе.
— Позвольте?..
Хань вскинул голову и немного озадаченно осмотрел представительного высокого незнакомца с тяжёлой сумкой в руках. Потом сообразил, что незнакомец желает закинуть сумку наверх — на багажную полку.
Хань поднялся с сиденья и отступил в сторонку. Незнакомец ловко забросил сумку вверх, жестом предложил Ханю вновь занять место у окна, а сам сел напротив.
— Крис Ву, — представился он с лёгким акцентом. Складывалось впечатление, что он гораздо чаще говорил по-английски, чем по-французски или по-китайски. — Вы живёте в Париже?
— Нет, там живут мои родители. А вы?
— Тоже нет, — скупо улыбнулся Крис. — В Париже мне нужно оформить документы, потом я вылетаю в Канаду. Буду преподавать в Монреале, в академии искусств.
Хань задумчиво разглядывал лицо Криса. Этот человек был полной противоположностью Чонина — контраст ошеломляющий. Если у Чонина черты отличались резкостью и неправильностью, то лицо Криса могло претендовать на определение «классическое». А ещё Крис мог похвастать светлой и чистой кожей, волосами каштанового оттенка и необъяснимой притягательностью. И если руки Чонина казались Ханю грубоватыми и крупными, то к рукам Криса он будто бы прикипел взглядом. Никогда и ни у кого Хань прежде не видел таких рук. И дело не только в ухоженности и чистоте, но ещё и в чуткости, изысканности и утончённости. И руки Криса выглядели именно так, именно чуткими — прежде всего.
— Что вы сказали? — спохватился Хань и с усилием отвлёкся от любования руками Криса. Ему снова стало больно, потому что он опять думал о Чонине. Хотелось выскочить из поезда хоть бы на полном ходу и вернуться в Марсель, найти Чонина и просто попытаться рассказать всё то, что рассказать получится, объяснить хоть одну десятую прожитой Ханем жизни и…
— Вы кажетесь расстроенным. Наверное, это меня не касается, но…
— У вас есть при себе презерватив? — спросил Хань напрямик и с отчаянной решимостью. Знал, что непременно пожалеет об этом после, только всё равно спросил. Как будто это был всего лишь сон, а не чёртова реальность. И всё это не с ним сейчас происходило, а с кем-то другим, кем он мог быть. А мог и не быть…
— Простите? — Крис неподражаемо вскинул бровь одновременно с лёгким изумлением и недоверием.
— Презервативы есть? И ещё… Вы с парнями трахаетесь или только с девушками? Если что, туалет как раз освободился. Вон там.
Хань опять молил кого-то там на небесах о боли, но напрасно. Крис Ву трахался исключительно с девушками, Хань его совершенно не возбуждал в качестве сексуального партнёра, зато заинтересовал своим «неадекватным» поведением. Более того, классическая ситуация «случайные попутчики» в самом деле здорово сближала и способствовала откровенности. Почти всю дорогу до Парижа Хань неторопливо рассказывал сокращённую историю собственной жизни и представлял, что слушает его вовсе не случайный попутчик, а талантливый студент по имени Ким Чонин. Рассказывал, как у него случился бурный роман с собственным учителем музыки в школе, что ему тогда было пятнадцать, как Чонину. Только учителя звали Чжан Исин, а не До Кёнсу. И этот школьный роман ничем не отличался от мексиканского школьного романа Чонина, даже закончился точно так же — неофициальной версией об изнасиловании учителя и переводом Ханя в другую школу, чтобы замять дело окончательно.
Наверное, Ханю следовало сделать некоторые выводы. Сам он так прокололся только раз и сразу всё уяснил для себя. Чонин этим же похвастать не мог, потому что отмочил на Кубе то же самое снова. И приударил за преподавателем уже в колледже. Наука явно не пошла ему впрок. По крайней мере, так сказал Крис после того, как выслушал Ханя.
Когда они прибыли в Париж, взять одно такси на двоих не смогли — им требовалось ехать в разные части города, но Хань нацарапал на салфетке номер телефона своих родителей.
Крис позвонил через неделю и сделал предложение, от которого Хань не смог отказаться. Ещё через неделю Хань — вместе с Крисом, разумеется — покинул Францию, чтобы больше не возвращаться.
Их ждал чуть неприветливый и всегда как будто немного замёрзший в пространстве и во времени Монреаль. И ждала их толпа студентов в академии искусств. Студенты могли жить спокойно, потому что Хань отныне играл только по правилам.
В Монреале всё равно не существовало Ким Чонина, а значит, не существовало ни одной причины, чтобы нарушать правила.
Больше никогда.
◄●►
Спустя годы, которым полагалось излечить
Монреаль, Канада
(Сочельник)
◄●►
Он старался не замечать вывески, не думать и не вспоминать. Как будто это было в его силах. А потом, когда в один из зимних вечеров в дверь их с Крисом квартиры позвонили, Хань уже знал, кого увидит на пороге. Именно этого он и боялся в последние дни.
Именно этого.
— Простите, кажется, я… — Гость осёкся, едва заметил Ханя. Его глаза Ханю нравились по-прежнему — в них он снова видел терпение и твёрдость, спокойствие. Ким Чонин оставался всё тем же уверенным в себе человеком, как и несколько лет назад, когда был студентом, когда Хань увидел его впервые.
Крис легко сложил два и два, аккуратно снял с вешалки тёплое пальто, просочился мимо Чонина и бесшумно закрыл дверь. Хань горестно вздохнул, поскольку совершенно не ощущал себя готовым к беседе.
Не с Чонином.
