Она молчала. Потом сказала, уже спокойно:
- Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, и потому оставим эту тему.
Мы подошли к остановке трамвая-“десятки”.
- Может, сейчас объяснишь, куда мы путь держим?
Катя облизнула тонкие губы. Улыбка на них вернулась, натянутая, но лучше уж такая.
- Помнишь Инну Романовскую?
Ее голос был подчеркнуто равнодушным.
Я не ответил сразу. Я помнил Инну, и поэтому не ответил сразу. Будто почувствовал запах моря и течение песка между пальцев. И танец, медленный танец.
- А что? - спросил я.
- Да вот видела ее недавно.
- Ее? Она здесь? Не уехала?
- Куда она денется, - фыркнула Катя полупрезрительно. - Вкалывает в какой-то задрипанной школе, домой возвращается затемно. А в ее трущобе мало ли что может случиться. Там хватает и пьяни, и наркоманья… и прочей мерзости.
- Что ты хочешь сказать?
Я не мог скрыть волнения, как ни пытался, слишком это было неожиданно. Катя действительно застала меня врасплох и открыто наслаждалась этим. Инна. Инна Романовская, которая больше всего на свете хотела уехать из этого города, говорила, что здесь ее ничего не ждет, - здесь. Совсем рядом все это время.
- Я хочу сказать, - Катя шагнула в сторону подъезжавшего трамвая, - что она кому-то сильно запала в душу. Или не в душу, что, собственно, неважно.
Я дернул ее за руку.
- Поехали на такси, смотри, людей хренова туча.
- На такси? В Буденовку? Это гривен двадцать-двадцать пять, Воронцов, не гони.
- Да плевать. - Я достал из кармана бумажник, там было два полтинника и три двадцатки, не считая кредиток. - Поехали.
Катя пожала плечами.
- Твои бабки.
Пока я вызывал машину по мобильнику, она стояла чуть в стороне и не сводила с меня взгляда, которого понять я не мог. Вряд ли мобила произвела на нее такое впечатление, но другого варианта не придумывалось.
Через минуту мы уже неслись по малоосвещенным улицам.
- Так что там с Инной? - я был нетерпелив и уже не пытался скрывать, мне просто стало все равно.
- Пока ничего. - Катя зевнула, прикрыв ладонью рот. - Парочка мелких мертвых ублюдков следят за ней вот уже два дня. В смысле, две ночи. Твоя девочка когда приходит, кормит собаку, но эти два дня ее сестра была дома, и мама. А сегодня она одна. И когда выйдет во двор, то может назад не зайти.
- А ты что там забыла?
- Не твое собачье дело. Считай, что это совпадение.
Мы выбрались в кромешную тьму. Насколько я помнил, Инна жила через два переулка, я тащился как слепой котенок, зато Катя уверенно двигалась в нужном направлении, то и дело роняя “осторожно”, иначе я переломал бы ноги. Наконец мы добрались до ее улицы, освещенной одиноким заляпанным грязью фонарем.
Чем ближе мы подходили к дому Инны, тем более я замедлял шаг. Ее силуэт маячил в окне за неплотной шторой, и я поймал себя на мысли, что сильнее сильного хочу одного. Чтобы Инна подстриглась и сделала какое-нибудь красное колорирование, чтобы сменила имидж и купила очки с цветными стеклами. Где твои крылья, которые нравились мне? Чтобы эти пять лет изменили ее хоть на долю процента так же, как меня.
Собака залилась истерическим лаем, и мы спрятались за угол забора. В этот момент Катя ткнула меня в спину.
- Тс-с. Вон, смотри.
К калитке приближалась тень, небольшая и слегка неуклюжая. Он двигался медленно и осторожно, будто чувствовал наше присутствие, но на уровне очень недавно умершего.
- Детка Черныша, - сказала Катя мне в щеку, и я отклонился.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
Во всяком случае, стало ясно, что Катя делала в этой богом забытой дыре несколько раз подряд. Следила за теми, кто носил в себе кровь ее любимого. Вот вам и совпадение.
Дверь скрипнула, открываясь, и раздался голос:
- Берта, да что с тобой?
Только сейчас я обратил внимание, что собака продолжает истошно голосить.
