— Слышь, — окликнул его один из парней, — а как там у вас в Москве, черные сильно шалят?
— Прохода не дают, — ответил Владимир.
— А вы-то, б… куда смотрите? Мочили бы их!
— «Мочили», — передразнил Владимир. — Москва — не Питер. У вас, может, их и можно мочить, а у нас пенделя черному дашь — в ментовку затаскают.
— Отсталые люди, — сказал краснолицый.
— Отсталый город, — поддержал его один из бритоголовых.
— А вы давайте к нам в Питер — на стажировку, — предложил краснолицый. — Мы вас научим уму-разуму.
Владимир усмехнулся:
— Я тебя сам научу, сынок.
Бритоголовые заржали.
— А ты крутой!
— Мужик!
— Мачо, блин!
— Слышь, Волоха, че, у вас в Москве, в натуре, все так тухло?
— Как тебе сказать…
— Скажи как есть. Нам с пацанами интересно. Да, пацаны?
— Точняк!
— Я тебе одну историю расскажу, а ты уже сам суди, тухло у нас или нет, — сказал Владимир. — Сигаретка есть у кого?
— А своими еще не обзавелся, папаша?
— Мои в Питере тухнут быстро. Климат другой.
— Слушай, а ты, в натуре, прикольный. Так че там у тебя за история?
— Встретил я однажды во дворе негра. Здоровый, мордатый, сидит на скамейке и семечки лузгает…
— Ни хрена себе!
— Во оборзел!
— Я, значит, к этому черному подхожу и спрашиваю: «Че, говорю, мудила, на поезд опоздал?» Он мне: «На какой поезд?» — «В Африку!» — говорю. Черный глазами хлоп-хлоп. Я говорю: «Слышь, чернозадый, твой поезд по другому пути пойдет. А здесь тебе делать не фига!»
— Нормально!
— Молодец!
— Мужик!
Владимир подождал, пока бритоголовые выскажут все комплименты, на какие способны, отхлебнул пива и продолжил:
— Ну вот. И тут негр этот встает. Гадом буду, метра два с копейками! А плечи… — Владимир оглядел бритоголовых. — Вот если тебя и тебя рядом поставить, так за его спиной вас все равно не видно будет!
— Вот это горилла! — откликнулся один из парней. — А ты че?
— А что я? Я ему и говорю: «Чернозадый, тебе уши заложило?»
— А он?
— Аон больше ничего не говорил. Только хрюкнул, как свинья, и в сугроб мордой повалился.
Возникла пауза. Парни пытались понять, почему это негр повалился в сугроб. Общее замешательство выразил краснолицый.
— Слышь, Волоха, я не понял. А че он упал-то?
Владимир смачно сплюнул на крыльцо и, усмехнувшись, ответил:
— А тебе бы по хлебалу кирпичом дали — ты бы упал или нет?
Еще несколько секунд бритоголовые соображали, что к чему, затем все разом заржали.
— Ну ты даешь, мужик!
— Молодца-а!
— Прямо кирпичом — по хлебалу? Надо же!
— Надо было его насмерть забить!
— А потом что? — поинтересовался краснолицый, когда ржание утихло.
— А потом — прямиком на нары, — мрачно ответил Владимир. — Хорошо, следователь был знакомый, отмазал. А так бы сидеть мне до сих пор.
Парни заскребли в затылках.
— Да-а, — протянул краснолицый. — Плохо у вас еще дело налажено, если за одну плюху на нары сажают.
Владимир фыркнул:
— А у вас что, лучше, что ли?
Бритоголовые переглянулись, на их плоских лицах заиграли хищные усмешки. Владимир допил пиво и швырнул пустую бутылку в урну.
— Ладно, — сказал он, — мне пора. Слышь, пацаны, может, подскажете, как мне до Пестеля добраться?
— А у тебя че там, невеста?
— Угу.
Краснолицый допил пиво и тоже швырнул бутылку в урну, однако промахнулся. Она цокнула об асфальт и рассыпалась на блестящие осколки.
— Мазила! Мазок! Мазер! — загалдели бритоголовые.
Не усмехнулся только Владимир. Он спокойно и невозмутимо смотрел на краснолицего. Затем так же спокойно спросил:
— Ну так как? Поможешь мне найти мою кралю? Тачка за мой счет.
Тот задумчиво пожал плечами (после неудачного броска он был явно смущен).
