Россия стонала он засилья инородцев. Она истекала кровью и молила о помощи. Молила его, Дмитрия Костырина, стопроцентного русского человека. И если бы он не откликнулся на эту мольбу, он был бы не человеком, а дешевой гнидой.
Дмитрий с юности занимался спортом — то гимнастикой, то боксом, то плаваньем. Но теперь он понял, что бесцельные занятия спортом — это такая же бессмысленная возня, как собирание марок или вышивание крестиком. Спорт — это не цель, а средство. И мускулы нужно качать не для того, чтобы подкидывать кверху гири, а для того, чтобы эти мускулы не подвели тебя в ответственный момент.
Поняв это, Костырин бросил плаванье и уже на следующий день пришел в секцию с красноречивым названием «Школа рукопашного боя». На первой же тренировке он разбил какому-то парню нос. Парень захныкал, а тренер отвел Костырина в сторонку и сказал:
— Запомни: здесь нет врагов, здесь только соперники.
— Если так считать — никогда не научишься бить по-настоящему, — возразил Костырин. — И никогда не будешь готов к серьезному нападению.
Тренер с любопытством посмотрел на Дмитрия и сказал:
— Вообще-то, ты прав. Значит, хочешь, чтобы все было по-настоящему?
— Да.
— И хочешь бить на поражение?
— Да.
— Оставайся после тренировки. Покажешь мне, как умеешь драться. А ребят не трогай. Они не за этим сюда пришли, усек?
— Усек.
Через полтора часа ребята разошлись. В зале остались только Дмитрий и тренер.
— Ну что ж, — сказал тренер. — Надевай щитки и перчатки. Я покажу тебе, что значит бить на поражение.
Они вышли на татами.
— А теперь — нападай! — приказал тренер.
Не успел он договорить эту фразу до конца, а кулак Дмитрия уже рассек воздух и врезался тренеру в челюсть. Однако тот успел чуть отклонить голову, и удар Дмитрия пришелся вскользь. Ответный же удар сбил Костырина с ног, как сухую тростинку.
— Вот видишь, — сказал тренер, стоя над ним. — Ты увлекся атакой и забыл о защите. Самонадеянность всегда приводит к плачевным результатам. Вставай, хватит валяться.
Он снял перчатку и протянул Костырину руку, но в следующую секунду отлетел на другой конец татами, пошатнулся и, чудом устояв, сложился пополам, хватая ртом воздух. Костырин достал его ногой в солнечное сплетение.
— А это уже мой урок, — сказал Дмитрий, поднимаясь. — В драке нельзя расслабляться ни на секунду. Даже из альтруистических соображений. Продолжим?
— Давай! — кивнул тренер, с лица которого еще не успела сойти бледность.
И они продолжили.
С того дня тренер занимался с Костыриным по индивидуальной программе.
Однажды мать нашла на столе Дмитрия книгу Гитлера и устроила ему по этому поводу настоящий скандал.
— Хорошо, что отец не дожил! — кричала она. — Ты бы точно уложил его своим Гитлером в гроб!
Любой другой на месте Дмитрия хлопнул бы дверью и выбежал из квартиры. Но Дмитрий был не любой другой. Он спокойно выслушал мать, затем взял в руки книжку и спокойно и неторопливо рассказал ей об истинном значении этой книги. Он говорил убедительно и веско, подкрепляя свои слова цитатами. И постепенно испуг и негодование ушли из глаз матери. Взгляд ее стал не таким уверенным, как прежде.
— Ты так убедительно говоришь, — пробормотала она. — Но почему тогда эту книгу запрещают?
— Потому что ее написал человек, который проиграл войну. А запрещают ее те, кто эту войну выиграл, — спокойно объяснил Дмитрий. — Если бы победил Гитлер, запрещали бы совсем другие книги. Видишь ли, мама, людям свойственно запрещать. Когда одна политическая элита приходит на смену другой, она стремится уничтожить все следы своих предшественников — и не только политические, но и культурные.
— Ох, не знаю, сынок, — вздохнула мать. — Главное, чтобы это не помешало твоей учебе. Да и жизни.
Дмитрий подошел к матери и обнял ее за плечи:
— Не волнуйся, мам. Это всего лишь книга. А я достаточно взрослый и умный человек, чтобы жить своим, а не книжным умом.
