Северная оконечность острова оставалась почти нетронутой с тех самых пор, когда еще несколько десятилетий тому назад остров принадлежал лесообрабатывающей компании. Сейчас тут находилось только хранилище со старым оборудованием, герметичные бочки с химикатами и бытовки, установленные на шлакоблоках и запертые на висячие замки. Лира притормозила у ржавых ворот с выцветшим знаком биологической опасности. Но ворота оказались не заперты, и она решила рискнуть: биологически опасных материалов в Хэвен всегда было в избытке.
За воротами не обнаружилось ни ухоженных живых изгородей, ни мощенных камнем дорожек. Тут было прохладнее благодаря тени дубов и могучих раскидистых сосен, хотя Лире все деревья казались одинаковыми. Она шла и думала о хищных животных. Дикие звери таились повсюду, к примеру, в темных пещерах. Крокодилы могли запросто проползти под забором, а змеи, наверное, примостились на ветвях. Года три назад дикая свинья проломилась через подлесок и шныряла вокруг охранников у Коробки. Это был один из тех немногих случаев, когда Лира видела, как врачи смеялись.
Брошенные трактора. Свернутые тяжелые цепи. Пластиковые чаны и контейнеры для мусора. Сломанный старый подъемный кран с поднятой стрелой. Лира потащилась по длинному проходу, огибая ржавое оборудование, хлюпая по грязи, которая становилась все гуще и глубже по мере того, как она подходила к приливной зоне. Насекомых прибавилось, и жужжали они громче. Лира знала, что она находится на территории Хэвена – она видела забор за деревьями и различала отблески закатного солнца, поблескивающие на яркой зелени болот. Она понимала, что до ближайших охранников всего-то несколько сотен метров, но чувствовала себя так, словно шагнула в иной мир.
А если она и впрямь может идти вечно, углубляясь в лес, и ее никогда не найдут?
Правда, она даже не представляла, восхищает ее такая идея или пугает.
Вскоре она увидела моторную лодку, стоящую на бетонных блоках и накрытую синим полиэтиленовым тентом, скользким от влаги и плесени. Идеальный тайник. Лиру затопила волна облегчения. Она так устала и вымоталась!
На секунду, когда она остановилась, ей почудились чьи-то шаги. Но когда Лира обернулась, она никого не увидела.
Она сдвинула часть тента и застыла в замешательстве. Дно лодки было частично поржавевшим, но относительно сухим – и кто-то уже устроил тут тайник. В лодке лежали: свернутое коричневое одеяло с нашивкой института, две аккуратно сложенные пары брюк, две рубашки и мужское нижнее белье, тоже в двух экземплярах. Еще там был фонарик, картонные упаковки с сухим молоком, консервный нож с меткой «кухня Хэвена» и полдюжины жестянок с супом.
Какая-та мысль шевельнулась в сознании Лиры, некая ассоциация, но прежде, чем она облеклась в слова, кто-то заговорил.
– Не трогай мои вещи! – раздался голос у нее за спиной.
Лира крутанулась на месте, и у нее перехватило дыхание.
Сначала она подумала, что этот парень – посторонний, каким-то образом прошмыгнувший в Хэвен. Он выглядел столь необузданным и яростным, что показался Лире представителем другого биологического вида. Но потом ее испуг чуть-чуть стих, и она предположила, что он сильно голоден. Его скулы резко выделялись на лице, как будто их вырезали ножом. На руках у него видны были узкие диагональные шрамы: ни дать ни взять крохотная лестница, высеченная в плоти.
А потом Лира заметила белый браслет Хэвена – и возникшая прежде идея оформилась, сделалась очевидной и неоспоримой.
Это он. Семьдесят Второй. Черный Код. Беглец.
Однако он не убежал. По крайней мере далеко. Он хоронился здесь в северной оконечности острова.
– Я тебя знаю, – сказала Лира. – Ты – Семьдесят второй.
Он не стал отрицать.
– Как ты меня нашла? – Он шагнул к ней, и Лира почуяла его запах – резкий, животный, но не слишком отталкивающий. – Кто из них тебя послал?
– Никто меня не посылал! – возмутилась Лира.
Все-таки ей не нравилось находиться рядом с ним. Она никогда не бывала так близко ни с кем из самцов. Ей почему-то невольно думалось про Пеппер и про увиденное однажды изображение беременной женщины, которая словно переваривала собственный эмбрион.