— Ну-у… если за тачку заплатишь, то, в принципе, можно. Все равно делать не фига. Хотя… — Бритоголовый замялся. Ему явно не хотелось покидать компанию. — Слышь, Волоха, а может, потом к своей телке поедешь? Посидим, пивка попьем, а?
Владимир посмотрел на часы.
— Часок у меня есть, — кивнул он.
— Отлично! Тогда пошли? Я угощаю!
Парни побросали окурки и гуськом двинулись в бар.
— Тебя как зовут-то? — окликнул Владимир краснолицего.
— Можно Серж, можно Серый. Мне по барабану, — представился тот.
— Приятно познакомиться.
Они крепко пожали друг другу руки.
7
Свободных столиков в баре не оказалось.
— Давай за барную стойку, — предложил краснолицый. — Чтоб задницами не толкаться.
— Без проблем, — ответил Владимир.
Они уселись за стойку и заказали пиво.
— У вас тут всегда так людно? — поинтересовался Владимир.
— Да. Почти.
В кармане у краснолицего зазвонил телефон.
— Волоха, погоди пять сек, — сказал он и прижал трубку к уху. — Да! — С полминуты он слушал молча, лишь кивая и угукая в ответ. Потом сказал: — Хорошо, буду. — Сложил телефон и обратился к Владимиру: — Слышь, брат, я тебя проводить не смогу.
— Случилось что?
— Да нужно с одним мазилой разобраться. Так что минут через двадцать рвану.
— Мазила — это кто? Черномазый?
Краснолицый усмехнулся:
— Хуже.
— Хуже черномазого может быть только мертвый черномазый, — заметил Владимир.
— Иногда и белый человек на поверку — черное дерьмо, — резонно возразил краснолицый. — Ты в Питере недавно. Наверное, еще не встречал.
— Кого?
— Да бегают тут по Питеру ублюдки с баллонами и стены поганят.
— С какими баллонами? — не понял Владимир.
— С обыкновенными, с какими. Пульверизаторы, или как их там… На стенах еще рисуют.
Серый поднял руку и сделал круговое движение, словно разбрызгивал краску.
— А, понял, — кивнул Владимир. — Граффити, что ли?
— Во-во.
— А эти-то вам чем не угодили? Что-то я не видел, чтобы стены «черномазые» раскрашивали.
Краснолицый поморщился:
— Я же тебе говорю — они не «черномазые». Просто… — Тут Серый стрельнул глазами по сторонам и понизил голос: — Короче, тут такая бодяга: один мазила пацана нашего на нож посадил.
Владимир выкатил глаза и присвистнул от удивления:
— Ни хрена себе. Насмерть?
— Да не, не насмерть. Но пацан до сих пор в больнице лежит. Диагноз знаешь какой? Проникающее ранение брюшной полости! Не слабо, да?
Широкоплечий скинхед, проходивший мимо барной стойки, притормозил, посмотрел на краснолицего и подозрительно спросил:
— Серый, ты что там нашему гостю впариваешь?
— Ничего, — успокоил его краснолицый. — Все по теме.
— Смотри, — предостерегающе сказал верзила и пошел дальше.
Краснолицый кивнул ему вслед и сказал:
— Видал? Конспирация, блин. Так что никому об этом, понял?
— Понял, как не понять. Не знал, что мазилы такими борзыми бывают. За что хоть он его?
Серый наморщил лоб:
— Точно не знаю. Там что-то из-за бабы у них получилось. Сам-то мазила русский, а баба у него вроде черномазая была.
— Слушай, а…
Краснолицый предостерегающе выставил ладонь, прерывая собеседника. Затем залпом допил пиво и хлопнул пустую кружку на стойку.
— Все, братан, пора мне дергать. А к бабе своей ты и без меня доберешься. Не знаю, как у вас в Москве, а у нас таксисты к самому дому подвозят. Ну, бывай! Приятно было познакомиться.
Володя Яковлев вышел из бара сразу вслед за Серым. Он успел увидеть, как тот, а с ним еще два парня усаживались в синюю «мазду». Едва машина тронулась с места, Яковлев быстро зашел за угол дома, где стояла взятая им напрокат у питерских оперов «девятка».
Скинхедов он нагнал у ближайшего светофора. Володя старался держать дистанцию в две-три машины, Чтобы не примелькаться, и ему это неплохо удавалось. Синяя «мазда» минут двадцать кружила по городу, затем остановилась возле старого шестиэтажного здания. Здесь скины выбрались из машины и двинулись к арке проходного двора. Яковлев натянул на нос темные очки, скрыл волосы и пол-лица под бейсболкой, вылез из машины и направился за ними. Куртка у него была черная и неброская. В таких ходит добрая треть мужского населения города.