— Надеюсь, что это так, — устало ответила мать, и инцидент, таким образом, был полностью исчерпан.
С того дня мать стала смотреть на Дмитрия другими глазами. Она словно бы впервые поняла, что сын вырос и что он больше не тот мальчишка, за которого ей часто приходилось краснеть на родительских собраниях. Он стал серьезным и солидным молодым человеком. Иногда к нему заходили университетские друзья, все они были такие же серьезные и солидные. Они запирались у Дмитрия в комнате и часами оживленно беседовали. Предметы этих бесед были замысловатые и сложные: «этнос», «пассионарность», «геополитика» и тому подобное.
Останавливаясь у комнаты сына, мать прислушивалась к голосам, несущимся из-за двери, вздыхала и качала головой. Для нее все это было «темным лесом», в который ей вовсе не хотелось соваться.
Иногда по вечерам к ним в квартиру заглядывал дядя Дмитрия — Олег Кириллович Костырин. С матерью они никогда не были особо дружны. После смерти брата Олег Кириллович долго не появлялся у них в доме. Но около года назад он вдруг приехал к Дмитрию на день рождения. Они уединились в комнате и долго о чем-то беседовали.
Мать Дмитрия недолюбливала Олега Кирилловича. Он был строгий, чопорный человек с нехорошими глазами, и мать Дмитрия слегка его побаивалась. Впрочем, вполне возможно, что он был неплохим человеком, а нехорошими глаза Олега Кирилловича сделала не природа, а его профессия. Олег Кириллович был полковником МВД и работал в милиции.
Так или иначе, но Дмитрий и его дядя внезапно подружились, и мать не видела в этом ничего плохого. По крайней мере, до того момента, когда в их дверь внезапно постучалась беда.
…Скандал разгорелся из-за ссоры Дмитрия с преподавателем новых технологий, профессором Киренко. Они о чем-то поспорили на лекции, и Дмитрий обозвал профессора кретином. Все бы на том и кончилось, если бы не упрямый характер сына. После лекции он встретил профессора возле автостоянки и вновь попытался отстоять свою точку зрения. Дмитрий был нетрезв (такое с ним случалось редко, но всегда некстати).
Профессор Киренко, разумеется, не был настроен вступать со студентом в дискуссию, стоя посреди улицы. Он попросил Костырина убраться восвояси. После этой отповеди профессор стал забираться в машину, но разгоряченный алкоголем Костырин схватил его за полу пиджака и с силой дернул. В результате дорогой профессорский костюм с душераздирающим треском разошелся по швам. Профессор, не поняв, что происходит, вскрикнул от испуга. На крик прибежал охранник. Дмитрий, вместо того чтобы ретироваться, полез в бутылку. В итоге завязалась драка. А через несколько дней Костырина отчислили из университета за нарушение кодекса поведения студента и злостное хулиганство.
7
Было семь часов вечера, когда Андрей и Дмитрий вошли в просторную, ярко освещенную комнату, расположенную в подвале жилого дома. Скорей даже не в комнату, а в небольшой зал, посреди которого стоял бильярдный стол. У стен расположились три небольших кресла и диван.
Судя по запаху краски, клея и растворителя, здесь совсем недавно делали ремонт. Свежевыкрашенные стены, белоснежные переборки из гипсокартона и аккуратные плинтусы подтверждали это.
— Вот, дружище, здесь у нас что-то вроде штаба, — сказал Костырин. — Здесь мы обсуждаем текущие дела, разрабатываем стратегию и тактику… Ну и так далее. Как тебе здесь?
— Ничего. Уютно. Сколько здесь таких залов?
— Два и мой кабинет. Следующий побольше, но там ринг. Раньше здесь был боксерский клуб, — пояснил Костырин.
На капитальной стене висело черное полотнище, на котором желтыми буквами было написано — «РОССИЯ ДЛЯ РУССКИХ». Костырин перехватил взгляд Андрея и пояснил:
— Это официальное название нашего молодежного объединения. — Он посмотрел на часы. — Сейчас подойдут остальные — познакомишься.
Они подошли минут через десять. Трое крепких парней, судя по внешности — ровесников. Всем им было не больше двадцати пяти лет.
