– А мы выступленьице делаем. Придёте?
– Я беру тридцать билетов, – отвечал Додик.
Старался не отставать от товарища и Сергей Лактионов. На концерт «Сокола» они оба непременно притаскивали всех своих друзей.
«В 1960-х, когда мы начинали, – рассказывает Юрий Ермаков, – Москва была не размытая, не аморфная, какой она стала сейчас. В городе не было посторонних. На улице Горького, на Соколе или на Киевской, где мы гуляли, были компании, в которых все друг друга знали в лицо. В этом котле варились все: и фарцовщики, и проститутки, и просто ребята-студенты, и художники, и Вознесенский с Евтушенко – это была одна мешанина. Это был сложившийся мегаполис со своим характером. Город есть город. Он живёт своей жизнью. Когда человек уютно себя в городе чувствует, он ощущает себя будто в своей квартире, когда кругом и рядом – свои».
Иван Лактионов, младший сын академика, в 1966 году собрал собственную группу «Крестоносцы». Она тоже началась с того, что голландские родственники прислали Ване великолепные гитары Framus и Hoffner – в Москве тогда больше ни у кого не было гитар этих фирм, – да плюс настоящий усилитель, что тоже было немаловажно, поскольку здесь всё было самодельное, сооружённое на базе КИНАПов, зачастую похищенных из кинотеатров.
В состав новой группы кроме Ивана Лактионова, который пел и играл на соло-гитаре, вошли бас-гитарист Сергей Извольский, ритм-гитарист Николай Арсентьев и барабанщик Алик Сикорский. Группа репетировала в подвале Дома культуры «Дукат», затерявшегося в переулках между Маяковкой и Белорусским вокзалом. Вместе с «Крестоносцами» в том же подвале занималась группа «Русь», менеджером которой был журналист Артур Макарьев (с 1970 года он вёл на радиостанции «Маяк» культовую программу «Запишите на ваш магнитофон»). Некоторое время они и концерты давали вместе – «Русь» и «Крестоносцы».
Там же, в ДК «Дукат», с «Крестоносцами» случился судьбоносный казус.
«Коля Арсентьев, который играл у нас на ритм-гитаре, был тихий, спокойный мальчик в очках. Когда он вышел на сцену и увидел громадное количество людей – а конца зала не было видно и народ терялся в темноте, – он сказал: „Я играть не буду!” – и ушёл», – вспоминает Алик Сикорский.
Тот концерт «Крестоносцы» доигрывали без ритм-гитариста, а потом Алик Сикорский привёл на освободившееся место своего приятеля Константина Никольского, что послужило поводом переименовать группу из «Крестоносцев» в «Атланты».
«Я тогда, как, впрочем, и сейчас, был роста ниже среднего, но так как сидел за барабанами, то не было видно, какого я роста, а Ваня Лактионов, Серёжа Извольский и Костя Никольский были высокие ребята, под два метра. И поскольку такие три орла стояли впереди, то мы и решили назваться „Атлантами”», – так объясняет происхождение названия своей группы Алик Сикорский.
На первой же репетиции выяснилось, что Костя Никольский умеет играть в новомодном стиле, то есть по-ритм-энд-блюзовому, в стиле The Rolling Stones подтягивает струны. Эта манера игры, а также песни на русском языке, которые сочинял Никольский, немедленно сделали новый ансамбль невероятно популярным среди столичной молодежи.
В 1970 году семья Лактионовых переехала в новую квартиру, ближе к Пушкинской площади, в тот дом, на котором ныне висит мемориальная доска. В 1972 году академик живописи А. И. Лактионов умер, оставив детям огромную пятикомнатную квартиру. Поскольку после смерти отца надо было как-то выживать, Ваня Лактионов бросил ансамбль и по примеру своего товарища Серёжи Извольского поступил в медицинский институт. Но музыка взяла верх, и, проучившись два года, он бросил медицинский и пошёл работать в ансамбль Майи Кристалинской.
А потом он стал торговать… аквариумными рыбками. Вся его квартира была заставлена аквариумами, а на Птичьем рынке у Вани было именное место, над которым на дереве ножом было вырезано его имя – Иван Лактионов.
