Судя по аккуратной дырке в оконном стекле, стреляли всего один раз. И сразу наповал. Это мог быть только профессионал высокого класса — ведь гораздо легче выстрелить два или больше раз, чтобы знать наверняка, что жертва не выживет. А тут, если, конечно, это было заказное убийство, киллер должен быть на сто процентов уверен, что убил. А значит, хотя бы посмотреть на результаты выстрела. Это лишнее время и, соответственно, опасность. Правда, с другой стороны, после такой раны в затылок мало кто выживет...
Судмедэксперту уже удалось извлечь пулю.
Из какого оружия стреляли на первый взгляд, как вы думаете? — спросил я у доктора, который держал пинцетом маленький окровавленный и деформированный кусочек металла.
Ответил не врач, а один из экспертов. Он покачал головой:
Трудно сказать сразу. Видимо, стрелявший находился на достаточно большом расстоянии. Пуля пробила затылок, прошла мозг и застряла на выходе из лобной кости. Если бы не это, извлечь ее нам бы не удалось. Пуля довольно сильно деформировалась. На первый взгляд калибр около пяти с половиной миллиметров. Пуля не боевая. Скорее псего, охотничий карабин. Типа «Сайга» или «Тигр».
Странно. Нетипичное оружие для убийства. Чем таскать с собой такую бандуру, легче положить в карман «тэтэшник». Хотя из пистолета с такого расстояния трудно попасть в цель.
Грязнов, естественно, тоже был тут. Как только я вошел, мы с ним обменялись выразительными взглядами. Мол, эх, опоздали... Кстати, Меркулов не знает, что еще вчера я узнал о связи Сереброва и Старевича. Сказать ему сейчас? Я подумал и решил это сделать потом. У Кости был такой серьезный вид...
Вместо этого я решил побеседовать с женой Старевича, которая сидела в углу, время от времени прикладывая смятый платок к красным от слез глазам. На вид ей было далеко за пятьдесят.
Ада Сергеевна, — ее имя и отчество мне сообщил Грязнов, — я старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Моя фамилия Турецкий...
Она чуть вздрогнула и подняла на меня глаза. Несмотря на трагичность момента, я увидел в них интерес.
Я слышала о вас. — Голос ее был очень слаб. — И рада, что именно вы будете расследовать причины убийства моего мужа...
Батюшки! Неужели я становлюсь знаменитым?!
Последние слова потонули в рыданиях. Вот к чему я никак не могу привыкнуть. Труп — он и есть труп. С годами к виду смерти привыкаешь. Душа на небесах или еще где-нибудь, где ей положено быть. А тело здесь. И дело тоже здесь. То есть дело, которое нужно расследовать. Все это работа. Обычная работа. А вот когда видишь страдания близких убитого, погибшего или умершего... Нет, к этому, наверное, никогда не привыкнуть.
Ада Сергеевна, надо успокоиться и постараться ответить на наши вопросы. Чем больше у нас будет информации, тем больше вероятности, что мы найдем убийцу.
Она еще пару раз шмыгнула носом и, надо отдать должное, быстро взяла себя в руки.
Да, я готова. Но меня уже допрашивали.
Я усмехнулся.
Это не допрос. Просто я хочу поговорить с вами. Сейчас, во всяком случае. Допрошу я вас позже. Может быть, и не один раз. А сейчас просто побеседуем.
Следователи всегда так говорят.
А вы часто общаетесь со следователями? — удивился я.
Нет, конечно. Но в кино следователи всегда говорят, что это не допрос, а просто беседа. А потом получается, что именно допрос.
Эх, Ада Сергеевна, — грустно вздохнул я, — если бы в жизни все было, как в кино...
Ну ладно. Задавайте ваши вопросы.
Скажите, у вас есть какие-нибудь подозрения? Были у вашего мужа враги или недоброжелатели? Завистники, наконец?
Она передернула плечами.
Вы понимаете. Валя занимал такой пост... У начальника всегда есть недоброжелатели. Начиная от замов, которые метят на его место, и кончая тренерами команд, которых не допустили в Высшую лигу. Но чтобы кого-то подозревать... Нет, я не знаю.
