5
Настя Колманович, двоюродная сестра Андрея, несколько минут стояла перед зеркалом и разглядывала свое лицо. Лишь вдоволь наглядевшись, она соизволила наконец скинуть туфельки и пройти на кухню, где Мария Леопольдовна уже готовила для нее кофе. Судя по довольному выражению Настиного лица, она осталась вполне удовлетворена осмотром.
На кухне пахло кофе и пирожками. Настя с удовольствием втянула трепетными, тонкими ноздрями этот аромат, улыбнулась и спросила:
— Теть Маш, а когда Андрей вернется?
Мария Леопольдовна стояла к Насте спиной, поэтому девушка не увидела, как цепенело ее лицо.
— Скоро, — тихо проговорила Мария Леопольдовна. — Уже скоро.
— Как у него дела? Получил первый приз?
— Первый приз? — Женщина обернулась и удивленно посмотрела на Настю.
— Ну да, — кивнула та. — Он ведь на конкурс художников-графферов уехал. Или… нет?
— Ах, да, — так же тихо сказала Мария Леопольдовна. Кивнула и выдавила из себя улыбку: — Конечно, на конкурс.
— Долго у них что-то конкурс длится, — недовольно нахмурилась Настя. — Не понимаю, чего там раскрашивать, в этой Ялте? Горы, что ли?
— Не знаю, Настенька. Не знаю.
Мария Леопольдовна поставила на стол две чашки кофе. Настя отметила про себя, что за последние дни тетя здорово сдала. Лицо ее, и до того довольно худое, осунулось еще больше. Морщины избороздили лоб и щеки. А взгляд у тети Маши стал какой-то потерянный. Словно она забыла, зачем живет на свете. Да и с волосами был непорядок: седоватые локоны выбились из прически и торчали во все стороны.
— Теть Маш, а вы случайно не болеете?
— А что? — слабо улыбнулась Мария Леопольдовна. — Я так плохо выгляжу?
— Нет, но… — Настя пожала плечами. — Вам надо побольше бывать на свежем воздухе.
— Не знаю, Настенька, поможет ли.
— Конечно, поможет! На свежем воздухе кровь насыщается кислородом, и кислород через кровь питает кожу. Я про это в «Космо» читала. Неужели Андрей вам не рассказывал? Он ведь у нас такой начитанный!
Настя усмехнулась, ожидая улыбки и от тети Маши. Однако та вдруг погрустнела. Она устало опустилась на стул, взяла чашку обеими руками и стала пить кофе маленькими глоточками.
— Вы прямо как маленький ребенок пьете, — засмеялась Настя. — Ой, кто это?
Из прихожей донеслись мелодичные переливы дверного звонка.
— Кажется, к вам гости, теть Маш?
— Кажется, да.
— Хотите, я сбегаю открою?
— Если тебе не сложно, Настенька.
Настя поставила чашку и упруго поднялась со стула. В движениях ее стройного, гибкого тела было что-то кошачье.
В прихожей было темно, но свет Настя решила не включать. Она повернула ручку замка и открыла дверь. На пороге стоял молодой человек в модной куртке и стильном берете. Не сказать, чтобы красавец, но и далеко не урод. Настя приосанилась и выпятила вперед роскошную грудь.
— Вам кого?
Молодой человек улыбнулся, прищурив серые глаза:
— Здравствуйте! Мне бы Марию Леопольдовну. Она здесь?
— Да. Проходите.
— Ой, а я не один, — весело сказал сероглазый. Он посмотрел куда-то вбок и качнул головой в сторону двери. Появились еще два парня. Эти были пострашнее первого, да и одеты похуже. Оба в дурацких бейсболках. Один бледный, худой и длинный. Второй, наоборот, приземистый и толстенький, с дурацкими тонкими усиками, которые совершенно не шли к его щекастой физиономии. Бледный ей совершенно не понравился. Во-первых, он держал во рту спичку и вальяжно ее пожевывал, что было верхом пошлости. Во-вторых, он таким сальным и наглым взглядом окинул аппетитную фигуру Насти, что ее слегка покоробило.
— А вы…
— Мы друзья Андрея, — сказал сероглазый пана стул, взяла чашку обеими руками и стала пить кофе маленькими глоточками.
— Вы прямо как маленький ребенок пьете, — засмеялась Настя. — Ой, кто это?
Из прихожей донеслись мелодичные переливы дверного звонка.
— Кажется, к вам гости, теть Маш?
— Кажется, да.