На Андрея они посмотрели без всякого любопытства, словно он был не человеком, а частью антуража. Но так было лишь до тех пор, пока Костырин им Андрея не представил. А сделал он это весьма церемонно:
— Господа, позвольте представить вам нового члена нашего объединения — Андрея Черкасова! Я его знаю несколько лет и готов поручиться за него, как за самого себя!
Первым руку Андрею пожал высокий мускулистый парень с лысым, бледным черепом, почти безбровый, с насмешливо прищуренными глазами.
— Федчиков. Валера, — представился он. — А ты ничего, крепкий. Это хорошо. Для крепких парней у нас всегда есть работа.
Вторым был невысокий толстый парень с круглым лицом, круглыми глазами и черной полоской усиков над пухлой, как у ребенка, верхней губой. Его звали Василий Бачурин. Пожимая руку, он внимательно вгляделся в лицо Андрея и с сомнением произнес:
— Где-то я тебя уже видел… Вот только не помню где.
— Наверно, в «Серебряной вобле», — предположил Андрей. — Я туда захаживаю.
— Может быть, может быть… — пробормотал толстяк, уступая место следующему товарищу по оружию.
Третий парень был среднего роста, среднего телосложения, с глуповатым и самодовольным лицом.
— Серега Серенко, — представился он. — Добро пожаловать в наши ряды, чувак. Теперь ты можешь смел о ходить по улицам родного города. Ни одна черная мразь тебя не тронет! А если тронет, будет иметь дело с нами. И лично — со мной! Если будут проблемы — обращайся прямо ко мне. Понял, молодой?
— Ну вот, парень. Троих, а включая меня — четверых, ты уже знаешь. С другими познакомишься по ходу. Так сказать, в рабочем порядке. А теперь я покажу тебе свой личный кабинет. Пошли!
Личный кабинет Костырина оказался маленькой каморкой, стены которой были увешаны книжными полками, а все свободные места — завешаны плакатами и картинками-репродукциями. Довольно занимательными. Мрачные офорты Гойи, не менее мрачные гравюры Дюрера (с неизбежными «Тремя всадниками Апокалипсиса»), портрет бравого молодого человека с гордо поднятой головой. Правее — репродукции картин Нестерова — триптих «Александр Невский» и Васильева — какие-то былинные богатыри в шлемах.
Андрей глянул на корешки книг — Ницше, Лоренцо Валла, «Новый русский порядок», Сковорода, Державин, Пушкин, Достоевский, Светоний, Константин Леонтьев и так далее.
— Зачем все это? — кивнул Андрей в сторону книг.
— Глупый вопрос, — холодно ответил Костырин. — Эти книги — сокровищница мировой и русской мысли. Мы ведь не варвары, которые пришли из ниоткуда и уйдут в никуда. Варвары — это «черножопые» и «желтолицые». Мы — крестоносцы, защищающие от них белую цивилизацию.
— Ясно, — без тени насмешки кивнул Андрей. — А что, твои коллеги тоже все это читают?
Костырин растянул узкий рот в усмешке:
— Ну, во-первых, не «твои» коллеги, а «наши» коллеги. Ты ведь теперь один из нас, не забыл? А во-вторых, им не обязательно все это читать. Они — бойцы. Они должны твердо знать свою работу и выполнять ее без всяких сомнений. Ты ведь не станешь показывать солдату карту фронта, потому что он все равно ни черта в ней не поймет.
— Значит, ты у них вроде… генерала?
Костырин кивнул:
— Можно сказать и так. В любой битве должен быть полководец. Считай, что я и есть тот самый полководец. Это не значит, что я какой-то особенный. Просто у каждого в этой жизни свое предназначение. И только Богу известно, чье важней. Может, Александр Матросов своим подвигом сделал для русской нации больше, чем Жуков и Рокоссовский вместе взятые. Мы никогда этого не узнаем. Во всем есть божий промысел.
Андрей вновь оглядел стены кабинета.
— Значит, ты генерал, — задумчиво пробормотал он. — Интересно.
Костырин поморщился:
— Дался тебе этот генерал! Ну хорошо, я генерал. И мне, как и любому генералу, нужен умный, образованный ординарец. Не могу же я беседовать о Достоевском или Леонтьеве с Серегой Серенко. Ты, кстати, где учишься?
— В политехническом университете.
