На том и порешили.
— Мы можем показать ему все, — предложил человек-гиппопотам. — Будет забавно посмотреть, например, с каким типом женщин он сблизится.
Модьун вспомнил о Судлил:
— Скоро сюда приедет моя женщина, — сказал он.
— Так даже лучше, — ответил человек-ягуар. — Мы сможем понаблюдать, как обезьяны занимаются любовью.
Наверное, у Модьуна было странное выражение лица. Его слегка удлиненные глаза наивно округлились.
— Вы не будете против, не правда ли?
Сам Модьун не видел причин возражать, но он интуитивно чувствовал, что Судлил может воспротивиться. Как раз перед его отъездом они наблюдали спаривание животных. Конечно, Судлил в то время еще не полностью выросла и ее реакция отражала болезненно чувствительное состояние тела, но она довольно странно отнеслась к этому.
Улыбаясь воспоминаниям, Модьун спокойно объяснил, что самки обезьяны иногда категорически отвергают присутствие наблюдателей.
Четверо самцов уставились на него, сначала с удивлением, а потом с почти одинаковым презрением. Человек-ягуар сказал:
— Вы хотите дать нам понять, что вы, обезьяны, разрешаете вашим самкам указывать вам, что делать?
Он посмотрел на своих компаньонов и с ироническим выражением лица заметил:
— Я вижу, что мы должны научить нашего приятеля, как быть мужчиной.
Человек-ягуар был спокойным и высокомерным. Он протянул руку и похлопал Модьуна по плечу:
— Не беспокойтесь, сэр. Держитесь за нас, и мы скоро приведем вас в нормальное состояние.
Наконец четверка людей-животных сочла необходимым представиться. Человека-ягуара звали Дуулдн, человека-медведя — Руузб, человека-лису — Неррл, а человека-гиппопотама — Иггдооз. Назвав свои имена, люди-животные ожидали, что и Модьун назовет свое, а он замешкался. Он быстро вспоминал, что означают эти имена и откуда они произошли. При идентификации животных люди просто присваивали каждому определенное количество букв алфавита: пять букв для животных из Северной Америки, шесть — для Южной Америки, семь — для Африки и т. д. Компьютеры, которые были запрограммированы на то, чтобы давать имена каждому, получили инструкции не использовать для имени только одну букву. Поэтому не было животного по имени Аааа или Ббббб. Но за исключением этого — полная свобода. В лотерее имен его попутчикам еще повезло. Их имена, все без исключения, были произносимыми.
В этот момент Модьун подумал, что люди выбирают себе имена по иному принципу. И его имя, Модьун, немедленно идентифицирует его как человеческое существо… для любого, кто понимает формулу.
Но он колебался недолго. Он сразу увидел, что, изменив «ь» в имени Модьун на «и», он сможет сохранить произношение, а если добавит лишнее «н», то сможет представить себя выходцем из Африки, имеющим имя из семи букв. По крайней мере, он сможет использовать эту нехитрую подтасовку до тех пор, пока не представит комбинацию букв компьютеру.
В действительности комбинация не имеет смысла. Кроме того, было бы нелепо представляться обезьяной слишком долго.
Его измененное имя было принято без вопросов. Итак, он стал Модиунном… видимо, еще на несколько часов. Или минут.
После этого Дуулдн, человек-ягуар, сообщил ему, что он и его компаньоны направляются в центр города. Дуулдн сказал:
— Понимаете, здесь обычная система поселений. Думаю, она одинакова во всем мире.
— Да, — коротко ответил Модьун.
Когда через несколько минут Модьун выбрался из автомобиля, он вдруг понял, что сердится. Он, человек, не понимает, как управляются эти города! Он, принадлежащий к расе, создавшей автоматические города и автоматические села — короче, все на этой планете!
Однако после того, как автомобиль уехал и четверо людей-животных быстро пошли по широкой улице, потребовалось несколько мгновений, пока Модьун понял, что они направляются к движущемуся тротуару.
«Ну конечно», — думал он потом, ругая себя.
