…Секунда – и я уже мчалась по лестнице, тщетно надеясь догнать убежавшую кошку. Тонька летела с такой скоростью, что сразу же скрылась из вида, и я могла только догадываться, куда лежит её путь.
На первом этаже я остановилась передохнуть; мне показалось, что впереди мелькнул чёрный хвост, и это обнадёжило меня. Тут-то, возможно, я бы и поймала беглянку, – если бы не пара подгулявших соседей, возвращавшихся с ночной попойки. Проскользнув у них под ногами, Тонька просочилась на улицу, – навстречу ночи и свободе…
Едва не сбив соседей с ног, я выскочила за ней. Словно желая подразнить меня, Тонька отпрыгнула на безопасное расстояние и как ни в чём не бывало уселась у стены, щуря бесстыжие зелёные глаза…
– Тоня, Тонечка! Кис-кис-кис! – ласково позвала я.
Но Плутония, возможно, решила, что мы с дедом – одна шайка-лейка, и, услышав мой голос, бросилась от меня наутёк. Спасение было близко: над её головой маячила четырёхугольная дыра – вход в подвал…
Махнув хвостом, Тонька прыгнула в дыру и исчезла в ней, а я осталась на улице, не зная, как достать сбежавшую кошку: отверстие в стене было слишком маленьким, чтобы туда мог пролезть человек.
– Тоня, Тонечка! Кис-кис-кис!
Ответа не было. Все усилия были тщетны…
ХIV
Что может быть хуже, чем необходимость достать из подвала сбежавшую кошку, в то время как дома бесчинствует мертвец? В ту минуту мне казалось, что со мной никогда не случится ничего ужаснее. А в случае неудачи утром меня ждала медленная и мучительная смерть: Алинка никогда бы не простила мне потерю своей любимицы.
Но, как это часто бывает в тяжёлые минуты, помощь пришла оттуда, откуда её не ждали. Леонидовна, страдавшая бессонницей, вышла из подъезда, – и увидела меня.
– А ты что тут делаешь?! – удивилась она, – и взглянула на меня так, как будто я была, по меньшей мере, чёртом. – В такой час… И в ночной рубашке… Неужели опять пришёл?!
– Пришёл, – кивнула я. – Но не в этом дело. Кошка у меня сбежала…
– И отец Николай ему не помеха, – Леонидовна всплеснула руками. – Бога он не боится, вот что… В первую же ночь… Вслед за батюшкой в дом пришёл.
– Не боится, – согласилась я. – Обнаглел совсем.
– Хоть бы обождал три дня, как тогда… после заупокойной. Для приличия хотя бы. Так нет… Ну и покойники нынче пошли… не то, что в мои времена…
– Так ведь он – атеист, – заметила я. – С чего бы ему Бога бояться? В ваши-то времена покойники, наверное, верующие были… вот они и боялись. Я с самого начала, когда мы всё это затеяли, не очень-то надеялась, что поможет. Хотелось верить… а теперь ещё хуже будет. Вот притащит в квартиру разной нечисти, гостей позовёт, – и начнётся веселье. Только мне уже всё равно. Меня утром Алинка убьёт. Кошку я её потеряла.
– Это кто – Алинка? Та чёрная, страшная? – спросила Леонидовна, пытаясь нарисовать руками в воздухе Алинкину причёску. – Та девка, на чёрта похожая, что к тебе приходила на днях?
– Ну… в общем, да, она. И вовсе она не страшная… просто у неё стиль такой.
– Такие лохмы крашеные, чёрные, – и не страшная?! – удивилась Леонидовна. – Да ну, не говори… Была бы нормальным человеком – отрезала бы их к чёртовой матери. Стрижку бы ей красивую, модную… или локоны. А то ходит, как чудище болотное, Господи прости…
Чувствуя, что обсуждение Алинкиной внешности может затянуться надолго, я поспешила переменить тему.
– Леонидовна, – спросила я, – у вас дома есть ключ от подвала?
– Нет, конечно. С чего бы ему там быть? Ключ у слесаря. Он в восемь утра на работу придёт. Тогда и достанем кошку твою… она ведь там?
Я кивнула.
– Далеко ещё до восьми?
– Четыре часа. Да ты, небось, замёрзла? Холодно, поди, в ночной рубашке…
– Ничего, я привыкла, – ответила я, как будто всю жизнь только то и делала, что разгуливала по улицам в этой рубашке и тапочках.