Другого ответа я не ожидал. Этот вопрос всегда служит чем-то вроде вступления. Ну ладно, пойдем дальше.
Какие у вашего мужа были отношения с Владимиром Серебровым?
Ада Сергеевна подняла брови.
С Вовой? Они дружили всю жизнь. Вы, конечно, не помните, вы еще мальчик...
Я усмехнулся про себя. «Мальчик».
Прекрасно помню. Они были кумирами моего детства.
И не только вашего, — с гордостью в голосе сказала она, — они были кумирами всей страны. Можно даже сказать, на их примере выросло целое поколение.
Она смахнула слезинку. Этот жест мне показался каким-то театральным. Или я ошибаюсь?
А как они дружили! В свое время это была дружба, о которой ходили легенды. «Три С» их называли. Одна из лучших троек нападающих в сборной Советского Союза за всю историю.
Она умолкла, только покачивая головой.
А в чем выражалась эта дружба в последнее время?
Ада Сергеевна внимательно посмотрела на меня.
Я понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, вчера Вова, сегодня Валя... Мы и опомниться не успели. Он был потрясен. Я имею в виду Валю. Просто потрясен. Я его не видела, он всегда уезжает в пятницу вечером на дачу. Прямо с работы. Но когда он позвонил, у него был такой голос...
Какой?
Ну не знаю... Потрясенный.
Она опять заплакала. А я отметил про себя, что Старевич, по-видимому, был на даче один почти сутки. А может, не один?
Когда вы с ним созванивались?
Часов в восемь. Может, в начале девятого. Я уже рассказывала вашему...
Она показала на Грязнова.
В доме еще кто-нибудь был кроме него?
Н-нет. Иногда приходит женщина убираться и готовить, но обычно она приходит по средам и...
А у него не было охраны? Все-таки должность...
Его охранял шофер. Сережа Ермолин. А здесь, на даче, — нет. Но тут место спокойное. Обычно Валя отпускал его домой. Скорее всего, так было и на этот раз. И потом, этот участок охраняется. Вы же проезжали мимо ворот.
Да, действительно, большой участок, на котором находилось несколько дач, был обнесен легкой оградой из сетки-рабицы. А в сторожке у распахнутых ворот дремал хлипкий старичок в камуфляжной форме.
Значит, последний раз вы говорили с ним в восемь или начале девятого?
Да.
И больше сюда не звонили?
Нет. Мы договорились, что я приеду с утра. Я и приехала. И вот...
И все-таки вернемся к Сереброву. Были ли какие-то перемены в их отношениях?
От Ады Сергеевны не ускользнула моя настойчивость в отношении Сереброва. Она пожала плечами.
А у кого в последние времена не изменились отношения? Когда все в стране так круто поменялось. Это вам, молодым, легко приспособиться к новому, не то что старикам...
Ну, ваш муж был не таким уж стариком, — заметил я.
Да, вы правы, — сказала она, и из ее глаз снова брызнули слезы.
Я мысленно отругал себя за бестактность. Пришлось ждать, пока она успокоится.
Я понимаю вас... простите, как к вам обращаться?
Меня зовут Александр. Можно просто Саша, учитывая разницу в возрасте.
Нет уж, пожалуйста, и отчество.
Борисович, — ответил я неохотно. Ненавижу эту официалыцину.
Так вот, Александр Борисович, я понимаю, что причину убийства Вали вы видите прежде всего в его деятельности. Федерация хоккея действительно непростая и необычная организация. Эта организация всегда была на особом положении, начиная с советских времен. Вы знаете, какое значение раньше придавали спорту. Не то что сейчас. Раньше хоккей курировался на самом высоком уровне. И эти связи, несмотря ни на какие перемены, сохранились. Так что здесь затронуты и «низы» и «верхи». Здесь всякое может произойти...
Что, например? — перебил я.
Мне показалось, что она немного пожалела о том, что сказала. Хотя вроде бы ничего особенного в ее словах не содержалось. Ада Сергеевна чуть повела подбородком, что означало «всему свое время», и продолжала:
Здесь свои интриги, впрочем, как и в любой организации. То же самое можно сказать и об Олимпийском Комитете, председателем которого был
Вова. И окажись я на вашем месте, связь между этими двумя убийствами казалась бы мне несомненной. В конце концов, друзья, оба руководители спортивных ведомств...