— Хотите, я сбегаю открою?
— Если тебе не сложно, Настенька.
Настя поставила чашку и упруго поднялась со стула. В движениях ее стройного, гибкого тела было что-то кошачье.
В прихожей было темно, но свет Настя решила не включать. Она повернула ручку замка и открыла дверь. На пороге стоял молодой человек в модной куртке и стильном берете. Не сказать, чтобы красавец, но и далеко не урод. Настя приосанилась и выпятила вперед роскошную грудь.
— Вам кого?
Молодой человек улыбнулся, прищурив серые глаза:
— Здравствуйте! Мне бы Марию Леопольдовну. Она здесь?
— Да. Проходите.
— Ой, а я не один, — весело сказал сероглазый. Он посмотрел куда-то вбок и качнул головой в сторону двери. Появились еще два парня. Эти были пострашнее первого, да и одеты похуже. Оба в дурацких бейсболках. Один бледный, худой и длинный. Второй, наоборот, приземистый и толстенький, с дурацкими тонкими усиками, которые совершенно не шли к его щекастой физиономии. Бледный ей совершенно не понравился. Во-первых, он держал во рту спичку и вальяжно ее пожевывал, что было верхом пошлости. Во-вторых, он таким сальным и наглым взглядом окинул аппетитную фигуру Насти, что ее слегка покоробило.
— А вы…
— Мы друзья Андрея, — сказал сероглазый парень. — Художники. Вот приехали из Ялты и сразу к вам. С весточкой от Андрея!
— Ну проходите, — сказала Настя и посторонилась, пропуская молодых людей в прихожую.
— Настена, кто там? — крикнула из кухни Мария Леопольдовна.
— Друзья Андрея! Из Ялты! — ответила Настя и затем обратилась к парням: — Разувайтесь здесь. Тапочек на всех не хватит, но здесь теплые полы. Проходите на кухню.
— А мы вас не стесним? — спросил сероглазый парень, весело глядя на Настю.
Глаза у него определенно были красивые. Да и сам молодой человек был ничего. Его немного портил рот — он был узкий, тонкогубый и длинный. Но даже в этом был определенный шарм.
Настя улыбнулась парню и Собралась сказать в ответ что-нибудь остроумное, но тут он стянул с головы берет, и она обомлела. Парень был лысый. То есть совершенно! Но еще больше она обомлела, когда два других парня тоже сняли свои бейсболки. В прихожей стало на две лысины больше!
— Это что? — сказала Настя и кивнула на лысины. — Так нынче модно?
— А то! — ухмыльнулся толстощекий с усиками. — Все художники так нынче ходят!
— Что-то я не замечала. Ну ладно, проходите.
Сероглазый и толстый прошли на кухню, а бледный замешкался в прихожей.
При виде молодых людей Мария Леопольдовна вскочила со стула и прижала руки к груди.
— С Андреем что-нибудь случилось? — воскликнула она взволнованным голосом.
Сероглазый улыбнулся и покачал головой:
— Нет. Пока. Нам надо срочно с ним поговорить. Это вопрос жизни и смерти.
— Но… разве вы не от него?
— Мы не виделись несколько дней. Так уж получилось. Наши пути разошлись.
Мария Леопольдовна опустила взгляд и вдруг вздрогнула. На руке у толстяка она увидела бледную татуировку. Это был лиловый крест с загнутыми краями. Почти как фашистская свастика, только изгибы более плавные. Толстяк проследил за взглядом женщины и небрежно спрятал руку в карман. Мария Леопольдовна медленно подняла глаза. Лицо ее стало еще бледнее, темные глаза широко распахнулись.
— Так это вы… — тихо проговорила она. — Так это из-за вас он прячется?
Толстяк достал из кармана руку и ощерился:
— Догадливая старуха! Да, Димон?
— Заткнись, болван, — недовольно поморщился сероглазый.
Однако было поздно. И Мария Леопольдовна, и Настя с ужасом смотрели на руку толстяка. Но напугала их не лиловая татуировка, а нож, который толстяк сжимал в жирных пальцах.
— Что ж, тем лучше, — смягчился неожиданно сероглазый. — Теперь можно расставить все точки над «и». Дело в том, Мария Леопольдовна, что ваш сын, ваш Андрей, задолжал нам большую сумму денег. Мы давали ему отсрочку, но срок ее истек. Мы не хотим ему зла, но нам необходимо с ним поговорить. Деньги были не наши, и теперь его долг повесят на нас.