«Многих моих друзей жизнь после смерти родителей подломила, – говорит Алик Сикорский. – Это были ребята из семей дипломатов, известных музыкантов, влиятельных журналистов, популярных театральных режиссёров или драматургов, которые были воспитаны в домах с домработницами. Пока их родители были живы, они чувствовали себя спокойно, но когда они сами вышли в люди, то вдруг выяснилось, что денег, которые они зарабатывают, хватает лишь на портвейн да на оплату коммунальных услуг. И люди почувствовали себя слабо, оказалось, что они никому не нужны. В итоге почти все мои друзья по мужской линии фактически спились. Ваня Лактионов тоже, к сожалению, не выдержал удара. Он очень тяжело переживал смерть отца и умер в конце 1980-х…
И Серёжа Извольский тогда же умер. После того как он закончил медицинский институт, он стал директором женского сумасшедшего дома. И вот как-то раз он пришёл домой, лег почитать газету и – умер…»
Знаковым местом 1970-х стало кафе «Лира», расположенное в дальнем конце Пушкинской площади, в начале Большой Бронной. Тогда огромное значение стало придаваться качеству интерьера, и кафе «Лира» пользовалось популярностью в широких массах именно потому, что внутри оно было отделано «под Запад». Недаром именно в «Лире» снимался знаменитый эпизод из кинофильма «Семнадцать мгновений весны», в котором к Штирлицу, пришедшему в ресторан на встречу со связным, приставала пьяная дама с лисой.
Вечерами у входа в «Лиру» выстраивалась огромная очередь из тех, кто жаждал хоть чуточку прикоснуться к «западной» жизни. А известные люди приходили сюда днём, к открытию, когда народа ещё не было и скучающий бармен был готов экспериментировать с самыми фантастическими пропорциями различных напитков – лишь бы цена с прейскурантом сходились.
После того как в 1975 году на Пушкинской площади открылась станция метро, у памятника Пушкину началась тусовка хиппи. С лёгкой руки этого весёлого народа улица Горького вновь поменяла своё название. Теперь она стала называться на хипповый манер – «Стрит».
Несколько тусовок, например тусовка Кактуса, который обитал на Маяковке, или тусовка Юры по кличке Солнце, который верховодил на самой «Пушке», составляли «систему». Тотемом «Пушки» был Михаил Красноштан. Иногда он собирал вокруг себя «пионеров» и рассказывал им волнующие истории про путешествия и автостоп, с помощью которого хиппи добирались в Крым или Прибалтику. Потом в магазин «Российские вина» отряжались гонцы, которые закупали портвейн (водку хиппи почти не пили), после чего молодёжь ехала к кому-то на квартиру, но чаще разбредалась по близлежащим дворам, где и выпивала.
Компании на «Пушке», разумеется, делились по интересам, там собирались и любители музыки, и художники, и просто какие-то приблудные ребята, которым не было интересно ни то ни другое, зато они любили портвейн. Туда приходили не только москвичи, там бывали люди из Питера и даже из Прибалтики. Если молодой человек приезжал в Москву и ему негде было остановиться, он шёл на «Стрит», знакомился там с длинноволосыми, и они указывали ему адрес флэта, то есть квартиры, где можно было переночевать.
Каждые выходные в Москве проходили какие-нибудь концерты. Устроители сейшенов специально отряжали на «Стрит» людей, которые оповещали всех, кто там тусовался, где и когда будет проходить очередной сейшен.
«Пушка» цвела и пахла целых десять лет, с 1975 по 1985 год. Когда на Пушкинской площади стало слишком людно, хиппаны нашли новое место для тусовки – «Гоголя», то есть скверик на бульваре у ног памятника Гоголю.
После того как хиппаны ушли с «Пушки», там ещё продолжали тусоваться панки и байкеры. Но когда в конце 1980-х и они покинули «Стрит», улица Горького перестала быть витриной отечественных субкультур.
В 1990-х годах улица Горького получила своё исконное имя и стала называться, как в добольшевистскую старину, Тверской улицей. Но вот что интересно: многие из тех, кто в советское время придумывал улице Горького различные псевдонимы, не приняли этого названия и теперь называют Тверскую улицу не иначе как улицей Горького, потому что это – имя их победы.
