- Вы, мужики, совсем охренели ! В такую минуту то сказки рассказываете, то какие-то ребусы загадываете. (Ну и лексикончик у наших преподавателей. Орать и водку жрать это они мастера!)
Словно читая мои мысли Марья Станиславовна то ли поленившись еще раз наклоняться за «тарой», то ли по привычке припала прямо к горлышку «Гетьмана». (Засос получился не хуже, чем знаменитый брежневский)
Сделав несколько мелких, но жадных глотков ненасытная русалка наконец-то отцепилась от сосуда. И гулко шлепнув его дном о землю, принялась высматривать, чем бы закусить.
Огурчики, ах да огурчики! Они были размером с мизинец и Марья - находчивая отшвырнула не подошедшую для такого дела одноразовую пластмассовую вилку и запустила в полулитровую банку свои не дрожащие теперь уже пальцы с огромными хищно торчащими перламутровыми маникюрами.
- Давай, Ваня, и мы с тобой по рюмочке хряснем, - про себя что- то решив, неожиданно предложил Петр Михайлович и мы враз составили Марье компанию. (Наконец-то, а то я чуть было слюной не подавился!)
Помеченного марьиной помадой «Гетьмана» Петр Михайлович демонстративно проигнорировал, а после короткого раздумья откупорил еще не начатую бутылку пятизвездочного крымского коньяка «Коктебель» .
Выдернув из «колбаски» два одноразовых чистых стаканчика, наполнил их до краев и предложил на закуску, аккуратно нарезанные и красиво уложенные на одноразовой тарелке ломтики лимона.
Последнюю неделю из-за суетности дел, постоянного стресса, а главное из-за запоя отца - «кашевара» я питался плохо и нерегулярно. Так что лимон мне был до фени и я не стесняясь подцепил добрый ломоть ветчины с розовым переливающийся перламутром бочком, который у Марьи-искусницы очевидно остался от нарезки.
Петр Михайлович явно куда-то торопился ибо сразу же налил по второй. Я не возражал. И прикончил добрый кусок копченой колбаски, которая оказалась отечественной «салями» и видно тоже у Марьи - хлопотушки не уместилась на тарелках.
Еды, да простят мне люди пьющие, закуски на тарелках, тоже одноразовых, было много и разнообразнейшей, но мне всегда почему-то нравилось есть куском.
Марья, которой такой темп «пожаротушения» явно пришелся по душе и она от нас не отставала ни на глоток, только хмыкнула мельком взглянув как я закусываю, посчитав меня наверное невоспитанным варваром. (Может глазам и совестно, но зато желудку сытно.)
- О чем задумался, Петя? -в который раз выпив с «Гетьманом» на брудершафт и уже придя в хмельное благодушие, поинтересовалась она, запуская теперь холеные пальцы в банку с маринованными грибочками.
- О тебе, голубушка, о тебе!
- А чего о мне думать? - удивилась лесная нимфа окончательно возвернувшись к первобытному способу трапезничания, что резко десонировалось с ее изысканным и элегантным убранством, которое явно разрабатывал не отечественный кутюрье. (Невесомая ажурная кремовая пена даже прикрытые места делала более обнаженными, чем евовый наряд.)
Но я так громко работал челюстями, добравшись теперь до мастерски приготовленной на гриле до золотисто-румяной корочки курицы, что снова прервал диалог двух любовников и привлек к себе их внимания.
Как говорится, свои недостатки женщина не видит даже в зеркале, а мой способ насыщения молодого организма калориями у дамы из высшего общества вызвал шоковое состояние близкое к оргазму.
- Вот так он и с тобой расправится. Не оставит и косточек, проследив за взглядом нашей дамы, подмигнув мне, хохотнул Петр Михайлович.
- О чем ты, Петя? - еще пуще удивилась Марья - недогадливая.
- Все о том же: о третьем ивановом желании, золотая наша рыбка. Сказки Пушкина в детстве читать надо было, а не «Декамерон» Джованни Бокаччо.
-Чё?
- Да не чё! Пожелал, видишь ли, Иван тебя, моя голубушка, себе на закуску, - ни чего не выражающим голосом ответил Петр Михайлович, но взгляд его снова стал холодный и колюч и он настороженно и выжидающе посмотрел на свою пока еще даму.