Тень подобралась к забору, и моя ярость достигла точки кипения. Я выскочил так быстро, как мог, повалил его на землю и оседлал сверху. Он и вправду был очень юн, лет пятнадцать, не больше. Черныш, вот же чертов кретин… Кажется, я напугал его, потому что он лежал не двигаясь и только смотрел на меня огромными глазищами.
- Что же ты творишь, гаденыш мелкий, - шепнул я прямо в эти широко распахнутые черные колодцы, - тебе же как жертве куча денег положена, ты же за них можешь залиться под завязку…
Кажется, он начал понимать, что я скорее пища, чем угроза, и пока это осознание не успело укрепиться и он не оторвал мне руки, я достал из кармана небольшой пистолет и прижал к нему. Вообще я им никогда не пользуюсь - это и не оружие даже, ведь надо быть так близко, чтобы убить. Игла пробила кожаную куртку, плоть и безошибочно вошла в сердце - он вздрогнул, почувствовав укол, на поверхность темных колодцев выплеснулась вода и боль. Не давая ему опомниться, я нажал на спуск. Его сердце раскрылось, беззвучно, как бутон, разбилось внутрь себя, как супернова. Это было быстро, он даже не вздохнул, только дрогнули ресницы, пальцы медленно разжались и отпустили меня. Я залез в его нагрудный карман и достал оттуда какой-то документ. Кажется, ученический.
В следующий момент я увидел Инну. Она вышла на освещенный порог, не решаясь ступить еще несколько шагов.
- Кто там?
- Это я, - мой голос звучал незнакомо. Почему я ответил? - Воронцов.
- Даня? Это ты?
Я вошел в калитку и медленно подошел к порогу, заставляя ее отступать. Наконец она вернулась в пятно света от фонаря.
- Это я.
- Что ты делаешь здесь?
Я смотрел на нее и не мог ответить. Не было этих пяти лет, потому что она была такой же, как на выпускном, - длинные волосы текли по плечам, будто песок в песочных часах, в глазах плескалась тревога и еще другая эмоция, такая сильная, что пересыхало в горле. Крылья никуда не делись, и в отличие от моих, были все еще белыми…
- Напугали тебя? - спросила Катя из-за моей спины.
От Катиного присутствия собака замолкла, будто подавилась лаем, и, утробно рыча, спряталась в будку.
- Да Берта уже несколько дней беспокоится… не знаю… - машинально ответила Инна, не отрываясь от меня, но потом спохватилась. - Ты Катя, да? Климович?
- Да.
- Холодно же, нужно войти в дом. Пойдемте. Катя, захо…
- Нет, - оборвал я ее, поспешно, и получилось грубо. - Не приглашай ее.
“Не приглашай ее, иначе потом она войдет без приглашения” - мелькнуло в Катиных глазах, она пренебрежительно пожала плечами и зацепила у меня из кармана пачку сигарет.
- Спасибо, не стоит. Я подожду тут.
Не дожидаясь сопротивления, я втолкнул Инну в дверь. Она все равно была в шоке и покорно дала завести себя в дом. Боже, опять держать ее, как в танце, в том последнем танце на выпускном, когда ее волосы текли по моему лицу, а она говорила о будущем. Уже тогда я знал о своем будущем, но не мог отказать себе в этом танце. Не мог.
- Даня, ты… Я знала, что ты вернешься, - говорила она, держась за мои руки, а я смотрел и не мог насмотреться. Ничего не ждало ее в этом городе, вот уж правда, но она-то ждала. Пять лет.
- Я не… Послушай, Инна… Да послушай же! - я легонько встряхнул ее. - Пообещай, что ближайшие два дня не будешь выходить на улицу после темноты. Пожалуйста.
- Что…
- Инна, пообещай. Два дня. Это очень много значит.
- Ну хорошо, я… - Она встряхнула головой и отвернулась. - Ты ведь не вернулся, да? Ты не вернулся.
Я поцеловал ее волосы, умирая от желания пропустить их сквозь пальцы, снова почувствовать это течение песка. Песчинок ее времени, которые закончатся так быстро. Она смотрела, когда я уходил, и этот взгляд не отпускал, держал изо всех сил… но я вышел.
Кати во дворе не было. Я обнаружил ее над трупом.
- Что ты с ним сделал? - спросила она глухо. - Как ты это сделал?
- Не знаю, - ответил я, но тут же замолчал, увидев ее лицо в свете фонаря. По ее щекам текли слезы, и они были прозрачные. Совсем прозрачные.