Подвал на Соколе – дважды герой рок-н-ролла
Московский район Сокол считается одним из самых необычных столичных районов, поскольку здесь с 1950-х годов живут люди, двигающие нашу российскую авиапромышленность. Возможно, именно потому среди обитателей этого района уже тогда был невероятно популярен рок-н-ролл (а позднее и биг-бит), что и эта музыка, и создание самолётов находились на острие современной жизни. В доме № 69 по Ленинградскому проспекту проживал, например, авиаконструктор А. С. Яковлев, очень любивший музыку Элвиса Пресли, свежие записи которого ему доставляли из Лондона самолётом. Его сын Владимир учился в школе № 705 и постоянно приносил одноклассникам новейшие пластинки. Среди тех, кого Яковлев-младший увлёк новой музыкой, были Юрий Ермаков и Игорь Гончарук, будущие участники ансамбля «Сокол».
Недалеко от метро «Сокол», на улице Ново-Песчаная жил 20-летний парнишка Юра Айзеншпис. Он принадлежал к тем бесстрашным людям, в кругу которых зародился современный российский бизнес. Тогда в милицейских сводках их называли фарцовщиками. Зато молодые ребята и девчонки 1960-х, которые хотели выглядеть модно, стильно и современно, величали Айзеншписа не иначе как «спасителем», поскольку он мог достать любой дефицит: от рубашек-батников до итальянских ботинок с узкими носами. Но истинной его страстью было коллекционирование пластинок с записью биг-бита и рок-н-ролла.
Осенью 1964 года Юрий Ермаков, Игорь Гончарук и Юрий Айзеншпис встретились около метро «Сокол». В руках у Айзеншписа была пластинка «Hard Days Nights» английской группы The Beatles. С этой встречи, собственно, всё и началось…
Здесь, у метро, был асфальтовый пятачок, на котором по вечерам тусовалась местная молодёжь. Впрочем, слова «тусовка» и «тусоваться» тогда, в 1960-х годах, ещё не использовались. Это были просто уличные знакомые, которые после работы или учёбы собирались вместе, чтобы обменяться новостями, договориться о каких-либо совместных мероприятиях или просто выпить пива.
Если пройти вперёд еще шагов сто, то сразу за домом № 75, или, как его называли в народе, «генеральским» домом, так как долгое время в нём предоставляли жильё семьям высокопоставленных военных, асфальт заканчивался. Дальше стояли обычные деревенские дома, вдоль которых текла игривая речонка. На её изумрудных берегах летом паслись куры да козы. Весной река выходила из берегов, и тогда из окон квартиры, в которой жил юный Юра Ермаков, можно было наблюдать, как люди из деревянных домов спешно перетаскивали на крыши весь свой скарб. Потом непослушную речку загнали в бетон, а на месте деревни стали строить большие дома. Проложили новые улицы. Стоявшие во дворе «генеральского» дома бараки снесли, и на их месте разбили сиренево-акациевый парк.
Ещё одна примета наступавших новых времён: в сторону деревни Щукино и дальше – до военного городка – радостно задребезжал трамвай, а молодёжь оттуда подтянулась к асфальтовому пятачку возле метро, где и прошла курс обучения современным нравам и ритмам.
Неподалеку находился ещё один оазис цивилизации – район, где жили сотрудники Курчатовского института. Там не было метро, поэтому тамошняя молодёжь тоже тянулась к «Соколу».
Все эти ребята вскоре станут постоянными зрителями на концертах группы «Сокол».
Название группы тоже появилось благодаря этому столичному району. Наши герои потратили немало времени, чтобы придумать, как назваться. Сначала они хотели, чтобы название группы имело множественное число, по образцу The Beatles или Rolling Stones. Но как-то раз музыканты в сопровождении большой компании спускались в метро, чтобы ехать в центр, и кто-то из друзей предложил взять название «Сокол». Ребята попробовали слово на звук и почувствовали, что звучит оно и ярко, и броско, и современно, и даже Москва в нём присутствует. На том и остановились…
…Итак, все началось с The Beatles.
