Ильич, кстати, эту партию продул и, по свидетельству Горького, страшно рассердился. Если разглядеть шахматную доску в лупу, то видно, что продует: Богданов играет белыми, и фигур у него больше. Будь я цензором в 1939 году, я бы, наверное, Ильичу пририсовала много-много фигур, да все ферзи, все ферзи. А Богданову – одну пешку, и то маленькую.
Черный воротник и белый снег
Сюжет, давший название альбому, состоит из серии фотографий, снятых с интервалом в несколько секунд фотографом Леонидовым 7 ноября 1919 года на Красной площади. Как всегда в этот день, идет снег. Шапки, воротники, фуражки – все в мокром снегу. У всех лица довольные, неофициальные, тут же дети какие-то, мальчишки, тоже радуются… Ну-с, лирику в сторону. Троцкого выбрасываем вон, как будто он и не стоял впереди Ленина на полшага, – рука под козырек, локтем загораживает ленинский каракуль. Рядом с Лениным образуется дырка, будто бы толпа шарахнулась от него, как от чумного. Это выглядит странно, но внимательному читателю страннее другое: посреди занесенной снегом толпы стоит товарищ, которого погода не берет: у него, единственного, на черный воротник не упало ни снежинки. А шапка и рукава в сугробах. Сопоставление отпечатков с оригиналом проясняет истину: своей стойкостью, резистентностью большевик обязан гибели Арташеса Халатова. Халатов разоблачен, расстрелян и стерт. А пока он был жив, враг народа своей дурацкой папахой загораживал шею и грудь неопознанного товарища, и после расстрела пришлось от руки пририсовывать тому скромный черный воротник, вот только снег изобразить забыли. Чтобы совсем было смешно: пока Халатов был жив, он вертелся, двигался, а Леонидов все снимал, и вот на одной из неотретушированных еще фотографий видно, что у снегоиммунного незнакомца воротник-то от природы не черный, а белый; хорошее такое пальто, крепкое, сшитое до революции.
Всех гнать
На Втором конгрессе Коминтерна 19 июля 1920 года народу было много. Сделали фотки, напечатали альбомы, довольные депутаты увезли альбомы по домам. Так на Западе сохранились нетронутые свидетельства этого дня. В России же с фотографий убрали всех, кроме самых главных. На одном отпечатке стерли 27 человек, чтобы ничто не мешало Ленину остаться наедине с Горьким. Облупленные балясины Дворца Урицкого в Питере на снимке отремонтировали; в жизни Ленин стоял одной ногой в каком-то мусоре, – мусор подчистили, так что нога В. И. не касается земли. Ботинки и вождю, и писателю начистили – любо-дорого посмотреть. Подорожники пропололи, а сорную траву загримировали под здоровые стебли какого-то растения с неясной ботанической принадлежностью – так, вообще флора. В 1980-е годы – страшный либерализм – публика вернулась на прежние места. Правда, печатали только центральную часть снимка, все те же Ленин и Горький, зато честно видны все, кто стоял за их спинами в тот памятный день. И мусор вернули под ноги. Но – чудная деталь – и в оригинале, и даже в варианте 1933 года Ленин стоит, засунув руку в карман так, что мизинчик торчит, как бы свисает. В либеральные восьмидесятые кто-то бережно подправил пальчик, вложил Ильичу в карман, а брюки отчистил от прилипшей беловатой дряни. Так заботливые матери подтыкают дитяти одеяльце на ночь и вытирают носик.
А вот в том же 1920 году Ленин и Крупская поехали открывать электростанцию в Кашине и сфотографировались с группой кулаков (на заднем плане) и детей (на переднем). Через 19 лет со снимка были стерты ВСЕ взрослые и часть детей. Понятно, почему. Смотришь и думаешь: вот этот смеется, а его больше нет. Этот смотрит испуганно – и его нет… И дальше – обвалом, по всей книге: этих нет, и этих уничтожили, и вон тех, и тех… Альбом Кинга надо бы перевести на русский язык и раздавать коммунистам бесплатно, по предъявлении партбилета.