- Катя, ты что, с ума сошла? Какого черта ты голодаешь?
Я не успел договорить, она бросилась на меня и припечатала к земле единым четким движением, по моей же технологии. Потом наклонилась, рванула за воротник и укусила, сильно, почти пробив кожу. Чувство, как от хорошей затрещины.
- Дура, - я сбросил ее, и она откатилась в сторону. - Больно же, меня чуть кондрашка не хватила. Теперь точно синяк будет.
- Ты же этого хотел. Чтобы я поела, - сказала она бесцветным голосом, раскинув руки и уставившись в небо, повторяя позу убитого мной монстреныша.
- Я не этого хотел. Я спросил, почему ты голодаешь.
- А ты, мать твою, как думаешь? Тебе не приходит в голову, что у меня элементарно Нет Денег?! - Она запустила пальцы за шарф и потянула, будто задыхаясь. - Боже, да я от одного этого запаха сейчас сдохну!!!
Внезапно я понял, о чем она говорит. О сырой земле. С самого начала нас окутывал густой и неистребимый запах сырой земли, только для нее он значил другое.
На этот раз я не нашел что ответить. Просто присел недалеко от нее, не зная, то ли обнять ее, то ли ударить. Как вампиры справляются с истериками?
- Ты думаешь, Воронцов, что деньги нам с неба падают? - Теперь слезы были в ее голосе. - Мы пашем как ниггеры, чтобы платить за это все - за хавку, за страховку. Нет, мы хуже ниггеров. Мы рабы без выбора. Там нечем дышать, там темно и страшно, ты не знаешь, как там страшно…
- Где?
- В шахте!!! - заорала она мне в лицо, я отдернулся, но она повернулась и крепко вцепилась в меня руками. - В аварийных шахтах, куда людей давно не посылают! Только с некоторых пор добывают там не уголь… Ты представь, какая экономия - нам ни света не надо, никаким газом нас не отравишь, да и силу с вашей не сравнить. И все бы хорошо, вот только там случаются обвалы. И мы остаемся там, под землей, но не умираем. Долго-долго не умираем, Воронцов… так долго… просто лежим и ждем. Только никто не приходит. - Она опять начинала задыхаться. - Если сможешь, то сам откопаешься, а нет… Черныш не хотел так, и я не хотела, ты понимаешь? Ты хоть что-нибудь понимаешь, золотой мальчик?
Я засунул руку в карман и достал из бумажника двадцатку. Потом еще одну.
- Возьми, Кать, а потом что-нибудь придумаем.
- На хрена мне твои деньги? - взвизгнула она. - Ну на раз, на два. А дальше? Что хотите делайте, но под землю я вернусь только мертвой.
- Хорошо.
Я оставил деньги на земле и медленно пошел по улице.
- Попроси за меня, - догнал меня ее тихий голос, уставший и будто бы совсем неживой.
- То есть?
Она сидела на земле, смотря на меня снизу вверх.
- Я же знаю, ты имеешь к этому всему какое-то отношение. - Я хотел что-то сказать, но она остановила меня жестом. - Не отрицай, я не полная идиотка. Посмотри на свою одежду, на мобилку, у тебя даже кредитки есть. Это в планетарии так платят?
- Катя… есть много способов…
- Да ладно, это тысяча мелочей - имеющий глаза да увидит, имеющий уши… Слышал бы ты себя - “вечные вопросы пролетариата”… Ты не испугался, когда я бросилась на тебя, я это на раз-два-три чувствую. И еще он, - она кивнула в сторону трупа. - Я уже видела такую смерть… Ты человек, и вряд ли имеешь доступ к руководству, тем более к высшему, ты скорее всего шестерка, где-то на побегушках… но все-таки варишься в этой каше. Попроси за меня. Пожалуйста.
- Катя, не неси ерунду. И возьми деньги.
Я резко отвернулся, но тут Катя догнала меня, обхватила руками и прижалась лицом к моей груди.
- Мне эти деньги твои не помогут.
- Что ты наделала?.. Ты что, просрочила страховку? - Собственный голос казался мне каким-то далеким и растерянным. - Да? Просрочила?
- Данечка, я так боюсь. Я не могла без него, мне было плохо. Я пыталась закончить фреску… ту, возле нашего кафе… Я думала, что лучше умереть, а деньги тратились… А теперь меня убьют. Я не хочу. Попроси за меня, сделай что-нибудь, прошу тебя.