Но бежать было некуда: она упиралась спиной в лодку.
– Я не тебя искала, – пробормотал она.
– Тогда что ты тут делаешь? – выпалил он.
Лира заколебалась и еще крепче прижала к груди наволочку со своим добром.
– Я не хочу об этом говорить.
Он покачал головой.
– Я не могу тебя отпустить, – заявил он, схватив ее за руку.
И в ту же секунду мир взорвался.
Глава 7
Позднее обитатели Бэрел-Ки рассказывали байки о том взрыве. Рыбаков чуть не вышвырнуло из лодок ужасной волной, пронесшейся вслед за звуком, – спустя несколько часов выяснилось, что это часть крыла А снесла забор и рухнула на мелководье. Мисси Галлахер увидела взметнувшийся вдали столб огня и подумала про Апокалипсис и Судный день. Билл Коллопс заподозрил во всем террористов и помчался в подвал, требуя от жены, чтобы та живо помогала ему с боеприпасами.
Первая бомба, взорвавшаяся в вестибюле, рядом с бюстом Ричарда Хэвена, изрезала осколками стены и балки и обвалила крышу. Женщину, которая принесла взрывчатку на остров, примотав ее к груди и прикрыв кухонным противнем, разнесло в клочья, и даже ее стоматологическая карта оказалась бесполезна. Установить ее личность удалось исключительно благодаря тому, что она оставила на материке рюкзак с запиской, где говорилось об ее побудительных мотивах и связи с «Ангелами Первого Спасителя» (впоследствии ее рюкзак обнаружили солдаты). В ее аккаунте на «ВордПресс» упоминался сайт, именуемый HavenFiles, и утверждалось, что она выполняла приказ Иисуса Христа – дескать, она должна была уничтожить противоестественные извращения на Хэвене и омерзительных грешников. Блог пережил кратких три часа славы и наплыва пользователей, а затем был загадочным способом стерт навеки.
Вторая и третья бомбы породили огненный шар, который с ревом пронесся по коридорам: от его жара плавился металл, а пластиковые обеденные подносы превратились в бесформенные комки. Все могло бы закончиться не столь плачевно, если бы не значительная партия амилнитрита, которую заказал один из сотрудников Хэвена. Он неосмотрительно оставил амилнитрит в холле, потому что толком не знал, где его лучше хранить.
А Хэвен заполонили слухи. Мол, женщина верила, будто институт Хэвена создает искусственных людей, чтобы сотворить из них дьявольскую армию, а следовательно, и отродья, и их создателей надо покарать огнем. Что у нее имелась распечатка всех семидесяти шести страниц HavenFiles – с выделенными местами и комментариями на полях. Они вроде бы были заламинированы и уложены в сумку вместе с Библией, распятием и недоеденным бутербродом с ветчиной и сыром. Что женщина, пожалуй, оказалась в чем-то права, поскольку военные отреагировали крайне жестко. Вдобавок и люди в защитных спецкостюмах не просто так несколько недель кряду прочесывали Хэвен и вывозили обломки на материк.
В итоге Еловый остров стал пустым, разрушенным и безмолвным.
Но почему же это трагическое известие не попало в серьезные новостные каналы? Ни в одну из крупных газет?
– Заговор, – пробурчал Билл Коллопс и принялся чистить оружие.
– Боже мой! Где мы живем? – горестно вздохнула Мисси Галлахер.
Официальная версия – та, которую включили в вечерний выпуск местных новостей, – гласила, что новый сотрудник лаборатории допустил ошибку в обращении с химикатами. В результате начался пожар, мгновенно охвативший помещение. Тем не менее эта уже приглаженная легенда вскоре сгинула в небытие…
Еловый остров был позабыт вместе с его обитателями.
Конечно же, тогда Лира ни о чем не догадывалась. В тот момент она подумала, что небо раскололось и настал конец света.
Глава 8
Сила первого взрыва сбила ее с ног. Лира грохнулась ничком в грязь, Семьдесят Второй рухнул рядом с ней. Глаза защипало от пыли, которая поднялась отовсюду одновременно, словно туман. Кричали люди. Сирены выли на одной и той же пронзительной панической ноте без конца.
Эти звуки парализовали Лиру: ударные волны, возгласы, терзающие ушные перепонки, и отдающийся в зубах треск разрываемых атомов. Лишь через секунду она осознала, что Семьдесят Второй куда-то пропал.