– А хочешь, я её из подвала на колбасу выманю? – расщедрилась Леонидовна. – Тогда жди. Сейчас поднимусь наверх, принесу…
XV
То ли колбаса Леонидовны оказалась несвежей, то ли в подвале у Плутонии нашлись более важные дела, – но попытки выманить её закончились провалом. Было двадцать минут девятого, когда слесарь Михалыч, наконец явившийся на работу, спустился в подвал и, смачно матерясь, принялся ловить беглянку.
Прошло несколько минут. Наконец слесарь показался у выхода.
– Это, что ли, кошка твоя? – спросил он, протягивая мне кого-то…
Я протянула было руки, – и отпрянула. Это была не Тонька. Дворовый кот Барсик, решивший переночевать в подвале, удивлённо смотрел на меня: он не понимал, чем привлёк повышенное внимание к своей особе.
Из подвала доносился мерзкий запах, – как будто там переночевал скунс.
– Нет, это Барсик. Фонариком вон туда посветите… да, в тот угол. Вот она… там…
Усталая Тонька почти не сопротивлялась, когда я взяла её на руки и прижала к груди. Её чёрная шерсть стала серой от грязи и пыли, – но прищуренные зелёные глаза светились от счастья.
– Ай да Барсик… – усмехнулась Леонидовна. – У неё теперь котята будут.
– Алинка же меня убьёт! – испугалась я.
– А ты ей не говори. Мало ли, с кем её кошка подгуляла…
– Ничего себе сюрприз, – сказала я.
XVI
…Возвращение домой не предвещало ничего хорошего. Я ждала, что ночной гость устроит в квартире полный разгром, – но, к моему удивлению, всё выглядело вполне пристойно. На полу сиротливо стояла миска с пшеном, – нетронутая. Самое вкусное из холодильника было съедено, пол усыпан хлебными крошками, но к этому я уже привыкла.
Я кое-как убрала крошки и объедки, позавтракала тем, что не доел дед, посадила Плутонию в клетку и отправилась к Алинке.
– Ну как?! – нетерпеливо спросила она с порога, сверля меня своими чёрными, как бездна, колдовскими глазами.
– Плохо. Испугалась Тонька твоя. Убежала… и… – я запнулась, но, решив, что честность – лучшая политика, продолжила: – Теперь у неё котята будут.
Мы сели на обшарпанный диван, и я принялась рассказывать всё по порядку. Алинка слушала внимательно, время от времени прерывая меня каким-нибудь вопросом.
– Тогда дед замахнулся на Плутонию палкой, и она убежала к Барсику, – закончила я рассказ. – А потом мы с Леонидовной до утра её в подвале ловили.
– Эх, – сказала Алинка. – Плохо дело. Если даже Тонька не помогла, – тогда уж и не знаю, что делать. Она у меня не из трусливых, поверь… раз испугалась, значит, дело серьёзное. Придётся прибегнуть к последнему средству…
– Какому?
– Пригласить специалиста.
– Охотника за привидениями? – я засмеялась, но смех прозвучал невесело. – Такие только в кино бывают. Звала уже отца Николая, а толку с того? Ещё хуже стало.
– Отец Николай в этом деле не спец, – сказала Алинка, слегка нахмурив выкрашенные в чёрный цвет брови. – Я давно тебе говорила, что, если покойный не связан с христианским эгрегором, толку не будет. Хоть каждый день квартиру освящай.
– И кто же этот специалист?..
– Я. – Она гордо вскинула голову, – как будто хотела, чтобы я полюбовалась и восхитилась, что вижу перед собой настоящего эксперта по мертвецам.
– Ну, знаешь… от скромности ты не помрёшь, – заметила я.
– Ещё бы! – улыбнулась Алинка. – Зато я денег с тебя не возьму. Не то, что этот чернорясый… Мне этот случай интересен… давно хотела взглянуть на твоего деда, – к тому же повысить квалификацию не помешает. Ну как, соглашаешься?
Я кивнула. В конце концов, что мне терять?..
– Тогда сегодня я у тебя переночую. Вечером созвонимся… – она задумалась, а потом не к месту добавила: – А знаешь, он всё-таки ничего, ваш Барсик… даже симпатичный. Интересно, котята будут белые или чёрные? Как ты считаешь?..
– Чёрные. Ну, или чёрные с белой грудкой, как он… – у меня отлегло от сердца: похоже, скандала не предвиделось; Алинка вовсе не собиралась меня убивать.