— О черт! Так мы с тобой еще и однокашники бывшие! Может, ты и профессора Киренко знаешь?
— Шапочно.
— Редкая гнида. Будь моя воля, задушил бы его собственными руками. — Костырин хищно усмехнулся. — Возможно, когда-нибудь я это сделаю. Ладно, пора звать ребят.
Костырин расстелил на столе карту района и ткнул в нее пальцем:
— Вот, смотрите. Здесь стоит дом. Он давно у нас на примете, но бомбить нам его еще ни разу не приходилось.
— А что там? — спросил Андрей.
Костырин поднял голову и насмешливо на него посмотрел:
— Там, Андрюха, живут наши враги. Этот дом напичкан инородцами, как булка — изюмом.
Андрей кивнул, потом спросил:
— А что это за инородцы? Что они делают в Питере?
Парни засмеялись.
— Что? — обиженно спросил Андрей.
— Ничего, — ответил за всех Костырин. — Просто ты, как всегда, зришь в самый корень. Так вот, Андрюха, в первом и втором подъездах живет рыночный элемент. Черное мясо, быдло. Они каждый день — с утра до ночи, горбатятся на рынке. С этими все просто. А вот в третьем — обитает контингент поинтересней. Студенты и аспиранты, всякие там медики и педики. Это самый опасный элемент нашей таблицы Менделеева.
— Что же в них опасного? Простой молодняк.
Парни переглянулись, и на губах у них вновь заиграли улыбки.
— Сразу видно — кадр неподкованный, — с сухой ухмылкой пригвоздил Андрея бледный и мускулистый Валерий Федчиков. Андрей уже окрестил его про себя— Белая Смерть.
— Дилетант, — протянул толстяк Бачурин.
А Серенко лишь покачал головой.
Андрей вспылил:
— Может, вместо того чтобы скалиться, объясните мне — чем так опасны студенты и аспиранты?
Объяснил ему Костырин:
— Это, Андрюха, те самые кадры, которые совершают интеллектуальную экспансию. Торговцы — просто быдло, скот. Они свое место знают. А эти норовят выбиться в пастухи. Понимаешь, о чем я?
— Да, но…
— Что?
— Какая же это экспансия, если они после учебы возвращаются на родину?
— Во-первых, не всегда. Большинство из них норовят остаться. Какой дурак добровольно поедет из большого цивилизованного города, где полно возможностей, в свои дикие джунгли? Никакой. Вот они и ищут способы остаться. Из кожи вон лезут, чтобы доказать свою незаменимость. Подсиживают русских ребят, уводят у них девчонок, чтобы получить гражданство, и так далее. Понимаешь, о чем я толкую?
— Понимаю.
— Молодец. Во-вторых, через эту элиту действуют наши враги. Они насаждают тут свою культуру, заполняют своей жрачкой наши рестораны, своими безмозглыми картинами — наши галереи. Короче, это они посеяли моду на все «экзотическое». Это с их подачи все русское воспринимается как что-то скучное и квасное. Как матрешки, лапти и балалайки. Понимаешь?
— Да.
— Нужно распространяться дальше?
— Нет. Я все понял.
Костырин повернулся к парням:
— Ну вот видите — я же говорил, что он толковый парень. Хватает все на лету! Итак, парни, это… — Костырин вновь ткнул пальцем в карту района, — …наша абстрактная цель. А что касается конкретной… — «резиновые» губы Костырина растянулись в улыбку. — Валерыч, помнишь, как ты сырой рыбой в «Гонге» отравился?
— Еще бы. Такое не забывается.
— Завтра у тебя будет шанс отомстить.
8
— Андрюш, мне нужно серьезно с тобой поговорить.
— Ма, мне завтра вставать к первой паре. Да и спать охота — глаза слипаются.
— Ничего, успеешь отоспаться.
Мария Леопольдовна присела на край кровати сына.
— Что ты читаешь? — Она взяла с тумбочки книгу, и брови ее удивленно взлетели вверх: — «Бой с использованием холодного оружия»? С каких это пор ты стал интересоваться подобными вещами?
— Это мне для реферата нужно.
— Правда? И по какому предмету реферат?
— По культурологии. Это у нас спецкурс такой. Рассматриваем холодное оружие как миф. Оружие в истории, оружие в искусстве и так далее.