Она заморгала, приподняла голову и оперлась на локти.
Оказывается, он уже вскочил и бежал куда-то наутек.
Но, сделав несколько шагов, он остановился, обернулся и посмотрел на Лиру. Она опять обмякла и теперь оцепенело валялась в грязи – животом вверх, будто саламандра.
Он вернулся. Ему пришлось кричать, чтобы перекрыть пламя и вопли.
– Быстро! – скомандовал он, но его голос был далеким и глухим: звон в ушах превратил его приказ в размытую музыку.
Лира не шелохнулась. Она, похоже, промерзла до самых костей. Ей захотелось спать. Даже губы не желали ей подчиняться, чтобы произнести: «Нет».
– Давай! – рявкнул он.
Лира не очень хорошо умела распознавать эмоции, но предположила, что он сердится.
Она повернула голову и сосредоточилась на мелких деталях. Краб удирал боком по взбаламученной воде, а в кронах деревьев свистел ветер, несущий запах дыма.
Наконец, она перевела взгляд на босую ногу самца – та находилась в дюйме от ее локтя – и заметила, что ногти Семьдесят Второго обведены черными ободками.
Семьдесят Второй вцепился в ее плечо, и к Лире внезапно вернулось ощущение собственного тела.
– Давай! – повторил Семьдесят Второй. – Давай!
Лира задумалась. Может, он зациклился или его мозг неправильно сформировался, как у Сиреневого Ручья, Гусиного Пуха и многих других?
Она схватила наволочку, валяющуюся на земле. От пыли ткань сделалась тускло-серой. Жестяная коробочка вылетела в грязь, но у Лиры не было времени подбирать ее.
Семьдесят Второй не отпускал ее плечо, а она плохо соображала.
От звука, напоминающего барабанную дробь, у нее привычно екнуло сердце. Охранники часто от скуки стреляли по аллигаторам, которые чересчур близко подплывали к острову. Лира решила, что на берег, должно быть, выбрались аллигаторы… но они сгорели бы… или укрытия защитили бы их?
Спустя минуту они бежали мимо сломанного оборудования. Двигались они не к болотам, а туда, где бушевало пламя и раздавались крики. Пепел набился Лире в горло, и ей стало тяжело дышать. Ей не казалось странным, что они направляются в эпицентр пожара. Она видела в отдалении, за деревьями, подсвеченную пелену дыма, который повторял силуэты зданий, и понимала, что нужно отыскать медсестру и построиться в пары вместе с репликами. Им сразу скажут, что надо делать. Медсестры им помогут. Они все исправят.
И в этот миг Лира начала тосковать по тонометру и электронному термометру. Ей захотелось почувствовать давление манжеты на руку и ощутить вкус пластика во рту. Она мечтала о том, чтобы лечь на кровать номер двадцать четыре, прикоснуться к подоконнику, погладить рукой свое одеяло и простыни. Они пробежали мимо бочек из-под химикатов – они возвращались назад той же дорогой, по которой шла Лира, когда подыскивала тайник.
Но когда они добрались до места, откуда был виден институт, Лира притормозила. Неожиданно ей показалось, что пули, должно быть, пронзили ее, проделав дыру в животе. Она почему-то не чувствовала ног. Она не понимала, что видит. Кто-то словно разбил реальность вдребезги, а затем попытался собрать осколки и склеить их воедино, но получилось плохо.
Крыло А исчезло. Крыло B пылало. Языки огня вырывались из окон и с ревом плясали на покрытой гудроном крыше. Охранники бегали по двору и что-то неразборчиво орали.
В траве лежали трупы. Лира различила ортопедические туфли медсестер и пропитанные кровью халаты врачей. Руки погибших были раскинуты, похоже, все люди разом плюхнулись на землю, словно кинулись в воду. Издалека невозможно было отличить медперсонал от реплик, разве что по одежде.
У какого-то трупа оторвало ноги и унесло к берегу – Лира увидела, как волны плещут о куски плоти… а может, кто-то находился возле моря, когда произошел взрыв. Лира вспомнила про Кассиопею и ее коллекцию ракушек, и хотя она часто видела, как реплики умирали, к ее горлу подкатила тошнота.
«Рвотный центр расположен в задней части мозга».