Всплыли обрывки каких-то давних воспоминаний, и город показался более знакомым. Он вспомнил, что жилая зона разбита так, чтобы принимать приезжих в одном секторе. Тут есть и скромные квартиры и роскошные апартаменты для людей.
Путешествие по движущемуся тротуару закончилось через полтора квартала. Человек-ягуар показал на склон холма и сказал:
— Здесь вся улица свободна. Давайте поселимся тут, а потом выйдем и пойдем поесть.
Модьун последним преодолел четырехдорожечный переход от скоростного тротуара к среднескоростному, а затем к медленному и шагнул на улицу. Его спутники поднимались по склону, а он нерешительно следовал за ними. Должен ли он продолжать лгать? Это казалось слегка несерьезным и даже недостойным. Тем не менее, вскоре он, как и другие, стоял перед рядом кнопок, набирая свое обезьянье имя.
Модьун ждал, еще слабо надеясь, что компьютер откроет дверь.
Компьютер отказался впустить его.
— Вы идентифицированы неправильно, — был ответ.
Прошла вечность; Модьун ничего не предпринимал, не реагировал, даже не обдумывал то, что сказала машина. Он был в смятении. Раньше он не знал этого чувства. Неосознанное, абсолютно новое ощущение. И его мозг не понимал реакции тела.
Странно, что его мысли пришли в такое смятение…
Он начал приходить в себя. Сначала он просто наблюдал. Перед ним за дверью квартиры находился механизм: кнопки, которые он только что нажимал, и маленькая треугольная металлическая решетка под ними — оттуда голос компьютера произнес невероятные слова.
Модьун видел длинный ряд стерильных квартир, точно таких, как та, которую он выбрал в качестве своего обиталища. Ну, не совсем квартир. Они все были одноэтажные и располагались вдоль блока террасами. Перед каждой квартиркой было несколько ступенек, ведущих на маленькое крыльцо, и Модьун предполагал — хотя и не мог ясно видеть других дверей, — что на каждом крылечке были такие же кнопки с буквами и система динамиков за решеткой.
В известном смысле, однообразный мир. Но как же иначе обеспечить жильем миллионы? Действительно, его предки занимали такую же терпимую позицию по отношению к людям-животным, как и он, и заботились не о красоте, а большей частью о пользе.
Но поскольку чистота была полезной, они предусмотрели для каждого жилища и для города в целом автоматические чистящие системы. Пластмассовые стены, пластмассовые двери и нержавеющие стальные решетки сияли — так было чисто. И ступеньки выглядели вымытыми и выскобленными. На тротуаре внизу не было ни пятнышка.
Модьун все еще растерянно осматривал мир вокруг себя, когда понял, что же так подействовало на него.
Отказ.
Ему отказали! За всю жизнь в течение нескольких сотен лет никто никогда так не поступал с ним. Это был удар по его самосознанию, для которого никогда не существовало никаких преград, кроме философии о тщетности бытия — и, особенно, тщетности усилий. Действительно, ничего не стоит делать. Тело испытывает чувства, мозг — нет. Человеческая природа такова, что человек может отдавать себе трезвый отчет о ситуации в то время, когда его тело испытывает чувства. Уделом людей было выбирать, нужно ли игнорировать ощущения своего тела или же потворствовать им.
И теперь он не мог игнорировать их. Когда Модьун осознал удивительную правду — источник своей глубокой тревоги, — он начал понимать, что его тело испытывает раздражение.
Мысленное осознание физического чувства сработало как сигнал тревоги. Мозг Модьуна мгновенно вернулся к нормальному состоянию: отделился от тела. Модьун успокоился, но проявил любопытство. Он сказал:
— В чем проблема? Мое имя имеет нужную длину и правильный код для обезьяны из Африки. Почему меня не принимают?
— Личность с этим именем — Модиунн — в настоящее время находится в Африке, зарегистрировавшись как проживающая по определенному адресу.
Раздражение усиливалось. Тело, казалось, все меньше поддавалось контролю. Прошла минута, и Модьун понял, что причиняло такое беспокойство его телу. В прежние дни можно было запрограммировать компьютеры, чтобы они учитывали такие подробности, но это не было сделано. Ни одно человеческое существо никогда не занималось отдельным животным, не интересовалось, где оно находится, или даже тем, что с ним случилось.