- Да, желаю! - нагло подтвердил я. (Меня уже слегка развезло и теперь мне и море было по колено.)
- А это вы видели?! - и Марья - строптивая, ловко смастерив, показала нам вульгарный кукиш.
Взгляд Петра Михайловича враз потеплел и он, повеселев, широко ухмыльнулся.
- Тогда будем брать силой, - катастрофично быстро пьянея (я не маньяк, но я же пил коньяк и мой жеребчик начал игриво взбрыкиваться) решительно заявил я и вытерев руки о горсть бумажных салфеток, поднялся с корточек во весь рост. И слегка пошатываясь направился к вожделенному созданию. Во мне разыгралась похоть и я желал соития.
За моей спиной Петр Михайлович глазами указал Марье на труп и она понимающе ему слегка кивнула в ответ и игра в доганяйки не состоялась.
- Желторотый ты мой птенчик! Залил глаза и не видишь, что я тебе в мамки гожусь, - приветствовала мое приближение Марья.
- До чего же вы все молодые такие наглые, - удерживая своими холеными, но на удивление сильными ручками мои «клешни» порывавшиеся заключить ее в объятиях, попыталась еще раз пристыдить меня неприступная королева.
А в это время за моею спиною «сигнальщик - горнист» продолжая свою пантомиму, указал Марье рукой на зеленый кустарниковый оазис в метрах тридцати от нас. Но вдруг его прорвало и он обрел голос.
- Иван! А что у тебя с брюками? - разразился он неожиданно хохотом, узрев у меня сзади огромную рванную прореху, проделанную на выходе киллеровым выстрелом.
- Бандитская пуля, - я был не многословен, не желая прерывать противостояния, которое, а точнее глубокий вырез в марьином платье, поглотили все мое внимание.
Но наш «тамада» не унимался:
- Да ты посмотри, Марья, ты только посмотри ...
Возражать женщине, значит напрасно терять время и я быстренько крутнулся на одном месте перед своей любознательной повелительницей.
- Еще бы чуть выше и быть тебе, Ваня, евнухом, - сделала Марья свое «медзаключение» после столь беглого осмотра и вдруг отбросила мои руки (руки прочь от частной собственности пока не достигнуто хотя бы устное соглашение о временной аренде) в стороны и, сделав решительно - предостерегающий жест, вдруг предложила:
- Если такой сильный. То не стоит даме руки заламывать. А вот, если донесешь меня на руках вон до тех кустиков, может и разрешу поцеловать меня пару раз... в щечку. Если, конечно, у тебя еще не пропало желание целоваться со «старухой».
У меня еще ничего не пропало, и не упало, и я согласился.
За моей спиной, не ведающий этого Петр Михайлович ободряюще закивал Марье головой. (На белом фоне мерса его тень мне была видна как на ладони.)
Белокурая бестия была среднего роста: мне по подбородок, а вот весом изрядная, хотя и не толстуха.
Но такая пышнотелая, что, когда я подхватил ее на руки и мои блудливые пальцы почувствовали эту упругую податливость дремлющей трепетности женской плоти, а ноздри вздохнули дурманящий аромат спелых плодов райского сада, я понял, что стайер из меня хреновый и три десятка шагов для меня марафон.
Я это чувствовал всем своим телом, но мое ество почувствовала и Марья. Снежная королева таяла в моих объятиях, что я почувствовал по слегка увлажнившейся моей ладони. (Не той что придерживала драгоценную мою ношу за спину, а той, что была чуть пониже ... спины.)
Это, да и то, что Марья, не доверяя «трем точкам опоры», оплела своими лебедиными крыльями мою «гусиную» шею теперь покрепче, чем в начале пути, удесятерило мои силы. И до вожделенного тенистого покрова мы все же не только добрались, но даже в самую чащу забрались. (Чем дальше в лес, тем больше палок, ну в смысле дров.)
Короче, а короче было не куда, ибо первый «поцелуй» получился сумбурным и по обидному не долгий. Все таки эротически - порнографическое чтиво: молодежная периодика и те пару раз, что делала мне минет моя школьная подружка Светка, меня мало чему обучили. (Да! Самые качественное и даже пусть цветные фотографии не заменят всей прелести живого общения, хотя эрекцию могут, конечно и вызвать.)
Мы так спешили вначале, что совершая первый «поцелуй» оголились лишь на самый необходимый минимум.
Теперь же немного по отдышавшись и остудив стыдливый румянец на щеках, я возжелал большего. И робко: несмело и неумело тронул верхние пуговицы на марьином платье.
Движение пальцев лесной феи, которыми она перебирала взъерошенные мои волосы, стали еще мягче, еще призывней. От окрывшегося мне великолепия я ... просто остолбенело обалдел и вторым «поцелуем» с лихвой восполнил перед Марьей и свой, и Петра Михайловича должок.
Когда мы где-то через минут сорок устало приплелись к скатерти - самобранке, ни «Мерседеса», ни трупа, ни самого Петра Михайловича к нашему счастью на месте не было. И мы со вновь проснувшимся аппетитом набросились на еду и выпивку.
Петр Михайлович прибыл где-то через полчаса, когда уже мы успели привести себя в порядок и основательно поднадраться.
- Ну? - первым делом прокурорским голосом поинтересовался он у Марьи, но проницательно посмотрел мне в глаза. (Видно и вправду козлиная эта штука любовь, если сия нимфа неземная и в любовники завела себе козла с повадками мужа.)
Но мы с моей дамой сердца поочередно прикладываясь к горлышку уже прикончили и «Гетьмана», и «Союз-Виктан», так что такой детектор лжи нам был до лампочки.
Марья же вообще оказалась железной леди:
- Как как?! Да ни как! Все вы нынешние мужики «чернобыльцы» и инпотенщики, - и презрительно сплюнула в траву и даже бровью не повела.
Петр Михайлович как-то сразу обмяк и постарел.
- Ладно, пора собираться, - примирительно сказал он и подошел к машине и приглашающе открыл для Марьи дверцу.
Я тоже решил сымпровизировать:
- А прощальный поцелуй!?
- Поцелуешь меня в зад! - в миг вскипел великий олигарх.- Петя! Ты что с ума спятил?! Такие гадости да ребенку говорить, - осуждающе - укоризненно проговорила Марья и Петр Михайлович, а тем более я, вдруг почувствовали себя провинившимися школьниками.
Слава Богу, до вызова родителей дело не дошло. Но Петр Михайлович «вызволил» из кармана свое огромное портмоне и не считая выдернул оттуда несколько сотен американских долларов (их как потом я пересчитал оказалось целая «штука»).
- Это тебе за моральный и материальный ущерб, так как твоя воздушка где-то затерялась. И не в службу, а в дружбу убери здесь все, - и не прощаясь уселся за руль и укатил восвояси со своей пассией.
Марья же прежде чем сесть в автомобиль напомнила мне, чтобы я завтра явился в Академию с документами.
От выхлопных газов «Мерседеса», а может и от того, что я перепил, переел, меня чуть было не стошнило, но, памятуя, что у меня впереди еще куча дел, я взял себя в руки, а палец в рот, но все окончилось лишь душераздирающей икоткой.
Я откупорил минералку и пополоскал себе рот, а остальную воду вылил на голову и ощутил прохладную свежесть кристальночистой воды «Бонаква» .
Оставшуюся выпивку и закуску я быстренько упаковал в аккуратный сверток, еще и обернувши все сверху для надежности скатертью - самобранкой.
А пустую тару и мусор зарыл на месте покинутой лисьей норы.
«Теперь все о - кей!» - окинул я опустевшую поляну хозяйским взглядом и снова покарабкался вверх по откосу, так как там на верху рядом с поляной Вешальников у меня на сегодня была назначена еще одна встреча.
2 глава
Меня ждали мои новые “друзья”. Правда, я лично к ним в приятели ни набивался и еще совсем недавно о них даже не ведал ни сном, ни духом.
Но они нашли меня сами, когда месяц назад я пошел в госадминистрацию нашего столичного микрорайона за давно уже обещанным направлением на бесплатное обучение и получил отворот поворот.
Я не стал дергаться. С сильными не дерись, а с богатыми не судись. Да и мы с отцом, несмотря на укоренившийся за нами в наших краях имидж людей бедных, имели все же в заначке двадцать пять тысяч долларов.
Этих денег бы с лихвой хватило не только, чтобы купить право поступления, но даже сразу и диплом любого даже самого престижного вуза. Всех, но кроме Академию управления. Ибо это был клуб элит и туда путь даже для богатой “черни” был закрыт. (“Тлетворные” низы от отпрысков новоиспеченных олигархов и “потомственных пэров” могли научиться: наркоте, голубизне и лезбиянству.)
Меня кинули самым наглым образом, но я не сильно и опечалился.
“Ну и хрен с вами, не даете дочку замуж, так “любите” сами, - подумал я резонно. - Не удалось управлять - будем направлять,” - и решил сдавать документы в юридический вуз.
Но человек предполагает, а всевышний располагает и в поле зрения сильных мира сего попала и моя скромная (нет ни то слово!), ничто что скромная персона. Этакая лишенная всякого прикрытия, то есть “крыши”, пешка, который боязненно можно манипулировать как угодно, а при надобности и пожертвовать в любую минуту.
Но тогда я всего этого еще не знал. Да, многого я тогда еще не знал!
Когда разваливалось наше некогда многонациональное государство, нашей обретающей суверенность стране “здорово” повезло. Вместо одного господствующего коррумпированного приступно-олигархического клана она в приданное получила аж целых два (в демократических странах такие профессиональные объединения называются управленческими командами и имеют юридический статус, а у нас… в квартире газ, но … теперь не наш тот газ.)
Так уж исторически сложилось, что наша республика для общесоюзных структур было кузницей кадров. Наш пострел везде поспел и … его повели на расстрел (шутка). Его просто выперли под зад коленом, когда союз нерушимый распался как карточный домик.
И вспомнились тогда родные пенаты, и оказалось два огромных зажравшихся и обленившихся паука в одной быстро пустеющей консервной банке. (Да быстро пустеют банки! Если вовремя взять кредит и быстренько организовывать гиперинфляцию.)
Конечно у наших отцов нации руки загребущие, глаза завидючие, а в (да простят меня дамы, но я ведь еще в самом начале предупреждал, что хотя это и повесть о любви, но предназначена исключительно для мужского чтива, так что не обессудьте) задние нету дна. Но в тоже время все мы люди - человеки, которым (если вы это еще сможете вспомнить) надобно кушать, да еще и три раза в день да еще, представьте себе, каждый день. Я уже не вспоминаю о мясе и рыбном дне, иначе читатель сочтет меня садистом.
Но как бы там ни было, ведь даже в песне поется: “Мало водки, мало водки, мало и закуски к водке тоже мало…” Как после таких слов можно обвинять людей, что они из-за “корочки хлеба” стали рвать друг друга на части.
Нет сначала они в парламенте рвались к микрофону и плескали друг другу в лицо казенной минералкой. Но голод не тетка и на подмогу позвали “братков”.
И пошел тогда в ход черный пиар и пули нанятых киллеров.
Веселье для державы настало времечко. Премьеров случалось меняли по два раза на год. А концы все никак не хотели прятаться в воду. Пришлось тогда за бесценок распродать весь флот. Нечего народу у воды шляться. Но наших людей так просто не возьмешь. И поперли они по заграницам отыскивая лазейки и щели, как неистребимые тараканы. Голь на выдумки хитра, а наша еще и нагла: кто “стыдливее” тот на плоту, например, через Ла-Манш, а кто понахрапистее тот поперся под ним прямо по туннелю.
Но это простой наш люд, толпами валил на Запад, за ихними “работными” и безработными ночные горшки выносить.
Но новая бизнес-элита была патриотами: надо сначала у своего народа все до последних портков отнять, а потом уже и самому слинять. Десяток загранпаспортов и личный самолет и лети себе вольной птицей на все четыре стороны хоть до Панамы. (Эх, вы вороны - вороны!!)
А пока- пока дои народа дурака!
Мой же отец Иван Иванович Дурачок, несмотря на свою дурацкую фамилию, дураком не был. И когда в стране начался беспредел и все начали хватать все, что плохо лежит, (как потом оказалось у нас все плохо лежало) отец мой тоже не дал маху. Взял ссуду в своей же селекционной станции, который он же как доктор наук по декоративному садоводству и руководил, и приватизировал все имущество станции, воспользовавшись ликвидацией онной.