«Нам очень мощный толчок дали The Beatles, – вспоминал лидер группы „Сокол” Юрий Ермаков. – До них ведь англоамериканская рок-сцена строилась совсем по иным законам, она состояла из разрозненных звёзд, которые требовали обращения к себе как к идолам и были страшно далеки от народа – все эти Нил Седака, Пол Анка, Клифф Ричард. А The Beatles показали, что рок-группа может появиться в каждом подъезде. Вообще я должен сказать, что тенденции, касающиеся моды, музыки, общие для всего мира. Они способны преодолеть любые идеологические барьеры, их не в состоянии сдержать никакие стены, никакая цензура. Конечно, в разных странах есть какие-то отличия, но шарм и имидж поколения, как правило, едины для всего мира. Это – глобальный процесс, идущий по всему миру. И у нас было всё то же самое. Мы собрались, купили гитары по 7 рублей 50 копеек и начали учиться на них играть. Потом распределили роли: „Ты будешь играть на бас-гитаре, – сказал я своему однокласснику Игорю Гончаруку, – а я буду играть на гитаре и петь”…»
Но два человека – это мало, это ещё не группа. Тогда Юрий Айзеншпис познакомил Юру Ермакова и Игоря Гончарука с музыкантами из распавшейся тем летом группы «Братья» – барабанщиком Сергеем Тимашовым и клавишником Вячеславом Чернышом.
«Братья» – это коммерческий проект, которые был готов играть на танцах всё, что попросят: от «Цыганочки» до «Rock Around The Clock». Именно эта вкусовая неразборчивость и не нравилась Сергею Тимашову и Славе Чернышу. Они были продвинутые ребята и завзятые англоманы, поэтому, когда Юрий Айзеншпис предложил им принять участие в создании настоящей бит-группы, эта идея прошла на ура. Так сложился первый состав группы «Сокол» (впрочем, в дальнейшем в команде будут меняться только барабанщики).
«Они были музыкантами, а я – человек, который должен был всё организовывать. На Западе такой человек называется импресарио, – вспоминал однажды Юрий Айзеншпис. – Действуя по наитию, я понимал, что нужно вкладывать в эту группу средства, финансировать её, заниматься техническим оснащением. До тех пор пока я с ними не познакомился, они играли на самодельных инструментах, прикрепив звукосниматели к обыкновенным шестиструнным акустическим гитарам. И вот на те деньги, которые я сумел в двадцать лет заработать, занимаясь коллекционированием и обменом пластинок, я купил ребятам первые „фирменные” инструменты».
Юрий Айзеншпис договорился с умельцами из НИИ ФК – Научно-исследовательского института фото– и кинематографии, – что они сделают для его группы пульт, усилители и колонки. Это были огромные, тяжёлые и неуклюжие ящики, которые, однако, звучали очень неплохо для того времени.
Однажды в газете «Комсомольская правда» появилась небольшая заметка о том, что в городе Муроме выпустили первую партию советских электроорганов «Юность». Узнав об этом, Айзеншпис и Черныш на такси отправились во Владимирскую область за новинкой. Путь был неблизкий, и они приехали к самому закрытию магазина. Всеми правдами и неправдами они уговаривали грузчиков, которые ещё оставались в магазине, продать им орган с заднего крыльца. В Москву Айзеншпис и Черныш вернулись уже поздно ночью, но радостные и довольные, с первым отечественным электроорганом «Юность» в руках. Возможно, они были его первыми покупателями…
Той же осенью 1964 года группа начала репетировать в подвале дома № 75 по Ленинградскому проспекту. Эту репетиционную базу пробил отец Юрия Ермакова – генерал, командующий ПВО страны. В юности он был тапёром, озвучивал в кинотеатрах немые фильмы, поэтому великолепно играл на скрипке, отлично – на рояле и своих детей воспитывал в любви к музыке, поощряя их музыкальные устремления. Когда он узнал, что сын Юра с друзьями создал бит-группу и им необходимо где-то репетировать, он попросил коменданта «генеральского» дома полковника Волкова предоставить ребятам подвал для работы. Вообще это было бомбоубежище, но в мирное время дворники хранили там свои лопаты и мётлы, а одна из комнат подвала была превращена в актовый зал с небольшой сценкой и рядами деревянных кресел – там жилконтора проводила свои собрания.