Только сейчас вся тоска по Чернышу, ужас перед жизнью и жажда жизни вылились в полной силе, окатили меня будто водой, ледяной и горячей одновременно. Я замер на мгновение, прошитый этой болью… и в то же время понимая, что понятия не имею, что чувствует она сама.
- Все уладится, - сказал я неубедительно.
Утренняя песня проела мне мозги, отделяясь фразами, похожими на заклинание. …Кто мы и что мы - все не решим, все ищем в газетах пророчества… светлая память всем выжившим, светлое вам одиночество… Да, им память, а мне - одиночество, только очень вряд ли светлое. Я отпустил Катю, и она нырнула во мрак, то ли поглощенная им, то ли сама будучи его частью. Я искал ее присутствие, пока мог, и даже когда она исчезла, смутно ощущал, что она недалеко. Может, отошла на несколько шагов и снова легла на сырую холодную землю, чтобы видеть небо. Или ушла далеко-далеко, как только можно, рискуя попасться тем, кто контролирует границы города и убивает без предупреждения.
Да, слишком много желающих, да, слишком жесткие правила… только желающих почему-то меньше не становится.
…Пусть повезет и вам хватит сил, или земля станет ватою тем, кто давно уже выучил эту науку проклятую - как жить, замерзая от холода, жить, не любя и не веря, в пасти огромного города…
Я взял мобильник и вызвонил мою любимую машину.
*
Этот джип мне нравился больше других машин - хотя он и был великоват, но ездил мягко и беззвучно, как метель. Я сел вперед, рядом с водителем.
- Все в порядке? - спросил он.
- Будет, если ты по-быстрому подберешь труп, который валяется за углом.
Он исчез буквально на несколько секунд и легко, как перышко, забросил мертвое Чернышово творение назад.
- В офис, Валь, - сказал я, поудобнее устраиваясь. - Сделай Шумахера.
- Сделаю, - пообещал он, и машина неслышно рванула с места. Я смотрел в окно на темную слабо освещенную ночь. Ни свет в салоне, ни фары мы не включали - мне лучше думалось в темноте, а моему водителю они были нисколько не нужны.
Мы объехали планетарий и остановились перед нашим входом. Водитель открыл передо мной дверь.
- Закинь его в крематорий и возвращайся, - бросил я и вошел в холл. Уборщица как раз заканчивала мыть полы, она увидела меня и заулыбалась.
- Здравствуй, Данилушка!
- Здравствуйте, Анна Андревна, - улыбнулся я ей навстречу, - как ваше ничего?
- Да понемножку, спасибо, сыночка. - Старуха подняла ведро и поволокла в подсобку, я едва подавил желание помочь ей. Она мне нравилась, в конце концов, ночью мы с ней были единственными людьми на все эти этажи. И только она так со мной разговаривала, а иногда даже я испытывал в этом потребность.
- Бросайте вы ваши тряпки, сейчас Валентин по делам сгоняет и отвезет вас домой.
Я вошел в лифт, не вслушиваясь в ее благодарности. Мне сейчас просто хотелось что-то такое сделать.
Секретарша Анжела прилежно вкалывала на рабочем месте за компьютером - судя по выражению лица, пасьянс благополучно сходился. Конечно, блондинка, конечно, длинноногая, конечно, умерла еще до моего рождения. Суперинтеллектом не хвастает, но расторопна и с безупречной памятью - ходячая база данных, иначе я давно пустил бы ее в расход. А так плачу достаточно, чтобы хватало на настоящий донорский продукт, а не суррогат, и прощаю разные мелочи типа пасьянса и легкого перебора в макияже.
В одном Катя была, несомненно, права - не все живут так, не всем нужно искать под землей камешки для других, чтобы выживать. Одни всегда равнее других. А что такого? Все как у людей. В конце концов, это действительно на пользу городу. Глядишь, к ноябрю и метро откроется.
Увидев меня, Анжела расцвела - будто если я человек, то не отличу сосредоточенную работу над документами от сосредоточенного сражения с “косынкой”. Пять лет в таком коллективе даром не проходят.
- Чем порадуешь? - спросил я, опираясь о ее стол.
- Влада велела быть могилой. Если я расскажу, она с меня три шкуры снимет.