Однажды услышала это от какой-то медсестры. Только не помнила, когда.
Но Семьдесят Второй направился не к безопасности, не медперсоналу и добрым, славным и внимательным Стеклянным Глазам, а к одной из сторожевых вышек. Теперь из других крыльев потоком текли люди: медсестры и доктора, плачущие или пребывающие в шоке. Они были покрыты толстым слоем сажи и смахивали на ожившие каменные изваяния.
Впервые в жизни Лира поняла, что они тоже перепуганы.
Значит, никто не планировал пожар. Никто не скажет им, что нужно делать.
Она обо что-то споткнулась: тонкая рука, зеленый пластиковый браслет на худом запястье. Самка, – догадалась Лира.
Реплику накрыло тяжелым листом кровельного железа, который швырнуло во двор при первом взрыве. Лира заметила, как пальцы сжались в кулак. Самка, кем бы она ни была, не погибла.
– Подожди, – пролепетала Лира, обратившись к Семьдесят Второму, и присела, пытаясь освободить девушку.
– Помоги! – сказала она, потому что Семьдесят Второй молча стоял и, прищурившись, смотрел куда-то вперед.
Он казался очень взбудораженным. Услышав Лиру, он нахмурился, но подошел, и вместе им удалось сдвинуть лист.
Лира увидела лицо реплики. Это оказалась Кассиопея. Она лежала на спине с искаженным от боли лицом. Левая нога Кассиопеи оказалась вывернутой под неестественным углом, ее штаны пропитались кровью из глубокой раны на бедре. Но Кассиопея еще дышала.
Лира присела и коснулась ее щеки. Кассиопея открыла глаза.
– Лира, – прохрипела она и закашлялась.
– Оставь ее, – заявил Семьдесят Второй.
– Ей нужен врач, – возразила Лира, закинула руку Кассиопеи себе на плечо и помогла ей сесть.
Ладонь Кассиопеи была мокрой и темной от крови. Вероятно, пострадала не только нога.
– Врачей уже нет. И Хэвена нет. С ним покончено, – произнес Семьдесят Второй. Лира ощутила прилив паники. Ей почудилось, что ее легкие постепенно заполняются водой – как во сне, когда она оказывалась в океане и не могла всплыть на поверхность.
Мира без Хэвена быть не могло.
Хэвен – это и есть мир.
Но теперь Хэвен горел: огонь перекинулся на крыло С, и волны жара доходили даже до того места, где находилась Лира, Кассиопея и Семьдесят Второй.
Люди продолжали кричать. Некоторые доктора ползали на четвереньках. Реплики стояли в строю на коленях, заложив руки за головы, удерживаемые охранниками с автоматами.
Лира ничего не понимала.
Она помогла Кассиопее встать. Девушка вспотела – и от нее ужасно пахло. Она навалилась на Лиру и двинулась через двор, прыгая на одной ноге и подволакивая другую. На середине пути Лира вдруг осознала, как же это странно – находиться физически так близко к кому-то. Они с Кассиопеей никогда не прикасались друг к другу, разве что случайно, когда умывались и делили вместе одну раковину на двоих. Даже когда они играли с новейшей культурой, трогали новорожденных моделей и щекотали их, они это делали лишь потому, что им так велели. Медсестра Эм как-то раз обняла Лиру за плечи, но Лира не могла вспомнить, почему. Правда, она не забыла, что потом долго трогала себя за плечо, пытаясь что-то почувствовать.
Да и доктор О’Доннел притрагивалась только ко лбу Лиры, когда та, к примеру, болела. Это походило на ощущение от манжеты тонометра, только сильнее. Лире захотелось плакать.
Сторожевая вышка пустовала. Запах гниющей рыбы и бурых водорослей доводил до безумия. Наверное, дым подчеркнул и усилил его. Лира, наконец, сообразила, куда они направляются: прямо под вышкой забор оказался поврежден. Он был немного приподнят над землей – то ли ураганным ветром, то ли дикими свиньями, которые до сих пор ночами бродили по острову.
Увидев, что Семьдесят Второй собирается подлезть под забор, Лира замерла. Ее пошатывало от жары, шума и пронзительных, почти звериных криков. Дыхание Кассиопеи напоминало звуки, издаваемые велосипедным насосом. Лира чувствовала, как сердце Кассиопеи стучит ей в спину и ребра, гоня кровь по хрупким венам.