— Деньги… — рассеянно пробормотала Мария Леопольдовна. — Какие деньги? За что?
— Карточный долг, — деловито сказал толстяк. — А карточный долг — святой!
Вдруг Настя, до сих пор молча стоявшая у дверного косяка, вскинула руки и гневно крикнула:
— Крутые нашлись, да? Покруче вас друзья найдутся! Вы не знаете, с кем имеете дело, уроды поганые!
Сероглазый повернулся к ней, смерил ее холодным взглядом и сухо произнес:
— Успокойся, девочка. Или будет плохо.
— Это тебе будет плохо, шпана подзаборная! А ну пошел отсюда вон! И жирного своего забери! Я кому говорю!
Настя, как мегера, вцепилась толстяку в рукав куртки и рванула его в сторону выхода. Она была сильной и рослой девушкой, и толстяк едва не потерял равновесие.
Сероглазый слегка отвел правое плечо назад и вдруг ударил Настю кулаком по лицу. Глухо охнув, она отлетела к стене и с тихим стоном сползла на пол. Из носа на подбородок потекла струйка крови.
Мария Леопольдовна негромко вскрикнула. Сероглазый мгновенно повернулся к ней и процедил сквозь зубы:
— Я ее предупреждал. Будете кричать — мой друг выпотрошит девчонку, как свинью.
В подтверждение этих слов толстяк присел рядом с Настей и поднес к ее горлу нож.
— Что я должна делать? — дрогнувшим голосом спросила Мария Леопольдовна.
— Раздеться и встать в позочку, — ухмыляясь, выдал толстяк.
Зрачки женщины расширились от ужаса. Сероглазый слегка покраснел. Он откашлялся в кулак и тихо сказал:
— Я прошу прошения за моего коллегу. У него было тяжелое детство. — Затем повернулся к толстяку и бросил: — Следи за базаром.
Настя вытерла кровь с подбородка, насупилась и с ненавистью произнесла:
— Мои друзья найдут вас… Слышишь, ублюдок? Считайте, что вы оба уже трупы. И тот, в прихожей, тоже.
Костырин посмотрел на нее пристально и серьезно. Раздал узкие губы и хрипло проговорил:
— Смелая девочка, вся в брата. И, увы, такая же глупая. Лучше тебе молчать, малышка. Из-за твоей невоздержанности может пострадать Мария Леопольдовна. Если вы не поможете нам встретиться с вашим сыном, эту милую девушку ждет большая беда.
— О-очень большая! — весело подтвердил толстяк. — Сантиметров этак на двадцать!
— Если через лупу смотреть, — усмехнулась Настя окровавленными губами. — С десятикратным увеличением.
— Настя! — с горечью в голосе сказала Мария Леопольдовна. — Не спорь с ними. Ты же видишь, они не намерены шутить.
Настя фыркнула:
— Да плевать я на них хотела.
Толстяк посмотрел на Костырина. Тот кивнул в ответ. Толстяк повернулся к Насте, быстро схватил ее за волосы и, чиркнув ножом, отсек толстую длинную прядь. Настя хотела закричать, но толстяк ткнул ее кончиком ножа в горло. Настя замерла. В том месте, куда уткнулся нож, выступила капелька крови.
— Теперь ты видишь, что мы не шутим? — спокойно спросил Настю Костырин.
— Теперь — вижу, — ответила она сдавленным голосом.
— Вот и хорошо. Сейчас я дам вам ручку и бумагу. И вы напишете то, что я вам скажу.
Костырин достал из кармана лист бумаги и ручку и положил их перед Марией Леопольдовной.
— И помните, — холодно сказал он, — если вы выкинете какой-нибудь фокус, я сделаю из вашей племянницы ремни. Но сначала отдам ее на обработку моим друзьям. Они знают, как доставить удовольствие девушке с помощью нехитрых приспособлений.
— Это точно! — отозвался толстяк. — И в секс-шоп бегать не придется! Бутылка и нож в руках профессионала способны делать настоящие чудеса!
Он раскрыл пасть и засмеялся таким смехом, что у Марии Леопольдовны похолодело внутри.
6
Кабинет банкира Владимира Геннадьевича Кожина не изменился с тех пор, как в нем побывал Дмитрий Костырин. Тот же портрет президента на стене, та же фотография мэра на столе. Тот же кожаный диван, те же мягкие кресла, в одном из которых восседал хозяин кабинета, а в другом — его гость, ветеран и политик Кирилл Антонович Садчиков. Коллеги пили коньяк, закусывая его тонко нарезанным лимоном, и беседовали.