– И шерсть у него шелковистая. Как плюшевый мишка… – мечтательно прошептала она.
XVII
Вечернее небо, тёмно-синее, как лужица пролитых чернил, выглядывало из-за белых занавесок. Темнота наступала, и даже свет электрической лампочки не мог разогнать её. Мы с Алинкой сидели на кухне, стараясь не замечать окутывающего мир сумрака. Он смотрел на нас множеством невидимых глаз, как будто выбирая себе очередную жертву…
– Что-то рано сегодня стемнело, – сказала Алинка, лениво помешивая чай в жёлтой чашке с отбитой ручкой. Этой чашке было по меньшей мере пятьдесят лет, и раньше она принадлежала деду; таким образом Алинка надеялась посильнее разозлить мертвеца, чтобы заставить его явиться. Рядом с чашками на столе лежала только что открытая коробка печенья.
– Да… рановато, – согласилась я.
Висевшие на стене часы размеренно тикали; минуты неспешно текли, как воды широкой и тихой реки. Мне казалось, что время тянется слишком медленно; хотелось спать: прошлой ночью я спала едва ли больше двух-трёх часов…
– Да ты ложись, – предложила Алинка, – не выспалась ведь вчера. – Я сама твоего деда покараулю.
– Ты только разбуди меня, если он придёт, – сказала я, – и отправилась в комнату, где поджидала меня кровать с прохладными простынями, обещавшая долгожданный отдых моему измученному телу.
Мне приснилось, что я иду вдоль прозрачного ручья, а навстречу мне бежит кошка, – тощая, чёрная.
– Тоня, Тонечка! – зову её я.
Кошка останавливается, смотрит прищуренными зелёными глазами.
Я останавливаюсь; глаза кошки наливаются кровью, и вода в ручье становится алой, кровавой. По тропинке навстречу мне идёт дед; в руке у него нож. Он подходит всё ближе, но я не могу убежать: кошачий взгляд околдовывает меня, и я стою, не в силах пошевелиться. Мёртвая рука со скрюченными пальцами вцепляется мне в плечо; я чувствую холодную сталь ножа, коснувшуюся моей шеи…
Всё кружится передо мной; фигура деда плывёт, её очертания меняются, – и он превращается в Алинку. Я рада, что вижу её, но глаза у неё злые, брови сдвинуты к переносице, – точь-в-точь как у деда. Алинка держит меня и деловито режет мне горло кухонным ножом…
…Проснулась я оттого, что Алинка трясла меня за плечо.
– Вставай… просыпайся, – шептала она. – Дед пришёл.
Спросонья мне было трудно понять, кто хочет защитить меня, а от кого мне надо спасаться; не разобравшись, где сон, а где явь, я вполне могла бы вцепиться Алинке в волосы, – но ей повезло. Я встала и тихо, как тень, проскользнула в кухню, – туда, где меня ждал мертвец.
…Дед сидел за столом, доедая последнее печенье и прихлёбывая чай. На нём была жёлтая майка и серые брюки, – те самые, из могилы. Пиджак он, наверное, где-то обронил, а рубашка была изрезана во время нашей предыдущей схватки. Пол кухни был усыпан крошками; под столом валялись шкурки от колбасы.
Опираясь на клюку, дед поднялся и сделал несколько шагов в нашем направлении. Всё это время Алинка с любопытством разглядывала его.
Руку с ножом он держал за спиной, чтобы мы не догадались о его намерении; потом дед медленно и неуверенно замахнулся, но Алинка жестом остановила его. Неизвестно, что случилось бы дальше, – но тут она задала вопрос, который в данной обстановке казался мне абсолютно неуместным.
– Ну, – спросила она, – как тебя зовут?
Дед уставился на неё, хлопая глазами, как будто вспоминая: и как же, в самом деле, его зовут?
– Майкл, – сказал он наконец каким-то странным, молодым голосом, совсем не похожим на его бас.
– Ты откуда сюда явился?
– Из Лондона.
– А по-русски почему говоришь?
– Ну… я же дух. Духи вообще не говорят. Я общаюсь с вами телепатически, а ваше сознание интерпретирует мои сообщения, представляя их в виде слов вашего родного языка.
– Ни фига себе, – удивилась Алинка. – А почему в таком виде?