Пройдя сквозь проходной двор, группа скинхедов свернула за угол. Яковлев ускорил шаг. Дойдя до угла, он хотел было остановиться, но услышал поблизости чей-то сдавленный крик и прибавил ходу.
Если бы Володя Яковлев был чуть менее спортивен, если бы он не спарринговался раз в неделю на ринге спортшколы «Золотая перчатка», он бы не заметил этого молниеносного движения, и дубинка, вне всякого сомнения, размозжила бы ему череп. Но тренированная реакция сослужила Володе добрую службу.
Черная молния со свистом рассекла воздух у него над головой. Поднырнув под дубинку, Яковлев нанес противнику быстрый и точный удар в солнечное сплетение и тут же довершил комбинацию хлестким левым апперкотом. Переносица противника хрустнула под ударом кулака, и ее обладатель — бритоголовый, краснолицый парень — рухнул на землю.
Двое других скинхедов молча ринулись на него. Первого Яковлев подсек и уложил на землю рядом с Серым, пригвоздив его к асфальту ударом каблука. Второй, видя такой расклад, притормозил и, сунув руку в карман, выхватил небольшой нож-балисонг. Пара движений кисти, и узкое лезвие ярко блеснуло на солнце.
— Получи, сука! — завопил бритоголовый и сделал выпад рукой.
Яковлев легко увернулся от лезвия и ребром ладони выбил нож из руки подростка. Затем схватил парня за запястье и вывел его на болевой.
— А-а! — взвыл бритоголовый, складываясь пополам. — Пусти руку, сука! Пусти, сломаешь!
— Какое задание получил? Ну, быстро! Руку сломаю!
Яковлев усилил нажим.
— Не зна-аю я!
— Как меня вычислили?
— Машину твою заметили! Черт, да пусти же ты! — Скинхед жалобно захныкал.
— Как называется ваша организация? Говори, сволочь, руку сломаю!
— «Ро… Россия для русских»…
Из глаз скина потекли слезы, из ноздри на землю потянулась длинная сопля.
— Кто главный? Главный кто, спрашиваю?
Парень лишь заскулил в ответ, и Яковлев еще больше усилил нажим.
— Кто главный?
— Костырин… Костырин главный… — простонал бритоголовый, сморщившись от боли. Затем вдруг набрал полную грудь воздуха и завопил на весь двор: — А-а-а! Убивают!
Краснолицый и второй скинхед зашевелились, приходя в себя. Яковлев выпустил парня, и тот опустился на задницу. Сжал покалеченную руку между колен и, по-собачьи поскуливая, закачался на месте, как шаман, вызывающий духов.
— Еще раз поймаю — башку откручу, — пообещал Володя, повернулся и, не дожидаясь, пока скинхеды окончательно очухаются, быстро зашагал к машине.
Десять минут спустя он докладывал Грязнову по телефону:
— Война между художниками и скинхедами началась из-за художника-граффера. Имя неизвестно. Его чернокожую подругу скинхеды либо изнасиловали, либо убили. Думаю, нужно поднять дела за последние пару месяцев о нападении на девушку-иностранку.
— Сделаем, — ответил Грязнов. — Давай дальше.
— Граффер из мести посадил на нож кого-то из скинхедов. Но не убил, а только ранил. Тот до сих пор лежит в больнице. Думаю, есть смысл проверить все больницы на ножевое ранение в брюшную полость.
— Проверим. Что еще?
Яковлев замялся:
— Товарищ генерал-майор, я тут побеседовал с одним скином. Так вот, он назвал мне название организации, в которой состоит, и фамилию своего вождя.
— Чем это ты так его расположил?
— Как всегда — добрым отношением. У вас ручка под рукой?
— Да.
— Организация называется «Россия для русских». Фамилия вожака — Костырин.
— Записал. Что-нибудь еще?
— Никак нет, товарищ генерал-майор.
— Хорошо. Подробности про «доброе отношение» сообщишь при личной встрече. Никого хоть не помял?
— Так, чуть-чуть.
— Ох, Яковлев, подведешь ты меня под монастырь со своим чуть-чуть. Ладно, дальнейшие инструкции получишь сегодня вечером, после отчета. А сейчас — продолжай работу.
— Слушаюсь.
Грязнов дал отбой. Володя бросил телефон на сиденье, тяжко вздохнул и удрученно покачал головой в предчувствии большого бадабума, который устроит ему суровый начальник.
8
Получив информацию о молодежном объединении «Россия для русских», Александр Борисович Турецкий активизировал (по его собственному выражению) работу. Он подключил все свои связи, объездил половину госконтор города, встречаясь с чиновниками и политиками и выуживая, а порой и выдавливая из них необходимую информацию. Помимо того он лично встретился с несколькими журналистами, освещающими в питерской прессе тему молодежной войны. Беседовать с журналистами было не легче, чем с чиновниками. Турецкому пришлось применить весь свой арсенал уловок, чтобы выудить из них что-нибудь действительно полезное для дела.
К вечеру следующего дня Александр Борисович уже знал об объединении «Россия для русских» и о его лидере Дмитрии Костырине почти все. В том числе и то, что тот лежит в больнице с ножевым ранением в живот.
Грязнов между тем занялся поисками таинственного граффера, пырнувшего Костырина ножом. Совместно с полковником Гоголевым и его людьми они перетряхнули весь «художественный бомонд» Санкт-Петербурга. И примерно к тому времени, как Турецкий закончил колесить по городу, они уже знали имя таинственного граффера — Андрей Черкасов.
— Мария Леопольдовна, здравствуйте! Я звонил вам час назад. Моя фамилия Турецкий.
— Александр Борисович?
— Именно так.
— Простите за излишнюю подозрительность, но не могли бы вы показать мне удостоверение?
— Разумеется.
Турецкий достал корочку и протянул ее Черкасовой. Она с полминуты внимательно изучала удостоверение, разглядывая печать и фотографию, затем вернула удостоверение и посторонилась:
— Проходите.
Беседовали на кухне. Ни чай, ни кофе Мария Леопольдовна не предложила. Она была бледна, под глазами пролегли глубокие тени. Побелели даже губы. По-видимому, женщина не спала уже несколько дней.
— Мария Леопольдовна, как давно пропал ваш сын?
— А разве я сказала, что он пропал?
Турецкий нахмурился:
— А разве нет?
Мария Леопольдовна опустила глаза под его колючим взглядом.
— Да, пропал. — Ее тонкие пальцы принялись перебирать кисти шерстяного платка. — Уже больше недели. Если точно — в прошлый четверг.
Александр Борисович мысленно отсчитал дни. Четверг. Тот самый день, когда Костырина привезли в больницу!
— Расскажите об этом подробнее.
Некоторое время Мария Леопольдовна молчала, по-прежнему нервно теребя платок, затем заговорила— быстро и отрывисто, словно боялась передумать:
— Андрюша позвонил ночью и сказал, что должен уехать на несколько дней. Еще сказал, что ему угрожает опасность. Что он серьезно подрался с одним парнем, отец которого — крупный политик. Сказал, что знает, как все уладить, но на это ему понадобится время. Неделя или больше. — Мария Леопольдовна подняла на Турецкого влажные глаза. — Андрей предупредил, что им могут интересоваться незнакомые люди… Я должна говорить им, что он уехал в Крым — на турнир художников-графферов.
— И как?
— Первые дни после его отъезда телефон раскалился от звонков. Все время спрашивали Андрея и представлялись его друзьями.
— А вы?
Мария Леопольдовна вздохнула:
— Врала про Крым.
— Ясно. Андрей сказал, куда он уезжает?
— Нет. Сказал только, чтобы я не волновалась. Что его приютили друзья. Я спросила, что за друзья, но он не ответил. Сказал, что лучше, чтобы я пока ничего не знала. Потом повесил трубку. — Мария Леопольдовна горестно вскинула руки и прижала их к худой груди. — Господи, Александр Борисович, я не знала, что и думать! Позвонила в милицию, но вспомнила про сына политика и бросила трубку.
— И никому до сих пор об этом не рассказывали?
Женщина покачала головой. Турецкий задумчиво достал из кармана сигареты, посмотрел на Марию Леопольдовну и, нахмурившись, снова убрал пачку в карман.
— А почему вы мне все это рассказали?
— Не знаю. Только чувствую, что должна рассказать. Я не знаю, в какую историю впутался Андрей, но вы должны верить ему. И должны помочь! — Она порывисто протянула руку и сжала пальцами предплечье Турецкого. — Александр Борисович, скажите честно, что с ним случилось? Он… жив? Мой мальчик жив?