Садчиков пришел час назад. И за этот час коллеги многое успели обсудить. Теперь они подошли к главному вопросу сегодняшнего дня, к тому, что им обоим было неловко и неприятно обсуждать.
— Кирилл, мы не можем рисковать, — говорил бархатным баритоном Кожин. — Слишком многое поставлено на карту. Если они ухватятся за ниточку, то легко размотают клубок. И тогда нам с тобой непоздоровится.
— Это я и без тебя понимаю, — мрачно ответил Садчиков. — Лучше скажи, что ты предлагаешь?
Кожин повертел бокал вхоленых загорелых пальцах и сказал:
— Я считаю, что мы должны подстраховаться.
Садчиков прищурился:
— На что ты намекаешь?
— Сам знаешь на что.
— Ты хочешь ликвидировать Костырина?
Кожин улыбнулся и кивнул:
— Именно.
Кирилл Антонович задумчиво потер пальцем белесый шрам, четко проступающий на багровом вспотевшем лбу.
— Вряд ли это понравится Костырину-старшему, — сказал он наконец. — Генерал в последнее время и так не в себе.
— Генерал будет помалкивать. Он сам по уши в дерьме.
— Генералы — люди непредсказуемые.
— Напротив, — возразил Кожин. — Генералы — самые сговорчивые люди на свете. Особенно с тех пор, как погоны пошли на продажу.
Говоря «погоны пошли на продажу», Владимир Геннадьевич Кожин конечно же выражался не в буквальном, а в переносном смысле. Имея в виду продажность некоторых генералов, которые всегда готовы поменять честь мундира на что-нибудь более выгодное и осязаемое.
— Не знаю, не знаю, — проговорил Садчиков. — Дмитрий — хороший парень. Он мне почти как сын.
— Хороший. Кто спорит? Мне он тоже всегда нравился. У него есть воля и хватка. И есть харизма. Но он допустил оплошность. Большую оплошность! Посуди сам: где гарантия, что он не расколется, если его хорошенько прижмут к ногтю?
— Но ведь его еще не прижали. И потом, этот парень-граффер до сих пор в бегах.
Банкир Кожин отхлебнул коньяк и сухо сказал:
— Ты меня удивляешь, Кирилл. Когда прижмут — будет уже поздно. Мне ли тебе об этом говорить? Даже если ты выйдешь сухим из воды, на будущее в качестве большого политика тебе рассчитывать больше не придется. А если дело приобретет огласку, как обещал этот хлыщ из Генпрокуратуры, тогда и на партии можно будет поставить крест. Слишком многое поставлено на карту, Кирилл… Слишком многое.
Садчиков вновь потер шрам и мучительно поморщился.
— Да, ты прав. И все же — не по душе мне это дело. Очень не по душе.
Банкир пожал плечами:
— Мне тоже не по душе. Я ведь не палач. Но иногда приходится делать неприятные вещи. Если хочешь, я возьму реализацию на себя.
Садчиков покачал головой:
— Нет. Дмитрий — мой воспитанник, я все сделаю сам. Тут нужно действовать с умом. Дима хитер как лис. А после прокола с мальчишкой-граффером он стал еще хитрее.
— Справишься?
— Справлюсь, не волнуйся. А ты держи на мушке генерала. Денег не жалей.
— Не буду, — пообещал Кожин. Он поднял бокал. — Ваше здоровье, коллега!
7
Садчиков был далеко не маленького роста, но рядом с громилой Бутовым выглядел почти подростком.
— Садись, Бутов. Выбирай, где тебе удобнее.
— А можно я в кресло сяду, Кирилл Антонович?
— Садись.
Бутов сел и вытянул перед собой длинные, обутые в тяжелые ботинки ноги. Они занимали почти пол-кабинета.
«Ну и верзила», — подумал Садчиков. После того как Бутов уселся (уменьшившись, таким образом, в росте на пол метра), Кирилл Антонович почувствовал себя немного комфортнее. Он обошел стол и уселся на свое место.
— Э-э… Прости, но я что-то забыл, как тебя зовут.
Бутов улыбнулся, обнажив крупные щербатые зубы:
— Зовите просто Бутов. Или Бут. Мне так больше нравится. Звучит почти как Буч. Так звали Брюса Уиллиса в «Криминальном чтиве».
— В «Криминальном чтиве»? — не понял Садчиков. — А, ты про кино?