– По той же причине. У духов нет облика… по крайней мере, в человеческом смысле этого слова. Ваше сознание интерпретирует информацию и выбирает из памяти то, что вам наиболее близко и знакомо. В данном случае вы видите деда с ножом, потому что ожидали его увидеть. Если бы ждали кого-то другого, – увидели бы его…
– Как ты сюда попал? – спросила я, осмелев.
Фигура деда сделалась размытой, его черты задрожали и поплыли. Теперь, когда мы знали, что это не дед, интерпретатор информации давал сбой.
– Не знаю… Случайно закинуло. Я умер вчера.
– Как умер?..
– Катался на скейте… а тут на меня этот выскочил… из-за угла… на своём грузовике. И – шарах! Весь день блуждал в каком-то сером тумане, пока наконец сюда не выбрался. А это что за место?
– Квартира. Мы здесь живём, – сказала Алинка, – хотя она и была здесь всего лишь гостьей.
– Вот как… А можно мне тоже с вами поселиться?
– Ну, знаешь ли… – Алинка взяла незадачливого духа за плечи и развернула в сторону выхода. – Здесь нам и самим тесно. Лучше иди-ка ты отсюда, Майкл, пока я тебя не упокоила. И больше не пугай людей. Хотя постой… – она внезапно остановила гостя, как будто вспомнив о чём-то важном. – Ты вчера в этой квартире был? И два дня назад? И на прошлой неделе?
– Нет, я же только вчера умер.
– Получается, в предыдущие ночи сюда приходил другой дух?.. И кто же это был?
– Не знаю. Но точно не я. Может, и в самом деле дед пакостит…
Мы с Алинкой переглянулись. Это означало, что дед, – или тот, кто принимал его облик, – придёт опять, – и неизвестно, закончится ли это когда-нибудь…
– А колбасу ты зачем съел? Разве духи едят? – спросила я Майкла.
– Вообще-то нам это ни к чему, – ответил он, – но мне приятно вспомнить ощущения, которые я испытывал, когда у меня было тело. Я ведь только вчера умер… а от старых привычек отвыкнуть непросто. Кстати, колбаса у вас вкусная, а вот печенье не очень… чёрствое какое-то. И повидло в нём гадкое.
…Мы расстались с Майклом почти друзьями; напоследок Алинка дала ему несколько советов о том, как следует вести себя в загробном мире. Проводив его до дверей, мы с чувством выполненного долга легли спать, а когда я проснулась, уже взошло солнце.
Золотисто-розовые лучи скользили по стене, превращая выцветшие обои в сказочную роспись; ложились на пол – и квадраты потёртого линолеума сверкали, как драгоценные камни во дворцах… Я всегда любила солнце. Оно охраняло меня лучше, чем королевская стража; теперь, когда наступил рассвет, в этот дом невозможно было проникнуть ни одному призраку…
Алинка сидела в кресле и читала, тихонько перелистывая страницы толстенной книги. На обложке было написано: "100 способов упокоить мертвеца".
– Где ты только такие книги берёшь? – спросила я, удивлённо рассматривая толстый том.
– Это мы написали, – смущённо пояснила она, – мы с Владом, – ты его не знаешь…
– Что, разве сейчас такое печатают?.. – удивилась я.
– Мы сами и напечатали… в одной небольшой типографии. Всего 100 экземпляров… остаток у меня дома лежит.
– Ну, ты даёшь… А я и не знала, что работаю вместе с писательницей.
– Одним из моих величайших достоинств, сверкающих, как бриллианты в драгоценной короне, несомненно, является скромность, – сказала Алинка, по-видимому, цитируя кого-то.
– А зачем ты читаешь, если знаешь, что там написано?
– Иногда не мешает немного освежить память, – сказала она, любовно гладя чёрную обложку.
– Ну, как прошёл остаток ночи? Как спала? Не приходил Майкл? Я всё думала: а вдруг он опять вернётся… – забросала я её вопросами.
Алинка захлопнула книгу и смотрела на меня непонимающими чёрными глазами.
– Какой Майкл? – спросила она.
– Ну, тот, который приходил ночью.
– Никто сюда ночью не приходил…
Теперь она выглядела растерянной, как будто и в самом деле не знала, о чём идёт речь.
– Не приходил, значит? – прищурилась я. – А кто печенье со стола сожрал?
– Печенье я доела, – потупила глаза Алинка. – И колбасу тоже. Мне было скучно ждать твоего деда, вот и пыталась скрасить досуг. Два чайника чая выпила, представляешь?…