Поэтому он проговорил угрожающим тоном:
— С каких пор компьютеру есть дело до местонахождения отдельного животного?
— Вы спрашиваете, имею ли я право отказаться впустить вас? — спросил компьютер.
— Я спрашиваю, откуда вы знаете, где находится Модиунн? Я хочу знать, кто связал вас с компьютером в Южной Африке, — сказал Модьун с высоты своего положения человеческого существа.
Компьютер ответил, что он связан со всеми компьютерами планеты уже 3453 лет 11 часов, 27 минут и 10 секунд. Пока он отвечал, Модьун подумал, что компьютеры никогда не программировались для ответов на такие вопросы.
Он раскрыл было рот, чтобы продолжить колкие расспросы, и внезапно отметил, что его тело испытывает болезненные ощущения, осознал, что все это время нервничал. Модьун не имел информации о том, сколько именно времени люди находились за барьером, кроме того, он принадлежал к третьему поколению. Но, собрав воедино все сведения, которыми владел, он догадался, что компьютеры были перепрограммированы в течение нескольких лет после ухода людей.
Кто мог это сделать?
Модьун сделал еще одну попытку.
— Вы отказываетесь открыть эту дверь для меня?
— Это невозможно, — был ответ. — Я автомат, а вы не соответствуете требованиям, позволяющим войти.
Заявление компьютера, к несчастью, напомнило Модьуну об ограничениях механического устройства. Проблема была не в машине, а в том, кто и как изменил принцип ее работы.
«Посмотрим, смогу ли я убедить кого-нибудь переехать в большую квартиру и поселиться со мной», — решил он.
Животные-люди, с которыми он познакомился, исчезли в своих маленьких домиках. Модьун вспомнил, что Руузб, человек-медведь, занял квартиру слева от него. Модьун пошел туда и постучал в дверь, игнорируя систему кнопок.
Пауза. Звук шагов. Дверь открылась, и появился красавец-медведь. Он приветливо улыбнулся Модьуну.
— Эй, — сказал он, — вы очень быстро управились. Входите. Я буду готов через минуту.
Модьун вошел, боясь, что дверной компьютер не пустит его и сюда. Но динамики за решеткой молчали; разговор между ни и Руузбом не привел механизм в действие. Очевидно, на него не влиял факт присутствия Модьуна, если дома хозяин.
«Включается при нажатии кнопки», — с облегчением заключил он.
Он собирался предложить человеку-медведю поселиться с ним вместе в двухкомнатной квартире для приезжих. Но теперь в этом не было необходимости. Модьун совсем не знал, когда и что он должен будет делать. Однако было ясно: здесь что-то не так, как должно быть.
Все же он верил в то, что культура животных осталась прежней и не преподнесет ему неприятных неожиданностей. Сердечное приглашение Руузба давало ему еще немного времени, чтобы обдумать положение дел.
«Я попрошу его поселиться со мной вместе… немножко позже».
Глава III
Прошло полчаса…
Пятеро приятелей отправились в столовую в двух кварталах от своих новых домов. Оказавшись в помещении столовой, Модьун замешкался, а остальные нетерпеливо схватили тарелки и встали в очередь. Модьун подумал: не откажется ли компьютер, раздающий пищу, обслужить его? Может быть, нужно прямо здесь и сейчас объявить, что он — человек?
Но, поразмыслив, он решил продолжать маскарад; ему не хотелось верить, что кто-то взял на себя труд изменить программы миллионов простых машин. И что более важно, он не видел никаких внешних признаков того, что создававшаяся более тысячи лет система свободного питания, где не задавали никаких вопросов, в чем-либо изменилась.
Машины автоматически возделывали землю и собирали урожай. Для тех, кто прежде был плотоядным, различные типы белков создавались с помощью сложных программ из съедобных зерен, фруктов, трав, кустарников и деревьев. Для тех, кто прежде был травоядным, подходящая пища создавалась по упрощенной схеме, но все по тому же общему принципу. Почти все так или иначе годное в пищу шло на пользу разумным формам жизни. Почти ничего не выбрасывалось.