Вот именно.
Но вы, Александр Борисович, не учитываете тот факт, что они не были связаны по работе. У них были совершенно разные сферы применения: Не говоря уже об отсутствии деловых контактов. Уж мне это доподлинно известно.
Она посмотрела мне прямо в глаза, словно пытаясь определить мое отношение к ее словам. Хорошо, что я умею делать абсолютно нейтральный вид. Ни да ни нет. Это иногда очень помогает.
Она продолжала:
Да, в последнее время они реже встречались. Но это происходило только от недостатка времени. Только от недостатка времени.
Значит, вы не можете предположить, что у них могли быть общие враги?
Она покачала головой.
Скажите, Ада Сергеевна, а Валентин Петрович часто посвящал вас в свои дела?
Она высокомерно усмехнулась.
То есть вы хотите сказать, что я не слишком компетентна в делах мужа? Нет, это не так. Он всегда рассказывал мне практически все, что происходило там. Кроме того, я часто сопровождала его в командировках — так повелось еще с тех лет, когда он был действующим игроком. Мы же с ним поженились в начале семидесятых... И я имела возможность сама в какой-то мере изучить мир спорта.
Ну и как он?
Кто?
Ну этот... мир спорта, — я решил сыграть дурачка, за которого, впрочем, она меня, видимо, и принимает, — какой он — доброжелательный, подлый, какие там люди? Вы понимаете, Ада Сергеевна, я сам далек от спорта, но, чтобы раскрыть преступление, необходимо хотя бы представлять себе, что это такое.
Как вам сказать? — она закатила глаза и сделала рукой жест наподобие тех, что делают оперные певицы в начале арии. — Он разный. Там много и подлости, но много и благородства. Очень много. Гораздо больше, чем подлости. Взять того же Протасова, их бывшего тренера. Это же золотой человек.
Я слышал, он живет где-то неподалеку?
Да, в двух шагах. Это ведь он выбил этот участок для Спорткомитета в свое время.
Мне почему-то казалось, что Ада Сергеевна знает очень важные вещи, касающиеся сегодняшнего, а может, и вчерашнего убийств. Хотите верьте, хотите нет, но интуиция — это дело наживное. То есть приходит с годами. И, как мне кажется, в какой-то степени я ее, интуицию эту, нажил. Словом, интуиция подсказывала мне, что Ада Сергеевна что-то знает. Но рассказывать не хочет. Поэтому на мои вопросы отвечает неконкретно. Отсюда и театральные интонации.
Я уже собирался было «нажать» на Аду Сергеевну, то есть предъявить ей милицейские рапорты и попросить прокомментировать, когда она вновь заплакала. Нет, сказал я себе, нельзя «нажимать» на женщину, у которой только что убили мужа. Даже если тебе кажется, что она что-то знает и скрывает.
И все-таки я решил задать ей еще один прямой вопрос:
Федерация хоккея занималась какой-либо финансовой деятельностью?
Но напрасно я надеялся на искренность. Ответ был в стиле предыдущих.
Финансы... — грустно улыбнулась она, — кто сейчас ими не занят? Время, когда можно было жить идеалами, давно и безвозвратно прошло. Конечно, и в Федерации хоккея занимались какими-то коммерческими делами. Но не Валя. Он был такой безалаберный...
Нет, от нее можно чего-то добиться только упорным трудом. Конечно, хуже всего разговаривать со вдовами, но другого выхода не было.
Ада Сергеевна, как я уже говорил, мне необходимо будет встретиться с вами еще раз. Завтра.
Конечно, Александр Борисович. Думаю, у меня завтра будет напряженный день. И вы со своими вопросами прекрасно впишетесь. Хотя, как видите, сообщить я могу немного...
И она улыбнулась самой невинной улыбкой, которую только я видел в жизни.
И все-таки, Ада Сергеевна, я прошу вас хорошенько подумать, кому из знакомых или сослуживцев ваш муж мог перейти дорожку.
Она согласно кивнула.
Понятное дело, я изложил на бумаге все, что удалось узнать у Ады Старевич. Хотя узнать удалось немного...