Смех и грех
Сестра Ленина Мария Ульянова гордилась своим талантом фотографа. Приехала в Горки, сняла Володеньку в шезлонге и Наденьку рядом с мужем на скамейке. Супруги на отдыхе зачем-то смотрели в телескоп. Талантливая Мария Ильинична телескопа не заметила, и в результате на снимке изумленный зритель видит нечто вроде ствола ружья, упирающегося в висок Крупской. Конфуз попробовали исправить в 1960 году, но как-то робко: отодвинули трубу телескопа от виска, так что невидимый стрелок словно бы примеряется: пустить ли Надежде Константиновне сразу пулю в лоб? или допросить сначала? В 1970 году отодвинули прибор еще на полметра, лучше не стало. Наконец в конце восьмидесятых решились и стерли телескоп к черту, заменив листочками. Область научных интересов супругов-материалистов сузилась, зато честь сестры была восстановлена. Либо наука, либо искусство, приходится выбирать.
Но Ленин, в конце концов, был из приличной семьи, получил образование, принадлежал к тому специфическому кругу, где на искусство плюют, на свою внешность тоже. Брюки винтом и заплеваны – ну и что? Понятие имиджмейкер-ства было ему, судя по всему, чуждо. Сталин же, невежественный, ущемленный, закомплексованный, понимал важность изображения, правильной подачи образа. На известной фотографии семьи Ульяновых, – детей и взрослых, – всегда поражает лопоухость дружного семейства. А им все равно, фотография, похоже, всегда печатается как есть. Не то Сталин. В альбоме воспроизведен рисунок Н. Андреева: портрет Сталина, датированный 1 апреля 1922 года. На отпечатке будущий тиран написал красными чернилами: «Ухо сие говорит о том, что художник не в ладах с анатомией. И. Сталин». И подчеркнул свою подпись. И поставил на ухе жирный красный крест. И еще раз написал, пониже: «Ухо кричит, вопиет против анатомии. И. Ст.». Между тем – ухо как ухо, и не оттопырено, и вообще не та часть головы, на которую стоило бы обращать внимание. Глаза на портрете – да, глаза настороженные, хитрые, опасные. Но о глазах ни слова, а вот далось ему чем-то это ухо – отчего бы? «У царя Мидаса ослиные уши»? «Уши торчат»? «Узнают волка по ушам»?
Позже ему разглаживают лицо (на снимках, портретах, скульптурных изображениях), исчезают оспины, молодеет кожа, разглаживаются и чернеют волосы, морщины убраны, и лицо наливается внутренним светом. Глаза мудрые и уставшие. Рост все увеличивается, плечи широкие, стройность совершенно античная. Порой он совершеннейший микеланджеловский Давид, только в смазных сапогах, и их блеск зеркален. Одновременно с тем он осенен благородной сединой, плотен, сыт и сед; на юбилейной обложке «Огонька» (номер 52, 1949) его голова в фуражке сияет в вечернем небе и вроде бы освещена прожекторами, но и сама источает свет: лучи расширяются книзу, к земле. Все фотографии, где он малорослый, рябой, темнолицый, коротконогий, притулился к группе более породистых товарищей, уже исправлены. Товарищи стерты и в реальности, и в виртуальности, он один делал революцию, душил врага, возводил плотины на реках, освещал электрическим светом страну, вел народ и так далее; всё сам. Сам и людей убивал. Исчезновение семьи, частной собственности и человека.
Какая насмешка судьбы, что после смерти ему подвязали бороду самого ненужного из марксистов.
Черные лица
Врага надо знать в лицо. Но у побежденного врага вообще не должно быть лица. Самые страшные страницы альбома – те шесть, где лица замазаны. В 1934 году ОГИЗ заказал Александру Родченко альбом «10 лет Узбекистана». Книга вышла по-русски, через год – по-узбекски, а в 37-м пошли расстрелы. Книга стала опасной, и причем опасной для самого Родченко: ведь создавая ее, художник, можно сказать, порождал врагов народа. И вот Родченко берет черную тушь и замазывает лица в собственном экземпляре книги, одно за другим, одно за другим – я тебя породил, я тебя и убью. Пиджак, плечи, воротник, галстук, – а над ними круглая или квадратная непроглядная тьма. Дыра. Провал. И имя вымарано. Только внизу: «… blan hamda proletar… bolgan bolseviklar partiasi…» – мертвый след, подобный узору надписи надгробной на непонятном языке.
Рассматриваю эти зияющие провалы, – а чего там рассматривать, там же нет ничего? – рассматриваю это «ничего» и все менее уверенно думаю о своих собственных желаниях: повалить бы вон тот памятник, замазать бы вон те лица, взорвать бы вон тот домик… Один из зачерненных в альбоме Родченко – Яков Петерс, палач и садист. Народу погубил – не счесть. Расстрелян в 1938-м, замазан тогда же. Этот убийца уж точно заслужил пульсирующую тьму и вечный скрежет зубовный, правда? Да? Да или нет?
Но не мне отмщение и не аз воздам.
Кашин и другие
Много-много лет назад ЮЛ, ВБ, АГ и АС и я ехали на машине из Москвы в Петербург.
Не спрашивайте, почему. Так надо было.
По дороге, где-то на полпути, захотелось выпить. Молодые были. «Отчего и не выпить»? – подумали. Кто за рулем сидел, пить не стал, а остальные заинтересовались этой идеей и зашли в придорожное кафе.
Оглядели полки – время было малокапиталистическое, послекризисное, и ничего хорошего нам предложить не могло. Бутерброд какой-то без божества, без вдохновенья. Что-то ужасное с майонезом. И водка, да, водка была. Но очень опасная с виду.
Такое было время – запросто могли метилового спирту налить. Помрешь, не доехав до Малой Вишеры.
– А вот какая-нибудь получше водка есть? – спросили мы.
– «Вереск Кашина», – не сразу и с неприязнью отвечала продавщица. – Но она дорогая. Элитная.
Ей неприятна была наша разнузданная роскошь, наши олигархические замашки. Мы уточнили цену. «Кашин» стоил 60 рублей. Посовещались. Взяли. Расстались с продавщицей совсем врагами.
Расстелили в сосновом лесу, среди кустов, одеяльце для сидения. Мане, «Завтрак на траве». Разрезали неинтересные бутерброды. Разлили водку по каким-то нашедшимся рюмочкам.
Пригубили. Пить это было нельзя. «Вереск Кашина» был синеватым, жутко вонял сивухой и как-то резко вступал в контраст с кукованием сельских птиц, просвечиванием лучей через листву и другими признаками пасторали, на которые мы, городские жители, возложили уж было надежды. Нехорош был элитный вереск.
К тому же, немедля прилетели какие-то особо крупные комары, накинувшиеся на нас с жадностью и немедленно откачавшие из нас литры крови. А еще из кустов вышла женщина из местных и предложила купить у нее товар. Кажется, это были манометры для измерения давления, но я могу и перепутать. Может быть, это были астрологические амулеты. В те годы тебя могли остановить прямо на улице, в подворотне или вот прямо в лесу среди кустов и предложить тебе что-нибудь нужное. Часы Ролекс, например. Мне целую связку Ролексов предлагал восточный человек на Ордынке, у него в пластиковом пакете их много было.
Короче, Моне не задался.
Делать нечего, мы скрутили одеяльце, матеря комаров, завернули невеселые бутерброды и закупорили «Кашина». Почти целый был. Закупорили и поставили на пенек. Вот пройдет по лесу потерявший веру в Господа местный житель, подумали мы, на душе у него будет смутно, в кармане пусто, а опохмелиться надо. Вот пройдет он такой, зигзагами, спотыкаясь, мечтая хоть о каком стеклоочистителе, и вдруг – эвона! да не снится ль это мне? – на пеньке элитная, дорогая водка «Вереск Кашина», ну и что, что откупоренная. И будет счастье человечку.
Кто он был? Нашел ли? Взял ли? Был ли хоть на миг счастлив?
Лето, оно длинное.
Ardo
В начале девяностых я купила игру Сим-Сити для компьютера Макинтош. Она и сейчас существует, но мне больше нравилась та первая версия. Кто забыл или не знал правила – напомню.
Вы губернатор, и у вас есть неосвоенная территория произвольной формы. Надо построить на ней город. Бюджет – 5000 долларов в год.