А Чонин молча стоял у двери и неторопливо разматывал белый шарф, посыпая пол вокруг себя неспешно тающими снежинками. Хань жадно шарил взглядом по его лицу, пытался понять, что за эти годы в нём изменилось, а что осталось прежним. Потом Хань не выдержал — подошёл к Чонину и сам стянул шарф с его шеи, скомкал в руках, не зная, куда его девать и одновременно не решаясь освободить руки.
— Шапка в Монреале — необходимость, носил бы… И ты странно смотришься со светлыми волосами, — тихо сообщил первое, что пришло в голову, Хань.
— Тебе не нравится? — Голос у Чонина остался всё тем же — низким, чуть приглушённым… соблазнительным и похожим на музыку. Он вновь — спустя годы — будил музыку в Хане, заставлял воскреснуть желание сочинять, создавать мелодии, играть… Этот голос сломал внутри Ханя все замки и запоры, стронул лавину воспоминаний, которые смяли его сознание. Почти смяли. Хань отчаянно цеплялся за реальность и продолжал всматриваться в лицо Чонина. Широкая и по-мальчишески озорная улыбка его добила.
— Сильно изменился, да? И ты всё никак узнать меня не можешь?
Хань помотал головой. Говорить он пока не мог — голос не слушался.
— А ты почти тот же… Я больше не твой студент, Хань, — тихо, но твёрдо напомнил Чонин. — И, честно говоря, я надеялся, что ты будешь ждать меня. Или ты думал, что я так легко сдамся? Что забуду тебя, стоит лишь сбежать подальше? А ещё… Хань, ты самая настоящая свинья. Ты даже не сказал, что тогда… тогда это было в последний раз. Ничего не говори, я тоже дурак, мог ведь догадаться, но всё равно… Ты должен был сказать.
— Чтобы ты всё испортил? Своё будущее — в первую очередь? — сипло выдохнул Хань, продолжая вглядываться в смуглое лицо. Кажется, черты стали ещё резче и строже, чем в прежние годы, и складка выразительных полных губ — ещё твёрже. В облике Чонина теперь отчётливо проскальзывали властность и требовательность. Почти как… — Ты теперь тоже преподаёшь?
— И как ты только догадался…
— По тебе заметно. Представляю, в каком отчаянии пребывают твои студенты.
— Нет, не представляешь, — покачал головой Чонин и опять так знакомо улыбнулся, что Хань забыл, как надо дышать. После — беспомощно сглотнул, потому что Чонин смотрел на него точно так же, как — в прошлой жизни, наверное — в Марселе. Все вопросы вдруг стали лишними и ненужными, потому что Хань уже знал самый важный ответ — ничего не изменилось. Ничего не изменилось — в Чонине. Он стал старше, но сердце его было прежним. И это сердце Хань знал вдоль и поперёк, знал каждое чувство, что жило в нём хоть когда-нибудь и жить продолжало до сих пор.
— Что?
— Ничего, — едва слышно отозвался Хань, продолжая комкать в руках чуть влажный от истаявших снежинок шарф. Думал спросить о том шоу — «Танцы под дождём», но отказался от этой мысли. Он и так знал, что Чонин планировал это. Знал уже несколько лет назад, а сейчас мог увидеть при желании результат этих планов.
Чонин смотрел на него целую минуту, смотрел и молчал, а затем мягко коснулся ладонями скул, заставил вскинуть голову и согрел дрожащие губы своими — горячими и твёрдыми. Монреальское приветствие у них получилось таким же исступлённым, как марсельское прощание. Чонин припечатал Ханя спиной к стене, вжал в перегородку собственным телом и продолжил целовать с упоением и азартом, явно не намереваясь прерываться. Сопротивляться было глупо хотя бы потому, что Хань полностью разделял его желания и планы. Хань выронил шарф, обнял Чонина за шею и запустил пальцы в непривычно светлые волосы.
— Прости…
— За что?
— За то, что я нарушил правила и усложнил всё…
— Спасибо тебе за то, что ты нарушил правила.
— Чонин…
— Только потому, что ты нарушил правила, два человека сейчас счастливы.
— Чонин…
Хань прижался бёдрами к бёдрам Чонина, больше не пытаясь скрыть возбуждение и бороться с ним. Чонин провёл губами по его шее и прошептал:
— Просто скажи, что я тебе нужен.
Хань не мог сказать. Не потому, что не хотел, а потому, что силы осталось лишь на то, чтобы повторять имя. Одно только имя — и ничего больше.
Но Чонину хватило и этого, чтобы понять всё правильно.
— Я должен… Мне надо… рассказать тебе кое-что… — смог всё же выговорить Хань чуть позже.
— Не надо.
— Надо… Чонин…
— Ничего не надо. Мне нужен только ты, а всё остальное может подождать.
— Но…
— Мне всё равно. Ты мне нужен такой, какой есть. Просто останься со мной — это всё, что мне действительно нужно и важно. Всё остальное — к чёрту.
— Чонин!
— Просто скажи «да».
— Чонин!!!
— Ты останешься со мной, потому что это любовь?
— Слушай, ты всерьёз надеешься, что я без раздумий отвечу «да» сразу на два таких разных вопроса? Какое подлое и низкое коварство! Хватит ржать! Сформулируй вопрос… изящнее… и… ещё… левее… Господи, что ты дела… что ты!.. такие горя… руки-и… Чонин!..
◄●►
Просто один из них нарушал правила, а другой не знал значений слов «хватит» и «бесполезно». Зато сочетание из них получилось стойкое и выдержанное — как марочный коньяк.
С явной претензией на высшее качество.
◄●►
Конец
◄●►