Потом приехали родственники Старевичей, и она стала принимать соболезнования, что-то рассказывать, снова плакать. Может быть, это и выглядит кощунственно, но меня не покидало ощущение, что она делает все это не очень искренне. Или у меня уже развивается следовательская паранойя?
Вернулись наши оперативники, которые опрашивали соседей. Нет, никто ничего не слышал, ничего не видел, ничего не знает. Ожидать чего-то другого было бы наивно. Никого нет пугливей соседей, рядом с домом которых произошло убийство.
За окном действительно не было и не могло быть никаких следов. Сплошные цементные плиты. Причем, чтобы дойти до забора или до ворот, убийце не требовалось пересекать газоны, клумбы и тому подобное. Везде были такие же цементные дорожки.
Надо сказать, как и в случае с Серебровым, не нашлось буквально ничего. То есть абсолютно ничего. Ни оружия, которое киллеры обычно бросают на месте преступления, ни отпечатков подошв, ни окурков на худой конец. Шерлок Холмс сразу бы отказался от такого дела. Эркюль Пуаро убежал бы в свой Париж. Мисс Марпл сделала бы вид, что занята вязанием. И только я, Александр Турецкий, не могу отказаться. И должен рыть носом землю в поисках преступника. Хотя и не считаю себя умнее всех вышеуказанных персонажей.
Я два раза обошел вокруг дома и не обнаружил ничего интересного.
Тут ко мне подошел Грязнов.
Ну что, какие будут соображения? — спросил я только для того, чтобы предвосхитить его точно такой же вопрос. У меня-то в голове ровным счетом никаких соображений не наблюдалось.
Грязнова я знаю очень хорошо. Так хорошо, что по выражению его глаз могу определить, что варится в его котелке. И тут мне показалось, что доблестный МУР опять на высоте. Что-то Вячеславу Ивановичу все-таки удалось откопать.
—Ты, Слава, сияешь, как медный таз. Давай колись, что нашел.
Грязнов по своей привычке хитро усмехнулся:
Да ничего особенного. Так, по мелочам...
Любит он вытянуть из человека все жилы!
Грязнов, хватит... — Что я сказал дальше, воспроизводить не буду. Среди читателей могут быть и дамы. То есть я сильно на это надеюсь!
Ну, во-первых, Саша, если ты заметил, ребята из экспертно-криминалистического управления сегодня те же самые, что и вчера, на убийстве Сереброва. Так что нам повезло, а то ждать предварительных результатов пришлось бы несколько дней минимум.
Так!
Они определили, что на первый взгляд пули вчера и сегодня... То есть вчера утром в Лужниках и вечером здесь, в Калчуге, были выпущены из одного и того же оружия. Форма пуль и характер насечек от ствольной нарезки совпадают. На первый взгляд, конечно. Последнее слово скажет баллистическая экспертиза.
И он победоносно посмотрел на меня.
Ну я с самого начала что-то подобное предполагал, — сказал я, пожимая плечами. — Ясно, что убийства связаны между собой. Но это, согласись, нахальство — в один день и из одного оружия... Это наводит на мысль, что и убийца тот же самый.
Грязнов кивнул.
— Ориентировочно Старевича застрелили между девятью и одиннадцатью часами вечера. Примерно через двенадцать часов после Сереброва.
Ну, этого времени хватит, чтобы доехать от Лужников до Калчуги, — иронически заметил я.
Да, даже с избытком, — серьезно и многозначительно произнес Грязнов и полез в карман за сигаретами.
Прикуривал он целую вечность. Я так разволновался, что тоже решил покурить, и пока вынимал сигарету из пачки, сломал две штуки.
Не сори, Турецкий. Не имей такой привычки.
Грязнов выпустил изо рта густую струю дыма и продолжал:
Ты помнишь, с какого расстояния стреляли в Сереброва?
С большого, до той хрущевки метров сто — сто пятьдесят.
Вот. А теперь скажи, Саша, ты веришь, что кое-какие вещи я могу определить и без баллистической экспертизы?
Я переминался с ноги на ногу:
Ну верю, верю. Не томи, Грязнов!
Этот змей еще раз с удовольствием затянулся и продолжил: