— Случилось, случилось. Шевелись быстрее.
Второй этаж здания был пуст. У большинства сотрудников рабочий день уже закончился, и они ушли домой. После лестницы свернули налево, прошли три двери и вошли в кабинет.
В кабинете сидел уже знакомый Илье младший лейтенант Стулов, который зевал и почесывал правую ладонь.
— Чего там? — спросил он Киреева.
Не говоря ни слова; Киреев поставил на середину комнаты стул и посадил на него Илью. Так же молча он расстегнул Илье наручники и приковал его за одну руку к стулу.
— Дай наручники, — не оборачиваясь, сказал он Стулову.
— Что вы собираетесь делать? — Илья попытался дернуться, но руки Киреева вдавили его в сиденье стула. — Вы не имеете права.
Та же операция была проделана со второй рукой. Теперь Илья был прикован к стулу с двух сторон, и, если бы он попытался встать, ему пришлось бы сгибаться под прямым углом.
Киреев отошел к столу и глотнул чай из стакана.
— Это произвол! — повторил Илья. — Я имею право на адвоката.
Ответом ему был оглушительный удар в живот.
Илья задохнулся и от боли согнулся пополам, но Киреев, схватив его за волосы, вернул в исходное положение и несколько раз сильно ударил по почкам. Потом он отошел обратно к столу и снова взял стакан с чаем.
Илья попытался встать, но спинка стула вынуждала его сгибаться вперед. Однако встать ему все-таки удалось.
— Помогите, — хотел закричать он, но вместо крика из груди вырвался лишь слабый хрип. — Помоги…
Глядя, как скрюченный Илья пытается идти к двери, Стулов засмеялся:
— Нагнем его рачком, и будет все пучком.
— Выпустите меня, — захрипел Илья. — Из-за какой-то цепочки…
— Смотри-ка, — сказал Киреев. — Сознается. А раньше говорил, что не брал. Ты зачем нам врал?
— Я не врал, — беззвучно прошептал Илья.
— Опять за свое, — сказал, поднимаясь, Стулов. — Слабо ты его, Вань. Добрый ты.
Стулов медленно подошел к согнутому, шатающемуся Илье и, схватив за волосы, резко отогнул его голову назад. Минуту он смотрел Илье в лицо, собирая во рту слюну. Когда ее собралось достаточно, он смачно харкнул ему в глаз.
— Ну что, значит, ты ничего не брал? — спросил Стулов, наблюдая за тем, как его слюна сползает Илье на верхнюю губу.
Илья молчал.
— Ну как знаешь.
Продолжая держать за волосы, Стулов изо всей силы ударил Илью ногой в пах. Илья отлетел в угол кабинета. В руке Стулова остался клок его волос. Бросив волосы на пол, Стулов наклонился над Ильей.
— Отрубился, — констатировал он.
— Ну пускай полежит отдохнет, — сказал Киреев.
Стулов сел за стол.
— А чего вообще случилось-то, Вань? Чего ты на него накинулся?
Киреев молча достал из кармана зажигалку и записную книжку Корякина и положил их на стол перед Стуловым.
— Что это? — спросил тот.
— Посмотри.
Стулов пододвинул к себе вещи и взял зажигалку.
— Дэ Ка, — прочитал он инициалы. — И чего?
Повертев зажигалку в руках, он положил ее обратно
на стол и взял записную книжку. Открыв на первой странице, какое-то время недоуменно рассматривал, потом его лицо стало расползаться в улыбке. Подняв глаза на Киреева, Стулов увидел, что тот еле-еле сдерживается, чтобы не засмеяться.
— Это что, действительно обнаружили при нем? — спросил Стулов.
Глядя на изумленное лицо Стулова и не в силах больше сдерживаться, Киреев расхохотался.
— Петрович, — сквозь смех заговорил Киреев, — при личном обыске изъял. Естественно, книжку смотреть полез. Ну и прочитал фамилию.
Поняв, что это не шутка, Стулов тоже захохотал:
— Откуда же он их взял, придурок? — он посмотрел на валяющегося в углу Илью.
— Да, — вытирая набежавшие от смеха слезы, сказал Киреев. — Невезучий парень. Ну ладно, работать надо.
Оперативники подтащили Илью вместе со стулом на середину кабинета и, усадив в прежнее положение, похлопали по щекам. Придя в сознание, Илья застонал.
— Ну что, пришел в себя? — наклонился к нему Киреев.
— Это незаконно, — прошептал Илья.
— Незаконно, — усмехнулся Киреев. — А людей убивать законно? — вдруг заорал он в лицо Илье. — Законно или нет? Отвечай, сука!
— Каких людей? — придя в себя, забормотал Илья. — Я никого не убивал.
— Вот это узнаёшь? — Стулов сунул под нос Илье записную книжку Корякина. — Это твое?
— Мое.
— Так слушай, придурок. Эти вещи принадлежали журналисту Дмитрию Корякину. Сегодня утром его нашли убитым.
— Я никого не убивал.
— А вещи нашел?
— Я их выиграл.
— В игральных автоматах? — заорал Стулов. — Не трахай мне мозги, козел!
— А это узнаёшь? — Киреев показал Илье бейсбольную биту.
Илья покачал головой.
— Этой битой, сука, ты забил его насмерть. Знаешь, что он чувствовал, когда ты ему проламывал башку?
Илья опять попытался встать, но Киреев, размахнувшись, врезал ему битой по бедру. Илья рухнул на пол.
— Будешь подписывать?
— Я никого не убивал.
— Слушай, Вань. Да он обоссался, — сказал Стулов, показывая на расплывающееся вокруг Ильи мокрое пятно.
— Вот свинья. — Киреев прислонил биту к столу. — Все, Степ, достал он меня. Я за водкой пошел. Сам с ним пока пообщайся.
Накинув куртку, Киреев вышел из кабинета.
— Пожрать чего-нибудь купи, — крикнул ему вслед Стулов.
Оставшись в одиночестве, Стулов подошел к Илье:
— Ну чего, зассыха. Сейчас кино будем снимать. Ты в главной роли.
Стулов достал из шкафа видеокамеру, вставил кассету и навел на Илью.
— После такого фильма все бабы твои, — пообещал он, ставя камеру на полку.
Стараясь не наступить в мокрое пятно, Стулов вытащил Илью в центр комнаты.
— Тяжелый, сука, — проворчал он, поднимая стул с обмякшим телом.
Взяв со стола графин с водой, Стулов начал брызгать на Илью.
— Давай-давай очухивайся. Нам дохлые звезды не нужны.
В очередной раз возвращенный к жизни, Илья опять застонал.
— Ну вот, — возмущенно сказал Стулов, — никакой благодарности.
— Отпустите меня, — прошептал Илья, — пожалуйста.
— Не могу, — серьезно ответил Стулов. — Понимаешь, у меня работа такая. А ты мне что же, соучастие предлагаешь?
— Но я правда не виноват, — застонал Илья.
— Понимаешь, жизнь так сложилась, — взял задушевный тон Стулов. — Просто тебе не повезло. Но это же не повод себя гробить? Подписал бы ты все сразу, давно бы спал спокойно. А то полночи уже прошло, а ты все героя из себя строишь. Курить хочешь?
Илья кивнул головой. Стулов прикурил сигарету и сунул Илье в рот. Тот затянулся, но сразу же закашлялся, и сигарета упала на пол.
— Ты не торопись, — сказал Стулов, поднимая сигарету. — Может, тебе по спине постучать? Ну как хочешь. Еще курить будешь?
Илья отрицательно покачал головой.
— Знаешь, я тебе откровенно скажу, — доверительно продолжил Стулов. — У нас все рано или поздно подписывают. Тут главное не это. Главное — рано или поздно, понимаешь. Ты сам подумай, на хрена тебе все это терпеть, если мы тебя все равно сломаем. Все ломаются. Кому-то на это пять минут нужно, кому-то час. Кому-то день. Но дня у нас нет, придется действовать стахановскими методами. Так что посиди пока подумай. А я за тебя даже признание напишу, — пообещал Стулов.
Стулов сел за стол и положил перед собой лист бумаги.
— Поехали, — сказал он. — «Я, Смолин, Илья Антонович, находясь в состоянии наркотического опьянения, ограбил Юрину М. С. и похитил у нее золотую цепочку. Цепочку я продал на станции Матвеевское неизвестному лицу кавказской национальности. Я искренне и полностью раскаиваюсь в содеянном и прошу суд принять это во внимание». С этим вроде как разобрались. Давай второе. «Я, Смолин, Илья Антонович, с целью грабежа напал на неизвестного мне молодого человека. Я сбил его с ног при помощи бейсбольной биты и сильно избил до тех пор, пока он не потерял сознание. Я забрал у него деньги, зажигалку и записную книжку. Из книжки я узнал, что его зовут Дмитрий Корякин. Еще я хотел забрать его часы, но мне помешали идущие мимо люди. И я убежал. Бейсбольную биту я бросил на месте преступления, чтобы меня с ней не задержали. Потому что на ней оставались следы крови. Это ограбление я совершил, потому что мне были нужны деньги на приобретение наркотиков. Ранее я уже привлекался за хранение и сбыт наркотиков и получил условный срок полгода с испытательным сроком год. Я искренне и полностью раскаиваюсь в содеянном и прошу суд принять это во внимание». Ну вот и все, — Степан, закончив читать, с довольным видом откинулся на спинку стула. — Две подписи, и больше к тебе ни одного вопроса. Ну как?
Илья молчал. «Собственные» признания он выслушал с каким-то отстраненным равнодушием. На его лице застыло туповатое выражение, и весь смысл происходящего казался ему каким-то нереальным и жутким сном. Или неудачным наркоманским путешествием. Но избитое тело, режущий свет милицейской лампы и ухмыляющееся лицо лейтенанта Стулова — все говорило о том, что это явь. Уж слишком они были реальны.
Илья услышал, как за его спиной открылась дверь и, звеня бутылками в пакетах, вошел Киреев. Илья инстинктивно сжался.
— Ну что? Как тут наш обоссавшийся?
Киреев поставил пакеты на стол и повернулся к Илье:
— Все молчишь, обсосок?
— Да ладно, Вань. Подожди. — Стулов продолжал исполнять роль «хорошего полицейского». — Он нормальный парень. Мы тут с ним поговорили, пока тебя не было. Он все понял. Просто он пока никак решиться не может. Зря мы ему сразу всю ситуацию не объяснили. Столько времени потеряли. Пока ты ходил, мы уже и признания написали. Ему их только подписать осталось. Так что сейчас водки выпьем и все оформим в лучшей форме. Так, чего тут у нас?
Стулов принялся разбирать пакеты. На столе появилось две бутылки водки, пластмассовые коробочки с корейскими салатами, несколько замороженных гамбургеров. Засунув гамбургеры в микроволновку, Стулов принялся разливать по стаканам водку. Илье он тоже налил Полстакана.
— Вань, отцепи ему правую руку, — попросил он Киреева, — не самому же мне его поить.
— Да я бы лучше ему пару лишних ребер сломал, — побурчал Киреев. — Вместо того чтобы водкой поить.
Потирая руки, Киреев подошел к Илье. В глазах Ильи отразился ужас, и он еще крепче вжался в спинку стула. Киреев минуту постоял, наслаждаясь испугом жертвы, но потом все-таки отцепил наручнике правой руки Ильи. Звякнув, наручник повис на стуле.
Прозвенела микроволновка, сообщая о готовности гамбургеров. Один гамбургер Стулов положил перед Ильей, рядом с налитым стаканом.
— Предлагаю выпить за сотрудничество и взаимопонимание, — обратился Стулов к Илье. — Твое здоровье.
Киреев выпил молча и сосредоточенно принялся ковырять корейскую морковь.
— Пей, — требовательно сказал Стулов Илье. — Чтобы и почки меньше болели, и башка соображала.
Трясущейся рукой Илья поднес стакан ко рту. Теплая водка резко обожгла горло и провалилась внутрь. Сдерживая подступившую тошноту, Илья ткнулся носом в протянутый Стуловым вонючий гамбургер. Тошнота отступила, через минуту по телу стало расползаться тепло.
Откусив кусок, Илья понял, что ему дико хочется есть. Торопясь, как собака, которая боится, что у нее могут отнять предложенный кусок, Илья вгрызся в гамбургер. От напряжения у него стало сводить челюсти, но, морщась от боли, он продолжал жевать.
— Повторим. — Стулов снова разлил водку по стаканам.
Не дожидаясь приглашения, Илья схватил свой стакан и выпил.
— Смотри-ка, совсем освоился, — Киреев не торопился пить и жестко смотрел на Илью, — скоро ноги на стол положит.
— Просто парню надо прийти в себя.
Стулов настолько вжился в роль «доброго дяди», что, казалось, напомни ему сейчас, чем он занимался в этом кабинете час назад, он бы, наверное, не поверил. Его просто распирало от собственного благородства. Он пододвинул Илье тарелку:
— Хочешь салата?
Поедая салат, Илья пришел в себя. Скорее всего, оказала свое действие выпитая водка. Его сознание сделалось кристально чистым, и все предметы и события вдруг стали предельно отчетливыми и ясными. Первый раз, с тех пор как Илью арестовали в кафе «Радуга», туман, окружавший его, рассеялся, и он на-конец-таки сумел осознать суть происходящего.'
В сидящих перед ним лейтенантах он увидел двух простых подонков. Садистов. Ему вспомнился один приятель юности, даже не приятель — просто знакомый. Он воровал кур у соседей. Но ему было недостаточно просто украсть и съесть. Перед тем как свернуть курице шею, он минут сорок развлекался тем, что колол ее иголками, отрезал лапы или выжигал глаза сигаретой. Илья вспомнил одну та^сую угодившую в лапы этого ненормального курицу. Ей в глаз воткнули горящий окурок, а она даже не пыталась вырваться. Тогда он так и не понял почему. Зато сейчас он осознал это очень ясно. Просто та несчастная курица, которой «не повезло», прекрасно чувствовала всю бесполезность каких-либо трепыханий. Она смирилась с тем, что ей «не повезло», и терпеливо ждала, когда ей наконец свернут шею и обольют кипятком, чтобы выдернуть перья. Ее сопротивление только бы вызвало новую порцию издевательств. А конец все равно был известен. Тому человеку не было нужно никаких показаний, ему просто нравилось мучить.
И Илья понял, что сейчас с ним происходит то же самое. Илья почувствовал, что сегодня он умрет. Может быть, это произойдет через час или через пять часов. Но он умрет. Его никто не собирается выпускать отсюда — ни домой, ни даже в тюрьму. Его будут мучить до тех пор, пока он не подпишет нужные показания, но потом все равно убьют.
Илья удивился, как же он не понял этого с самого начала. Ведь все было так очевидно. Таким показаниям грош цена, если подписавший их человек жив. Любой адвокат, даже казенный, заявит, что показания были выбиты силой. Все-таки за окном не тридцать седьмой год.
Илья посмотрел на лейтенанта Стулова и как будто увидел его насквозь. Прикрывшись благодушной улыбочкой, этот «добрый дядя» внутренне хохотал, глядя на поедающего салат Илью. Хохотал от того, что ему было известно больше, чем Илье. Веселился от собственной божественной всесильности и хитрости. Как же, сумел убедить жертву в том, что все будет хорошо. Точь-в-точь как ту курицу.
Когда тому приятелю наскучили все его развлечения, он придумал новое, последнее. Он отпустил курицу. Поставил на пол и открыл дверь — иди. Какое-то время она не двигалась — не могла поверить. А потом все-таки пошла. Медленно. Ее никто не пытался остановить. А когда несчастная птица переступала порог, дверью ей размозжили голову.
Чтобы хоть как-то избавиться от отвратительного ощущения собственной причастности* Илья тем же вечером отыскал какой-то незначительный повод и устроил драку. Тогда это ему помогло. Тогда он был готов убить этого человека.
Конечно, сейчас ни о какой драке речи быть не могло. Но Илья твердо решил про себя, что никаких показаний подписывать он не станет. Его душу наполнила чудовищная ненависть к этим чавкающим рожам, обладатели которых так легко решили за него его судьбу. Которые считают, что имеют право «играть» с ним как с украденной курицей. Или пойманной мухой, которая будет ползать по столу с оторванными крылышками до тех пор, пока на нее будет интересно смотреть.
Но он не муха. И не курица. Он сумел слезть с героина, хотя шансы были ничтожно малы. Илья вспомнил все свои ломки, жуткие особенно в первый месяц, и ему стало обидно. Какого хрена?! Суметь пройти через такое, чтобы теперь, как девочка, плясать под дудку двоих продажных оперов? Не дождутся.
Илья отодвинул недоеденный салат и взглянул на оперативников. Они курили сигареты и с интересом его разглядывали. Возможно, все это время, пока Илья думал, на его лице отражались внутренние мысли. По крайней мере, сейчас оперативники смотрели на него по-другому. Но может быть, они всегда на него так смотрели? А просто сам Илья видел их теперь по-другому, настоящими.
Киреев разглядывал Илью в упор, не скрывая неприязни. На его лице сквозило выражение, в равных пропорциях состоящее из отвращения и презрения. А какие еще чувства у здорового оперативника мог вызывать этот жалкий, трусливый наркоман, обделавший собственные штаны?
Выражение лица Стулова было сложнее. В нем присутствовало что-то наполеоновское, и именно эта торжественность, как ни странно, вызывала чувство сильного презрения к этому человеку.
— Ну как, созрел? — поставив под стол пустую бутылку, Стулов пододвинул к Илье листки с признанием.
— Я не стану ничего подписывать. — Илья сказал эту фразу ровным голосом, из которого исчезли все малейшие намеки на дрожь.