У вас есть определенный инструментарий, например, бульдозер. Надо выровнять площадку, затем разбить ее на зоны: жилая зона, зона легкой индустрии (видимо, магазинчики и экологически чистые предприятия), зона тяжелой промышленности (то есть где вонь и грохот, и рядом с которой жители жить не захотят). В жилой зоне надо посадить деревья. Каждый квадратик, выровненный бульдозером, стоит, допустим, пять долларов. Каждое посаженное дерево – три.
Кому уже скучно – дальше не читайте.
Жилую зону надо разбить на кварталы, проложить дороги. Если дороги проложены правильно, по ним сейчас же сами пойдут человечки с чемоданами и поедут, бибикая, маленькие автомобильчики. Человечки начнут строить домики и сажать садики. Какое сердце не умилится при виде этой картины!
Но прежде, чем они заселят домики, надо провести электричество и подвести воду. Можно поставить несколько ветряков – это дешевле, но они дают слабый ток. Можно мощную электростанцию – но бюджет почти истрачен.
И тут к губернатору – то есть ко мне – приходят советники. Один указывает на необходимость построить пожарную станцию. А то пожары. Смотришь – и впрямь вон там то один, то другой домик внезапно охватывает пламя, оно перекидывается на другие дома, раз – и весь квартал выгорел. Что за черт… Опять чини, опять плати. ЖКХ проклятый!
Другой докладывает: жители просят больницу. Жители просят полицейский участок. Жители просят школу. Жители, наконец, просят тюрьму!
А годовой бюджет меж тем накрылся медным тазом. Что же делать? с чего начать? не построишь школу – приходит народный лидер, попрекает вас, хмурится, указывает на волнующуюся толпу за окном. Не построишь полицейский участок – в городке учащаются грабежи. И советники вам предлагают залезть в кредиты, провести дорогу к соседям и тем самым попасть в долговое рабство, или еще что-нибудь унизительное для вашего губернаторского достоинства. Огорчают меня.
А между прочим, эти мерзкие жители (что за дрянное население мне досталось!), которые все время чего-нибудь просят, сами, безо всяких просьб, строят себе церковь! Я пробовала ее взрывать. Нет, строят снова! Если тюрьму взорвешь, или вокзал, они сами не отстроят, проверено. Только церковь.
Задолбали совсем.
И вот выяснилось, что у этой игры есть специальные «читы», коды такие: если ввести их на клавиатуре, то можно обмануть игровую программу. Один, главный чит был такой: печатаешь на клаве слово porntipsguzzardoardoardoardo, и чем больше этого ardo ты напечатаешь, тем больше у тебя денег окажется в бюджете.
Надо ли говорить, что я быстренько напечатала себе миллион. Сию же минуту исчезли раздражавшие меня советники. Затем я не скупясь оборудовала городок дорогими электростанциями, выдала жителям университет, лучшие госпитали, разбила парки и проложила озера. Потом я даровала им железную дорогу, аэродром, марину с корабликами и яхтами, парк с колесом обозрения и прочими развлечениями. И хватит с них.
Потом я занялась собой. Губернатор я или кто? Я построила себе высокую гору на окраине городка. Проложила к себе дорогое шоссе. По сторонам густо все засадила деревьями, раскинула озёра сложной формы, установила на них водопады… Принялась строить губернаторский дворец и наращивать вокруг него сложные лесные рельефы. Соловьи откуда-то взялись и засвистали в моих губернаторских деревьях.
Тут я смотрю – по моей губернаторской дороге посмели ездить какие-то автомобильчики! Естественно, я загородилась от непрошеных народных масс! Поставила валы и прочие непреодолимые преграды! Завела себе вертолетную площадку, потом вообще частный аэродром! Город мне начал мешать, и я прирезала себе часть их территории. Уничтожила на хрен всю их тяжелую индустрию, обойдетесь. Без этой индустрии у них началась безработица, и их домишки прямо на глазах приходили в запустение: хирели, коричневели и заваливались. Во дворах рос очень художественный бурьян, а дороги покрывались кротовыми кучами, и автомобильчики уж проехать не могли.
Они там бродили такие потерянные, а я продолжала улучшать свои жилищные условия. Сады висячие построила, завела красивые ущелья, перекинула мосты. Купила невероятно дорогой экологический дом, который сам выращивал огурцы и цветы – денег-то мне было девать некуда. Сделала насыпи в море, и там, на безопасном расстоянии, устроила космодром и решила летать в космос. А чё?