Да, перестроить здесь что-либо слишком сложно. Любое, самое незначительное изменение означало бы вмешательство во всю цепь операций. Модьун вынул еду из контейнеров, выданных ему кухонным автоматом. На этот раз, доверившись логике, он назвал свое настоящее имя, поскольку помнил, что обезьяны ели множество растений, которые людям не нравились.
Выложив еду на тарелки, он пошел к столу, где уже сидели его товарищи. До сих пор все шло гладко. Пока его новые знакомые оживленно беседовали, Модьун старательно жевал и глотал непривычную пищу. Хотя к концу своего пребывания за барьером он ел уже много раз, весь процесс в целом оставался для него неприятным.
Он помнил, что после не доставлявшего ему удовольствия акта поглощения пищи случится вещь гораздо худшая. Позже он должен будет искать общественный туалет и в присутствии других существ в соседних кабинках избавляться от отходов организма.
«Жизнь за границами барьера, — думал он, — именно такова, какой и должна быть по моему мнению: она наполнена скучными, утомительными, раздражающими переживаниями».
Но его на время заманили в большое тело, и он должен был выполнять его требования.
Собственно, взгляды Модьуна остались прежними. Вне барьера каждым существом управляют: его проблемы никогда не решаются до конца, сохраняется непрестанная необходимость бороться с окружающей средой, и это повторяется каждое утро, заставляя существо непрерывно действовать.
Какие мысли могут быть у такого существа? Да никаких!
Модьун без удовольствия пережевывал пищу и обдумывал свое положение, когда, услышав случайное замечание, понял, что четверо его новых знакомцев все еще обсуждают порядком надоевшую ему тему предстоящего путешествия в космос.
По-видимому, кто-то убедил администрацию утвердить неправильную цель экспедиции. Его друзья считали, что должны противодействовать, убедить власть предержащих выбрать как цель для полета корабля другую звезду.
— … Значение… необходимое действие… жизненные… решающие для мира…
Слова с их скрытым кодом, обозначающим некую сверхзначимость и важность, проходили через восприятие Модьуна как пустая трескотня; сначала он только регистрировал их. Наконец до него дошло их значение, и он сказал с легкой улыбкой:
— А что случится, если вы не сможете отстоять свою точку зрения?
Человек-ягуар удивленно посмотрел на него.
— Кто-то другой; выдвинет свой проект.
— С какими результатами? — спросил Модьун.
— Их идеи неверны, а наши верны.
— Но что же все-таки случится? — настаивал Модьун.
— Экспедиция отправится к группе желтых звезд, похожих на наше Солнце. Шансов найти жизнь на планетах таких звезд, меньше, чем на планетах голубых звезд. Это уже доказано.
Модьун с высоты своего менталитета, где все вещи были одинаково бесполезными, снова улыбнулся наивному ответу.
— Предположим, что экспедиция не обнаружит жизни ни в системе желтой, ни в системе голубой звезды — что тогда? — спросил он.
— Это будет напрасное путешествие.
Его безупречная логика не доходила до глупого создания. Человек сам прошел через эту промежуточную стадию; когда-то он верил, что успех заключается только в результате. Модьун сместил акцент своего вопроса.
— Участники такого путешествия не будут испытывать неудобств?
— О нет. Корабли безупречны. Они похожи на большие города, плывущие в космосе.
— Те, кто будут на корабле, смогут есть, спать, развлекаться, общаться с существами противоположного пола, будут иметь возможность тренироваться и обучаться?
— Конечно.
— Тогда какая разница, каким будет результат? — торжествующе спросил Модьун.
— Но, если мы не обнаружим другую жизнь, это будет напрасное путешествие! Межпланетные корабли мчатся с большой скоростью, и, как нам сказали, мы посетим много планет; но все же мы улетаем на длительное время. Для отдельной личности очень тяжело, если цель не достигнута.
Модьуну казалось, что все на корабле будут жить совершенно одинаковой жизнью независимо от того, неудачной или успешной окажется экспедиция. Забавляясь, он задал вопрос несколько под другим углом: